Троя. Падение царей

Геммел Дэвид

Одиссей услышал предсмертный вздох.

Потом наступила тишина.

Гектор был мертв.

Одиссей опустился на одно колено; сердце его разрывалось. По ту сторону круга он увидел, как Тибио, щитоносец Ахилла, сделал то же самое, а за ним и все мирмидонцы. Потом один за другим все окружавшие поле боя, до последнего человека, опустились на колени в знак уважения к двум великим воинам.

Остался стоять лишь Агамемнон. Он сердито повернулся и пошел прочь.

Одиссей склонил голову, сердце его сжималось от мысли о том, какую роль он сыграл

в смерти двух героев.

Потом в тишине он услышал шипящий звук. Во рву перед ним угли гасли, выбрасывая облачка пара. Одиссей поднял глаза к небу. Незаметно для всех, пока шла титаническая битва, наверху собрались грозовые тучи. Прямо на глазах Одиссея становилось все темней, потом раздался оглушительный удар грома, в небе над троянскими стенами мелькнула молния. Небеса разверзлись, и хлынул дождь.

Одиссей понятия не имел, сколько он простоял на коленях, в грязи, под дождем. В конце концов он начал сознавать, что рядом ходят люди, и устало открыл глаза. Мирмидонцы собрались вокруг Ахилла, готовясь его унести.

Одиссей поднялся и пошел к арене. Рыжебородый Тибио стоял возле тела Гектора.

– Ты вернешь Гектора в его город? – спросил Одиссей.

– Верну, царь, – ответил воин. – Если бы великий Ахилл был жив, он бы с честью вернул павшего героя. А потом я заберу мирмидонцев, и мы отплывем домой. Наш царь пойдет на погребальный костер, но не в этом проклятом месте.

Одиссей кивнул. Внезапно он понял, что люди вокруг него замолчали и что единственный звук, который он слышит, – это стук дождя по металлическим доспехам. Он поднял глаза и увидел Андромаху. Она шла к ним сквозь дождь, облаченная в длинный хитон цвета алого пламени, с высоко поднятой головой.

Андромаха подошла к Одиссею. Лицо ее было бледным, волосы облепили голову и плечи, но он подумал, что перед ним самая красивая женщина из всех, кого он когда-либо видел. «Геликаон прав, – подумал он. – Ты и вправду богиня».

Андромаха посмотрела на тело Гектора, а когда снова подняла глаза на Одиссея, они были полны слез.

– Ну, Рассказчик историй? Ты доволен делами этого дня?

– Двое моих друзей мертвы. Какого ответа ты от меня ждешь, девочка?

– Ответа, что теперь все кончится, что ты вернешься на свои корабли и отправишься домой.

– Я вернусь на свои корабли и отправлюсь домой.

Она недоверчиво выгнула брови.

– Неужели?

– Итакийцы покидают это место, – ответил он. – Я не верю, что жрец по собственной воле отравил клинок, убивший Ахилла.

Одиссей испытующе посмотрел на Тибио, и тот покачал головой.

– Я подозреваю в этом руку Агамемнона, – согласился Тибио. – То было злое дело.

– Это мирмидонец Тибио, – сказал Одиссей Андромахе. – Он позаботится о том, чтобы тело Гектора с почестями вернули в город. Потом соберет армию Ахилла и вернется домой, в Фесаллию. А я вернусь к Пенелопе и моему новому сыну, который родится на праздник Деметры.

Он увидел надежду в серых глазах Андромахи и

быстро ее погасил.

– Мы когда-то заключили соглашение, ты и я, говорить друг другу только правду.

Она кивнула, вспомнив бухту Голубых Сов, где они впервые встретились.

– Агамемнон не вернется домой со своими армиями и флотами. Троя падет, Андромаха. Дождь тебя не спасет. По правде сказать, дождь означает всего лишь, что все в городе будут убиты раньше, чем умрут от жажды.

У нее перехватило дыхание от этих грубых слов.

– Трою нельзя спасти.

Одиссей посмотрел на слушающих его воинов и снова взглянул в глаза Андромахи.

– Но если ты хочешь спасти своего сына, – сказал он, – посмотри на север.

Отвернулся и оставил ее стоять, убитую горем, под дождем.

Агамемнон был взбешен. Он шагал по дороге ко дворцу, окруженный микенскими воинами и последними двумя бойцами отборного отряда. «Неужели никто не может выполнить простейший план?» – думал он. Жрецу полагалось незаметно смазать клинок ядом, пока все наблюдали за битвой, потом бросить фиал в горящие угли. Вместо этого он из жадности оставил фиал себе, и жадность его погубила. А что касается докучливого Одиссея, с ним давно уже следовало бы разобраться. Теперь его полезность не окупала его въедливости.

Агамемнон стремительно вошел в мегарон, где уже собрались цари, весело осушая кубки с вином. Когда они увидели Агамемнона, веселье их угасло. Он знал, что цари считают его труднопредсказуемым человеком, и это радовало его.

Агамемнон осмотрелся, вздохнул и покачал головой.

– Наш великий Ахилл мертв, – печально сказал он. – Величайший из наших воинов пал жертвой предательства.

Кайгонес из Ликии посмотрел на него, прищурясь.

– Да, такая трагедия для всех нас, – сухо заметил он.

– Я слышал, мирмидонцы говорят, что теперь они уплывут отсюда и заберут тело Ахилла домой, – заплетающимся языком проговорил Менелай.

Он большую часть дня поглощал неразбавленное вино.

– Нам не нужны мирмидонцы. Тем больше добычи достанется остальным, – с удовольствием сказал Идоменей.

Двери открылись, и вошел Одиссей в сопровождении старого Нестора. Царь Итаки с красным от гнева лицом подступил к Агамемнону.

– Убеди меня, царь, что ты не приказывал проклятому жрецу отравить меч Гектора! – взревел он.

Агамемнон спокойно ответил:

– Это безумие, Одиссей. Зачем я стал бы отравлять нашего лучшего воина?

– Затем, клянусь великим Зевсом, что для тебя никогда не было достаточно одной смерти. Ты хотел, чтобы они погибли оба! А если бы клинок Ахилла был отравлен, а Ахилл выжил бы и узнал об этом, он сам бы тебя убил, как собираюсь убить я за твои сегодняшние грязные делишки!

Агамемнон отскочил и вытащил меч, а его бойцы встали рядом с ним с мечами наготове. Царь битв был полностью готов к бою. Он давно уже надеялся увидеть, как надоедливый Одиссей лежит на полу, истекая кровью.