Троя. Падение царей

Геммел Дэвид

Каллиадес улыбнулся.

Борос, очевидно, ободренный этой болтовней, обратился к Баноклу:

– Командующий, у меня есть просьба.

– Какая? – буркнул Банокл без интереса.

– Когда мы выиграем эту войну, я бы хотел вернуться к своей семье на Родос.

– А зачем ты мне это говоришь? Мне плевать, что ты будешь делать, – Банокл хмуро посмотрел на него.

Борос нерешительно глядел на командующего, как глядел бы на незнакомого и, возможно, опасного пса. Потом сказал:

– Но у меня нет колец, господин.

Я был со скамандерийцами больше года, но мне заплатили только один раз, на праздник Персефоны, когда я получил три серебряных кольца и шесть медных. Теперь они кончились, а кольца моего брата забрали с его трупа. Я не могу вернуться на Родос, если нам не заплатят.

Банокл покачал головой.

– Я не знаю, на кой ты беспокоишься о возвращении домой. Мы, наверное, все равно все погибнем. Или умрем с голоду, – добавил он мрачно.

Каллиадес с ухмылкой хлопнул друга по спине.

– А что я тебе говорил о причинах поступков мужчин, командир? – спросил он.

Банокл снова фыркнул.

– Нет смысла беспокоиться о проклятущих кольцах, когда мы сперва должны справиться с этими коровьими лепешками, любовниками коз, – он махнул в сторону вражеских лагерей внизу.

Банокл был прав. Каллиадес знал, что в сокровищнице Приама ничего не осталось, чтобы заплатить регулярным войскам. Наемники из Фригии, Зелии и с хеттских границ получали плату. «А от троянских войск, – подумал Каллиадес, – ждут, что они умрут за Трою даром».

– Если мы останемся в живых, я позабочусь, чтобы ты получил достаточно колец, – пообещал он Боросу, зная, что его обещание, скорее всего, ничего не значит.

– Еще больше врагов ушло, – заметил парень. – Это хороший признак, верно? – с надеждой спросил он.

– Неплохой, – только и мог сказать Каллиадес.

Они наблюдали, как уходят прочь мирмидонцы и две другие армии, но Каллиадес не мог сказать – чьи именно. Он гадал: не означает ли их уход, что западные цари поцапались друг с другом? Ахилл был отравлен, но кем? Уж наверняка не Гектором. Даже враги не верили в это. Воины Фессалии с почестями вернули тело Гектора в город. Убил ли Ахилла кто-то из тех, с кем он был на одной стороне? Каллиадес знал: эту загадку он вряд ли когда-нибудь разгадает.

– И что ты будешь делать, когда вернешься на Родос? – спросил он Бороса.

– Присоединюсь к отцу. Он у меня золотых дел мастер и обучил меня своему ремеслу.

Каллиадес приподнял брови.

– Великий Зевс, парень, если бы мой отец был золотых дел мастером, я бы оставался дома и учился его делу, а не продавал свой меч.

– Моя мать – троянка, и она сказала, что я должен сражаться за честь нашего города. И она хотела, чтобы я узнал, жив ли еще Эхос. Он был ее первенцем, понимаешь. Она не видела его пятнадцать лет.

Банокл прищурил глаза и заметил:

– Всадники.

Далекое облачко пыли разделилось на два, оба направлялись к Трое. Они двигались быстро, как будто

одна группа всадников гналась за другой. Каллиадес навалился грудью на стену, досадуя, что не может разглядеть их получше. Он посмотрел на Бороса и увидел, что молодой человек вглядывается в другую сторону.

– Борос, – окликнул он. – Ты что-нибудь видишь левым глазом?

Парень печально покачал головой.

– Нет. Я раньше различал им свет и тень, но теперь не вижу и этого, – признался он. – Только темноту. Я был ранен во Фракии, понимаешь.

Каллиадес знал, что одноглазый воин не может долго продержаться в ожесточенном бою. Было невероятно, что парень все еще жив.

Каллиадес снова сосредоточился на далеких всадниках. Там было два отряда – в том, что скакал впереди, было человек пятьдесят, их преследовали бешеным галопом около двух сотен. Всадники пересекли Скамандер и теперь мчались по равнине к городу. Люди на стенах закричали своим товарищам, чтобы те пришли и посмотрели на гонку, а внизу вражеских воинов вызывали из палаток и из тени разрушенных домов. Враги быстро вооружались, надевали пояса с мечами и шлемы, собирали пики и копья, луки и колчаны со стрелами.

Потом кто-то закричал:

– Троянская конница!

Теперь Каллиадес видел, что всадники впереди носят черно-белые шлемы с гребнями – шлемы конников Гектора. Они низко пригнулись к лошадиным шеям, подгоняя своих коней ударами поводьев и криками. Их преследователям мешала пыль, поднятая беглецами, и они слегка оттянулись назад, когда обе группы галопом промчались с равнины вверх по склону к городу.

Когда передние всадники с громом копыт проскакали по деревянному мосту в нижний город, вражеские воины начали стрелять в них из луков, в беглецов со всех сторон полетели пики и копья. Некоторые явно попали в цель, два всадника с краю отряда упали.

Воины, наблюдавшие со стен, заорали, ободряя всадников, чтобы те продолжали скачку.

Каллиадес почувствовал, как сердце его застряло в глотке, когда возглавлявший отряд конник помчался по разрушенному городу. «Ну же, – подумал он. – Ну же, ты можешь добраться!»

Вражеские конники, казалось, поскакали еще медленней.

– Открыть ворота! – закричал кто-то, и этот крик подхватили вдоль всех стен.

– Быстрее открыть ворота! Открыть ворота! Впустить их!

И тут понимание того, что происходит, ударило Каллиадеса, как кулаком в лицо, и кровь застыла в его жилах.

– Нет! – закричал он.

Отчаянно проталкиваясь через ряды ободряюще кричащих воинов, он побежал вдоль стены к укреплениям над Скейскими воротами. Под ним собрались нетерпеливые люди, собираясь поднять массивный брус и открыть створки.

– Нет! – заорал он им. – Стойте! Не открывайте ворот!

Но его голос не услышали за криками сотен человек, и Каллиадес побежал вниз по каменным ступеням, размахивая руками и отчаянно вопя: