Троя. Падение царей
Шрифт:
Каллиадес вспомнил ферму неподалеку от Трои, Пирию, стоящую на склоне холма, ее светлые волосы, сияющие в свете горящей конюшни, ее суровое лицо, когда она спокойно посылала стрелы в наемных убийц, явившихся, чтобы прикончить Андромаху. Он пообещал Одиссею, что заберет Пирию с собой, чтобы та встретилась с женой Гектора, что позаботится о ней до конца путешествия. Каким он был самонадеянным дураком, считая, что может позаботиться о ее безопасности, как будто для этого было достаточно любви!
Боль, которую испытывал Каллиадес, с годами стала меньше, но сомнения его росли. В самом
– Мы так похожи, Каллиадес. Мы закрылись от жизни – ни друзей, ни любимых. Вот почему нам нужен Банокл. Он – жизнь, полная и богатая, во всем ее блеске. Никаких тонкостей, никакого вероломства. Он – огонь, вокруг которого мы собираемся, и его свет отгоняет пугающие нас тени.
Каллиадес посмотрел на Банокла, который снова лег и закрыл глаза; его профиль едва можно было разглядеть в свете костра. Каллиадес внезапно почувствовал укол страха. Его старый товарищ по оружию сильно изменился за последние годы. Смерть жены изменила его еще больше. Будет ли он и дальше удачливым дураком, как назвал его Приам?
– Помогите мне! Пожалуйста, помогите мне! – послышался крик умирающего, и юный целитель Ксандер, кативший тележку с ампутированными конечностями мимо рядов раненых воинов, заколебался и остановился. Он накинул на тележку пропитанную кровью ткань, чтобы спрятать под ней жуткий груз, и пошел к кричавшему человеку.
Это был всадник. Ксандер, который за свою недолгую жизнь видел больше ранений, чем многие воины, мог оценить его состояние, едва взглянув на него. Одна нога была неровно отрублена ниже колена, возможно, ударом топора. Другая была так тяжело изувечена, возможно, во время неудачного падения с лошади, что ее пришлось ампутировать высоко, по бедру. Обе культи гноились, и Ксандер знал, что человек этот скоро умрет, и умрет мучительно.
Он ласково положил руку на плечо раненого.
– Ты из Троянской конницы? – спросил он.
– Да, господин. Я – Фегей, сын Дареса. Я умираю, господин?
Ксандер знал, что Фегей ослеп после удара по голове и думает, будто его навестил один из военачальников, а не веснушчатый лекарь, которому еще не исполнилось семнадцати лет.
– Да, воин, – ласково ответил юноша. – Но царь знает, что ты храбро сражался за свой город. Твое имя у него на устах.
Ксандер уже давно научился красноречиво лгать умирающим.
– Он идет сюда, господин? Царь?
Фегей протянул руку, тревожно хватая воздух, и Ксандер взял его руку и сжал в своих ладонях.
– Царь Приам скоро будет здесь, – тихо сказал он. – Он гордится тобой.
– Господин, – по секрету сказал раненый, притянув Ксандера к себе. – Больно… Иногда я не могу… Иногда… боль слишком сильна. Дайте мне знать, когда придет царь. Ему не придется слышать, как я кричу, словно женщина.
Ксандер заверил Фегея, что скажет ему, когда появится царь, потом ушел, чтобы оставить свой груз за лечебницей. Мгновение он стоял там, с благодарностью вдыхая свежий ночной ветер с моря, прежде чем вернуться в жаркое, зловонное помещение.
Он увидел, что Махаон, глава Дома змей,
– Нам нужна цикута, – нетерпеливо сказал Махаону Ксандер. – У нас здесь храбрые люди, чья выдержка находится под угрозой из-за мучительных ран.
Махаон повернулся к нему, и Ксандер увидел боль в глазах лекаря.
– В городе не удалось найти цикуты, – ответил он. – Мои молитвы Змеиному Богу остались без ответа.
В этот ужасный миг Ксандер понял, что Махаон не только измучен, но и сильно болен.
– Что случилось, Махаон? – воскликнул он. – Ты тоже страдаешь!
Махаон шагнул к юноше и понизил голос.
– Начиная с зимы у меня усиливаются неприятные ощущения в животе. Я пытался применять травы и очищающий мед, но неприятные ощущения продолжают расти.
Лицо его внезапно перекосила судорога, и он согнулся, как будто его скрутила боль. Когда Махаон снова выпрямился, лицо его было пепельно– серым, покрытым каплями пота, глаза – мутными.
– Я никому об этом не говорил, Ксандер, – нетвердым голосом сказал целитель. – И я прошу тебя хранить мой секрет. Но я слишком болен, чтобы добраться до поля битвы. Ты должен меня заменить.
Несмотря на тревогу за своего наставника, Ксандер почувствовал, как у него радостно забилось сердце. Это была возможность оставить место смерти и пойти на свежий воздух, возможность иметь дело с не столь ужасными ранами людей, которые не умирали и не страдали от мучительной боли. Гектор приказал, чтобы все раненые, способные ходить, остались на равнине на случай, если войска Агамемнона начнут новую атаку.
Людей с серьезными ранами, которые, скорее всего, должны были исцелиться, переносили в Дом змей, в верхний город, чтобы они набирались сил для будущих битв. Те, кто, вероятно, должны были умереть, оставались тут, в превращенных в лечебницу бывших казармах илионцев. Казармы находились в нижнем городе, и отсюда недалеко было до погребальных костров, горевших днем и ночью.
– Я пойду, Махаон, – сказал юноша, – но тебе надо отдохнуть.
Он посмотрел в полные муки глаза и увидел, что нет надежды на то, что лекарь отдохнет.
– Куда именно мне идти?
– Раненые есть повсюду. Найти их нетрудно. Сделай все, что сможешь.
Когда Ксандер повернулся, чтобы уйти, Махаон быстро схватил его за руку. Мальчик почувствовал в костлявых пальцах целителя только холод.
– Ты всегда делаешь все, что можешь, Ксандер.
Ксандер уложил в кожаную сумку лекарственные снадобья, повязки, свои любимые травы, иглы разных размеров и нити. Потом прихватил кувшин вина, три фляги с водой и пустился вниз, к полю, на котором недавно кипела битва. Вечер был прохладным. По дороге Ксандер пытался представить, как он возвращается домой, на Кипр, как гуляет по зеленым холмам среди стад своего деда. Приглушенные крики раненых превратились в тихое блеяние отбившихся от стада коз. На ходу Ксандер прикрыл глаза и почувствовал запах далекого моря, услышал крики чаек.