Троя
Шрифт:
Нас оглушило. Даже огромные булыжники мостовой растрескались после падения с пятифутовой высоты. Обелиск покосился под углом в добрых тридцать градусов, а сам фонтан замолчал навеки. Над городом поднимались клубы пыли, которые потом не оседали шесть с лишним часов. Когда мы с Еленой поднялись на ноги и принялись отряхиваться, откашливаться и прочищать носы от противной белой пыли, многие люди бежали к воротам (это теперь-то, после того как все закончилось), а некоторые уже разгребали руины и мусор в поисках уцелевших и раненых.
Более пяти тысяч не пережили Падения Трои. Большинство погибло под обломками крупных зданий: храмы Афины и Аполлона рухнули под оглушительный треск несметных колонн, ломавшихся, точно спички.
В давние времена Илион столь часто подвергался землетрясениям, как в наши дни этот же участок Турции, поэтому люди ничуть не хуже знали, как вести себя, и, вероятно, мое предупреждение спасло не одну жизнь. Многие все-таки устремились к надежным порталам или на открытые пространства. Со временем подсчитали: несколько тысяч успели выбежать на равнину, прежде чем город рухнул и Ахейские ворота вместе с огромной каменной перемычкой разлетелись на куски.
Но я потрясенно стоял и, не веря себе, озирался вокруг. Самый царственный из городов, перенесший десять лет ахейской осады и месяцы богоборческой войны, обратился в руины. Повсюду пылали огни, но не от поврежденных газовых трубопроводов, как в мои годы: треножники, очаги, простые факелы, скрытые прежде в домах, теперь открыто смотрели в небо. Очень много пламени. Едкий дым смешивался с клубящейся пылью, заставляя сотни столпившихся на площади горожан кашлять и отчаянно тереть глаза.
— Мне нужно найти Приама… Андромаху… — вымолвила дочь Зевса между судорожными приступами. — Найти Гектора!
— Позаботься о тех, кто здесь, Елена, — еле проговорил я. — А я пойду на берег искать Гектора.
— Хок-эн-беа-уиии… — Она удержала меня за руку, не давая сразу уйти. — Кто это сделал? Или что?
— Боги, — не солгал я.
Древние пророчества утверждали: Трое не суждено пасть, покуда перемычка Скейских ворот будет на месте. Пробираясь на берег сквозь тесную толпу, я заметил разбитые деревянные створки и рухнувший каменный монолит.
Прошло всего лишь десять минут, а все вокруг стало совершенно другим. Мгновенно свалившийся с неба огонь переменил до неузнаваемости не только сам город, но и окрестности, даже небо, даже погоду.
«Мы больше не в Канзасе, Тотошка».
Двадцать с лишним лет я преподавал «Илиаду» в Индианском университете и кое-где еще, но никогда и не думал поехать в Трою — вернее, посетить ее останки у турецкого побережья. Зато мне попадалось достаточно снимков, сделанных в конце двадцатого — начале двадцать первого века. Так вот место, куда подобно домику Дороти упал с небес Илион, походило на те руины в местечке под названием Гиссарлык, а не на оживленный деловой центр империи.
При взгляде на изменившийся пейзаж (иным был даже небосвод, ибо греки сражались при свете дня, а теперь воцарились сумерки) я вспомнил отрывок из байроновского «Дон Жуана», написанный в тысяча восемьсот десятом году, когда поэт посетил Гиссарлык, ощутив одновременно и связь с героическим прошлым, и удаленность от него:
Равнины невозделанный простор, Курганы без надгробий, без названья, Вершина Иды над цепями гор И берегов Скамандра113
Перев. Т. Гнедич.
Овцы вокруг не бродили, однако, обернувшись на поверженный город, я увидел знакомые очертания хребта, разве что на пять футов и два дюйма ниже там, где Троя рухнула на каменные развалины, оставленные археологом-любителем по имени Шлиман. Древние римляне возвели свой Илиум прямо на руинах погибшей греческой твердыни, так что нам еще повезло: могли бы упасть гораздо ниже.
На севере, где на много миль простиралась зеленая долина Симоиса, идеальное пастбище и выгон для троянских коней, теперь высился лес. Ровная долина Скамандра между городской стеной и западным побережьем, на которой последние одиннадцать лет разыгрывались бурные сражения, была изрыта оврагами, трясинами, поросла чахлым дубьем и соснами. Я и направился к берегу, взобрался по дороге на Лесистый Утес, как его называли троянцы, даже не сознавая толком, где нахожусь, — и вдруг остолбенел.
Море исчезло.
Не то чтобы линия волн отступила, как мне твердили обрывочные воспоминания из прошлой жизни. Долбаное Эгейское море пропало совсем!
Отыскав на вершине утеса самый высокий валун, я уселся и предался размышлениям. Интересно даже не то куда, но в какое время отослали нас Никта с Гефестом? В тусклых вечерних сумерках взгляд не мог различить электрических огней — ни на суше, ни на глубоком дне, ныне поросшем крепкими деревьями и кустарником.
«Сдается мне, Тотошка, мы не просто улетели из Канзаса. Мы даже и не в стране Оз».
Вечереющий небосклон затянули тучи, однако я рассмотрел тысячи и тысячи воинов, собравшихся полумильной дугой там, где пятнадцать минут назад еще находилась линия берега. Сначала мне даже показалось, что битва продолжается: вокруг лежали тысячи новых трупов, но потом стало ясно, что люди просто толпятся, смешав любые линии обороны, сражения, утратив дисциплину. Позже обнаружилось: треть воинов, равно троянцев и ахейцев, переломали себе кости, в основном берцовые, упав с пятифутовой высоты на скалы и в ущелья, которых не было секунду назад. Люди, только что горевшие жаждой выпустить друг другу кишки или раскроить череп, стенали вповалку на земле и пытались подняться.
Я поспешил вниз по склону и дальше, по равнине, которая вдруг стала совсем непригодна для ног. Поэтому передовой троянской линии — или того, во что она превратилась, — я достиг уже почти в кромешной темноте.
Сразу же принялся расспрашивать о Гекторе, но отыскал его только через полчаса, при свете факелов.
Деверь Елены и его раненый брат Деифоб совещались с бывшим воеводой критян, нынешним аргивским предводителем Идоменеем Девкалидом и Малым Аяксом из Локра (потомка Оилея принесли на носилках: еще утром он получил удар клинком по голеням, перерубивший мясо и мышцы до самых костей). Еще на совете присутствовал Фразимед, доблестный Несторов отпрыск, которого я с утра почитал умершим; герой пропал без вести при битве за последний защитный ров. Как выяснилось, Фразимед был всего лишь третий раз ранен и несколько часов кряду выкапывался из траншеи, заполненной мертвецами, — только для того, чтобы оказаться среди троянцев. Его взяли в плен — редкий акт милосердия в последние дни, а также за все одиннадцать лет войны, — а теперь он стоял опершись на сломанное копье вместо костыля.