Троя
Шрифт:
«Блин».
Бегу по стене к широкой смотровой площадке у храма Афины, где собрались члены царского семейства: я увидел среди них Елену. Всеобщее внимание приковано к битве на побережье: мои обреченные ахейцы отчаянно бьются, но их часы уже сочтены, так что никто не встает на пути, когда я хватаю дочь Зевса за прекрасную белую руку.
— Хок-эн-беа-уиии, — удивляется она. — Что случилось? Почему ты…
— Нужно вывести всех из города! — выдыхаю я. — Сейчас! Немедленно!
Елена поводит головой. Охранники хватаются за клинки и копья, но вдова Париса жестом охлаждает их пыл.
— Хок-эн-беа-уиии…
— Нужно уводить людей подальше от зданий, от стен, вон из города! — ору я.
Бесполезно. Стражники окружают нас, готовые по первому приказу прикончить или уволочь нарушителя спокойствия царской семьи куда подальше. Мне никогда не убедить Елену или Приама, а ведь они могли бы вовремя упредить горожан.
Задыхаясь после бега, слыша за спиной тяжелый топот Гипсипилы, хриплю:
— Сирены. Где спрятаны воздушные сирены моравеков?
— Сирены? — У красавицы такой озабоченный вид, словно я обезумел и нуждаюсь в срочной госпитализации.
— Сирены тревоги. Те, что выли несколько месяцев назад, когда бессмертные атаковали с воздуха. Где моравеки… игрушечные люди… хранили оборудование сигнализации?
— Ах это. В преддверии храма Аполлона, но, Хок-эн-беа-уиии, почему ты…
Не отпуская белоснежной руки, представляю себе лестницу святилища и квитируюсь прочь за миг до того, как охрана и одна крупная озверевшая дама с Лесбоса кидаются на меня.
Елена испуганно ахает, очутившись на мраморных ступенях, но я волоку ее дальше. Вокруг ни единого стражника. Все горожане высыпали на стены и прочие возвышенности, желая своими глазами увидеть исход войны, последняя сцена которой разыгрывается на западном побережье.
Оборудование оказывается на месте, в раздевалке для мелких священнослужителей рядом с преддверием храма. Система оповещения действовала в полном автоматическом режиме, срабатывая по сигналу от радиолокационных и зенитных установок, размещенных за городом (их уже нет), однако, насколько я помню, инженеры-моравеки встроили в нее микрофон и прочую электронную технику — на случай, если владыка Приам надумает обратиться к троянскому населению посредством трех десятков исполинских громкоговорителей, установленных по всему неприступному городу.
На изучение аппаратуры уходит лишь несколько секунд: ради троянцев ее упростили донельзя, так чтобы смог управиться и ребенок. В общем, как раз мой уровень.
— Хок-эн-беа-уиии…
Поворачиваю рубильник с надписью «Включить систему оповещения», дергаю тумблер «Мегафонное объявление», хватаю микрофон допотопного вида и принимаюсь нести отсебятину, слыша, как эхо моих же слов отражается от сотен домов и великих стен.
— ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ВСЕМ ГРАЖДАНАМ ИЛИОНА! ЦАРЬ ПРИАМ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ: ГРЯДеТ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ!!! ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ВСТУПАЕТ В СИЛУ НЕМЕДЛЕННО!!! ВСЕМ ПОКИНУТЬ ЗДАНИЯ! СЕЙЧАС ЖЕ! ОЧИСТИТЬ КРЕПОСТНЫЕ СТЕНЫ СИЮ МИНУТУ! ПО ВОЗМОЖНОСТИ БЕГИТЕ ИЗ ГОРОДА НА ОТКРЫТОЕ ПРОСТРАНСТВО. НАХОДЯЩИМСЯ В БАШНЯХ — ЭВАКУИРОВАТЬСЯ! БЫСТРО!!! В ЛЮБОЕ МГНОВЕНИЕ ИЛИОН МОЖЕТ БЫТЬ РАЗРУШЕН! ПОВТОРЯЮ: ВЛАДЫКА ПРИАМ ИЗДАеТ
Еще минута громоподобного раскатистого бреда — и я отключаю микрофон, хватаю за руку ошарашенную, разинувшую рот Елену и бегу из Аполлонова святилища на центральную рыночную площадь.
Люди праздно толпятся и точат лясы, изумленно глазея на громкоговорители, откуда только что разносилось мое предупреждение. Похоже, ни одна душа не помышляет об эвакуации. Кое-кто неспешно выходит из крупных построек, но почти никто не устремился к распахнутым Скейским воротам на волю, как я велел.
— Черт, — вырывается у меня.
— Хок-эн-беа-уиии, ты устал, перетрудился. Давай отправимся ко мне в покои, усладим душу пряным вином и…
Не слушая, тащу красавицу за собой. Пускай мы станем единственными, кто спасется из города, — провалиться мне пропадом, если я останусь. Или не спасу Елену даже против ее желания.
У входа в узкий проулок на западном конце огромной площади я замедляю шаг. Идиот! Зачем куда-то бежать? Достаточно вообразить Лесистый Утес далеко за городскими стенами, чтобы перенестись туда…
— О черт! — кричу я снова.
Прямо на нас, горизонтально распластавшись, как мне кажется, на целые мили, стремительно опускается Брано-Дыра вроде той, что я видел месяцы назад на Олимпе: плоская окружность, обрамленная пламенем. Сквозь нее видно черное небо и звезды.
— Проклятие!
В последний миг я отказываюсь телепортироваться: слишком велик риск остаться в квантовом пространстве, когда Дыра упадет.
Разворачиваюсь и тащу перепуганную, потрясенную Елену обратно, к центру просторной площади. Если повезет, обломки стен и зданий нас не достанут.
Огненная петля по меньшей мере двух миль в поперечнике накрывает собой Илион, окрестные холмы, долины, болота и берег, и в то же мгновение мы начинаем падать. Можно подумать, будто бы древняя Троя все это время находилась в лифте, и вот он сорвался в шахту. Две секунды спустя вокруг разражается настоящий кошмар.
Много позже инженеры-моравеки растолкуют мне, что произошло: город в буквальном смысле рухнул с высоты пяти футов и двух дюймов на почву нынешней планеты Земля. Все, кто сражался на берегу, более ста пятидесяти тысяч орущих, потных, бьющихся насмерть мужей, столь же внезапно упали, однако не на мягкий песок, а на твердые камни, поросшие спутанным чахлым кустарником, ибо линия побережья отступила на запад около трех веков назад.
Последние минуты великого Илиона едва не стали роковыми и для нас с Еленой.
Безверхая башня у стены за юго-восточным углом рынка — та самая заброшенная, сильно поврежденная башня, на которой в незапамятные (как сейчас представляется) времена дочь Зевса вонзила кинжал мне в сердце, — обрушилась подобно исполинской заводской трубе, накрыв обломками более низкие здания и середину площади, где мы в ужасе съежились у фонтана.
Он-то и спас наши жизни. Многоступенчатая постройка с бассейном и центральным обелиском не выше двенадцати футов оказалась прямо на пути падающих осколков; увесистые каменные блоки разлетелись по всей площади, а мы лишь закашлялись в облаке праха и мелкого мусора.