Троя

Симмонс Дэн

Пожалев, что не захватила с собой винтовки, хозяйка сожженного особняка покосилась на кузена: тот с отрешенным видом, как бы невзначай, поигрывал оружием. Никто же, казалось, прилетел с голыми руками, однако все помнили о его недюжинной силе.

— Мне нужен соньер, — стоял на своем Одиссей. — Сегодня. Сейчас же.

— Нет, — отрезала Ада.

Рукастый сирота в глубине темной Ямы внезапно завыл, захрапел, закашлял и под конец — очень даже по-человечески — расхохотался.

70

Высоко под куполом неба клокотала гроза. Кольца и звезды давно погасли; одни лишь молнии озаряли гигантские стены воды и непристойную бледно-розовую Брешь между

ними, так далеко простершуюся на восток и запад, что даже яркие зарницы, как ни старались, не могли обрисовать ее во всей бесконечности.

Молнии полыхали почти беспрерывно, раскаты грома гулким эхом сотрясали узкий коридор, прорезанный в Атлантическом океане, предающемся бурной ярости. Харман лежал, свернувшись в тонком, словно шелк, спальном мешке и термокоже, и смотрел, как пятьюдесятью этажами выше вздымаются и грохочут стофутовые водяные валы. Ветер вертел и рвал клубящиеся тучи буквально в сотнях футов над волнами. И хотя здесь, у дна, в полутысяче футов ниже поверхности, недвижно безмолвствовали темные глубины, немногим выше океан уже начинал волноваться. Неспокойно было и в прозрачных энергетических трубах и конусах, соединяющих южную и северную стены Бреши; Харман еще не знал точного названия, а Мойра величала их попросту «каналами». Один из них обозначался во время вспышек в паре сотен футов над пересохшим дном, примерно в полумиле к западу от места ночевки, а еще один остался позади, восточнее на целую милю. Оба канала нещадно бурлили: под незримой энергетической оболочкой перекатывались колоссальные массы белопенной воды. По счастью, крепкие силовые стены не позволяли волнам залить Атлантическую Брешь и утопить путешественников, однако в воздухе сплошным туманом висели брызги. Верхняя одежда мужчины была свернута и упрятана в рюкзак — совершенно, как выяснилось, непроницаемый, как и спальный мешок. А вот дыхательную маску муж Ады поднял, и теперь у него вымокло лицо. Проводя языком по губам, он чувствовал привкус морской соли.

И тут в какой-то сотне ярдов от пилигримов прямо в песок ударила молния. У Хармана лязгнули коренные зубы.

— Может, переместимся куда-нибудь? — прокричал он Мойре.

Перед сном постженщина разделась донага и натянула на себя термокожу, нимало не смущаясь присутствием попутчика, будто бы они были любовниками… Впрочем, почему же «будто бы»? От этой мысли мужчина покраснел, как вареный рак.

— Что? — отозвалась Мойра, поскольку голос Хармана потонул среди шума волн и грозы.

— МОЖЕТ, ПЕРЕМЕСТИМСЯ КУДА-НИБУДЬ?

Женщина подползла к нему в мешке и наклонилась к уху собеседника. Лицо ее тоже оставалось открытым, а промокшая сверху термокожа тесно облегала ребра и тазовые кости.

— Знаешь, где сейчас безопасно? — громко произнесла Мойра. — Под водой. На дне гроза нас не достанет. Желаешь попробовать?

Мужчина мотнул головой. Этой ночью он явно был не готов шагнуть за барьер силового поля в непроглядную тьму, под невероятно высокое давление — хотя, конечно, чудесный термокостюм не дал бы ничего почувствовать. Да и гроза вроде бы начала утихать. Водяные валы над головой смотрелись уже не выше пяти-шести десятков футов.

— Нет уж, спасибо! — крикнул Харман. — Я как-нибудь здесь перетерплю.

Он вытер насухо лицо и натянул обратно тончайшую пленку респиратора. Соль на губах и на ресницах мешала сосредоточиться.

А пищи для напряженных размышлений хватало. Путешественник поневоле до сих пор пытался разобраться с новыми функциями.

Многие из недавно приобретенных — вернее сказать, открытых — дарований были отключены заодно со способностью свободного факса. Например, супруг Ады ясно представлял себе, как получить доступ к логосфере или же пообщаться с кем угодно на любом расстоянии, но кто-то или что-то, управляющий кольцами, лишил землян столь заманчивых талантов.

Прочие функции действовали

по-прежнему, но мужчине от этого было не легче. Внутренний медицинский наблюдатель в ответ на запрос известил человека, что его рацион, состоящий из воды и съедобных плиток, спустя три месяца приведет к авитаминозу; что в левой почке начинает скапливаться кальций, из которого через год с небольшим образуется камень; что в толстой кишке появилось два полипа; что возраст понемногу истощает мускулы (в конце концов, Харман уже десять лет не бывал в лазарете); что вирусная колония стрептококка безуспешно пытается обосноваться в горле, но ей препятствует генетическая система защиты; что кровяное давление сильно повышено и что в левом легком замечена еле видная тень, требующая немедленного обращения к Целителю.

«Превосходно, — подумал мужчина, потирая грудную клетку, словно еле видная тень, а это наверняка был признак рака, уже причиняла ему боль. — Ну и на кой мне вся эта информация? Мягко говоря, в наши дни лазарет не совсем доступен».

Другие функции оказались более полезными на ближайшее время. Несколько дней назад Харман обнаружил у себя дар «повторного воспроизведения», позволяющий пережить любое событие из прошлого, однако не как воспоминание, а «по-настоящему», то есть с абсолютной отчетливостью и с точностью до секунды, поскольку извлекается не из мозга, но прямо из протеинов. Мужчина уже девятикратно прокрутил в сознании первую встречу с Адой (надо же, а он и забыл голубое платье, в котором она была на той вечеринке), а также некоторые минуты их последней близости… тридцать с чем-то раз. Мойра стала даже отпускать шуточки по поводу его остекленевшего взгляда и пьяной походки. Она-то прекрасно знала, в чем дело; тем более ни термокостюм, ни верхняя одежда не скрывали естественной реакции организма.

Харману хватило ума догадаться, что функция вызывает привыкание и требует очень осторожного обращения, особенно во время пешей прогулки по дну океана. Зато мужчина вернулся к беседам с Сейви, дабы лучше понять, что она говорила о будущем, о кольцах и вообще о мире. Когда-то ее речи казались невразумительными, полными странной мистики, но теперь — после хрустального чертога — наконец обрели смысл. Мужчина искренне огорчился, узнав, насколько неполными сведениями располагала покойница и при этом столетиями пыталась улететь на кольца и потолковать с «постами», — а ведь она не подозревала ни о космических кораблях в Средиземном Бассейне, ни о правильном способе связаться с Ариэлем через личные связи логосферы Просперо.

Еще раз увидев Сейви словно живую, Харман осознал, насколько моложе лицом и телом выглядит ее копия, и одновременно постиг их необычайное сходство.

Мужчина продолжал перебирать остальные возможности. Ближняя, дальняя, общая сеть плюс функции факса и логосферы не отвечали. Похоже, работали только внутренние резервы, не связанные с планетарной системой спутников, орбитальных накопителей массы, передатчиками данных и так далее.

Интересно, почему же тогда отказала функция «глотания»? Харман всегда считал ее чем-то вроде медицинского наблюдателя, который и сейчас исправно действовал. Значит, это было неверное предположение? Хрустальный чертог никак не разъяснял данный вопрос.

— Мойра? — гаркнул мужчина.

И лишь теперь осознал, что гроза давным-давно миновала и шум утих, не считая далекого плеска волн. А еще — на Хармане оставалась дыхательная маска со встроенным микрофоном, поэтому бедная постженщина чуть не оглохла от его вопля в наушниках капюшона.

Стянув респиратор, избранник Ады вдохнул насыщенный аромат океана.

— Чего тебе, мистер Луженая Глотка? — негромко, с достоинством отозвалась Мойра из тонкого спального мешка.

— Если я применю тактильный обмен сведениями со своей женой, с Адой, когда вернусь в Ардис, то мой нерожденный ребенок тоже будет все знать?