Троя. Падение царей

Геммел Дэвид

Ксандер снова покачал головой, и Одиссей увидел, что он слишком устал, чтобы протестовать. Он отпустил мальчика, и они некоторое время сидели в молчании. Одиссей расстегнул ремни нагрудника и с облегчением его снял.

Потом Ксандер негромко спросил:

– Когда именно Троя падет, как ты думаешь, Одиссей?

– Через дни или через годы. Завтра или через десять лет. Я не знаю, парень. Я всего лишь пехотинец в этой истории героев.

Одиссей вздохнул и проговорил тихо, словно бы про себя:

– Я дал

обет, о котором горько сожалею, обет Агамемнону, что его враги будут моими врагами, а его друзья – моими друзьями. Что ж, у этого человека нет друзей. Но я поклялся стоять бок о бок с ним до тех пор, пока враги его не будут побеждены. Поэтому я останусь здесь до тех пор, пока город не падет к нашим ногами, когда бы это ни случилось. И мне придется смириться с такой жизнью, мальчик, хоть это и нелегко. У меня тоже есть друзья в Трое, Ксандер, друзья, которых я знаю целую вечность. Но я не побегу в город, чтобы им помочь. Им нельзя будет помочь. Все живые существа за этими стенами мертвы, парень. Может, они и ходят по улицам Трои, вдыхают ее воздух, едят, спят и занимаются любовью. Но все они мертвы.

На рассвете следующего дня западные цари собрались в Доме каменных лошадей. Одиссею казалось насмешкой судьбы, что Агамемнон переехал во дворец Геликаона. Золотой нанес много сокрушительных ударов царю Микен, топил его корабли, убивал его приверженцев, совершал набеги на его берега. Уничтожение флота Менадоса было унизительным поражением. Нетерпеливое желание Агамемнона захватить троянский дворец Геликаона, дом, о котором Геликаон мало заботился и который редко посещал, многое говорило о царе битв.

Все слуги давно сбежали отсюда, и комнаты стояли пустыми. Одиссей засмеялся про себя. «Никогда нельзя недооценивать мелочность могущественных людей», – подумал он.

В мегароне собрались цари и некоторые их помощники. Чернобородый Мерионес, один из самых старых друзей Одиссея, стоял рядом со своим царем Идоменеем, а Патрокл болтался у окна, лениво наблюдая за пустой улицей внизу.

Кайгонес, Толстый Царь Ликии, пришел в сопровождении своего племянника Сарпедона, о котором все говорили как о грозном бойце. Некоторые утоляли голод мясом и пшеничным хлебом. Одиссей отхлебнул из кубка с вином.

Потом появился Агамемнон; его обычное спокойствие, казалось, уступило место тревоге.

– Мы потеряли прошлой ночью караван с припасами, – сказал Агамемнон, и не подумав поздороваться. – Шестнадцать повозок с зерном, вином, фуражом для коней и сушеным мясом и рыбой, двигавшихся от бухты Геракла. Троянская конница нанесла удар на равнине Скамандера, вражеских воинов было больше трехсот. Они убили охранников и возниц и забрали все повозки. Из Радости царя был послан конный отряд; враги убили этих конников тоже и забрали их лошадей.

В мегароне воцарилась тишина, потом Одиссей сказал:

–

Это можно было предвидеть. Посылать повозки с припасами через равнину и давать им для охраны меньше полтысячи человек – это было более чем глупо. Они были кроликами, ожидающими свору гончих.

– Однако ты, – Агамемнон показал толстым пальцем на царя Итаки, – все время путешествуешь вместе со своими людьми в Радость царя и обратно. И на вас не нападают.

– Один тучный царь едва ли стоит того, чтобы пытаться его убить, – ответил Одиссей.

– Я потерял еще пять кораблей, уничтоженных Геликаоном Сжигателем, – сказал Менестеос из Афин. – «Ксантос» и троянский флот напали на десять моих галер у Лесбоса два дня тому назад.

– Он их сжег? – спросил Идоменей, голос его был похож на скрип, который раздается, когда галеру тащат по береговой гальке.

– Нет, три судна были протаранены, а два захвачены в плен, команды их убиты. Но у меня есть флот из пятидесяти судов на берегу бухты Геракла. Их надо защитить. Мы не должны забывать, что Геликаон уничтожил целый флот в Троянской бухте.

– Вряд ли мы можем об этом забыть, – сказал Агамемнон гневно. – Мои корабли охраняют море за пределами залива, – обратился он к Менестеосу. – «Ксантос» не пройдет мимо них, чтобы атаковать суда на берегу.

– Геликаон и не будет пытаться это сделать, – сказал Одиссей. – Он хочет, чтобы наши корабли были там, где они есть, чтобы всем нам было на чем уплыть. Он ничего не выгадает, нападая на них. Но он захватит любой корабль с припасами, какой увидит.

– Похоже, ты хорошо знаешь, как мыслит твой друг Геликаон, – пренебрежительно заметил Идоменей.

Одиссей вздохнул.

– Я говорю только то, что диктует здравый смысл. Самая большая надежда Трои – это то, что наши припасы истощатся и нам придется бросить затею. «Ксантос» в море и Троянская конница на суше могут общими усилиями заставить всех нас этим летом голодать. Воинов нужно кормить, и кормить хорошо.

– Всадники Троянской конницы тоже нуждаются в припасах, – резко ответил Агамемнон. – Лето кончится еще не скоро, и они не смогут жить за счет даров земли, да и лошадей надо кормить. Они могут соблазниться и напасть на наши повозки с продуктами, даже если те будут хорошо охраняться. Мы обернем это себе на пользу.

Одиссей спросил:

– Атаку прошлой ночью возглавлял Гектор?

– Он самый. Это единственная хорошая новость. Гектор больше не командует в Трое. Он за ее пределами, возглавляет набеги конных отрядов.

– Тогда кто командует в городе? – спросил Острозубый. – Приам? Ходят слухи, что он потерял рассудок. Они твои друзья, Одиссей, – глумливо усмехнулся он. – Так кто сейчас командует обороной Трои?

Одиссей пожал плечами, отказываясь клюнуть на наживку, хотя в груди его клокотал гнев.