Троянская тайна

Воронин Андрей Николаевич

– Я тут подумал, – с аппетитом жуя мясо, сказал Виктор, – и пришел к выводу, что смерть этого вашего... э... Гальцева все очень сильно усложняет.

– Это мягко сказано, – согласился Потапчук, насаживая на вилку кусок мяса и обмакивая его в кетчуп, неприятно напоминавший загустевшую кровь. – Что до меня, то я, откровенно говоря, побаиваюсь, что на этом наше расследование закончено.

– То есть как это "закончено"? – от удивления Виктор перестал жевать. – Что вы имеете в виду?

– Смотрите сами, – Потапчук взял бокал и сделал из него аккуратный глоток, как

будто пил не коньяк, а чай. – Допустим, Гальцев действительно играл роль торгового посредника и ездил в Европу затем, чтобы найти там покупателя. Или покупателей... В Европе он провел все лето и, надо полагать, времени зря не терял. Если бы он не нашел, куда пристроить фрагменты картины, он, я думаю, продолжал бы поиски, пока те не завершились бы успехом или пока он сам не попал бы в поле зрения местной полиции. Последнего, к сожалению, не произошло. Гальцев вернулся в Москву – со щитом, надо полагать, – и здесь, в Москве, был убит. Скорее всего сообщниками, хотя обычное ограбление также не исключается.

– Ничего себе ограбление, – недоверчиво сказал Виктор. – Боевой укол – это все-таки не портвейн с клофелином и не перочинный ножик...

– За те деньги, которые Гальцев мог иметь при себе, не грех и постараться, – тихо сказал Федор Филиппович.

Ирина похолодела.

– Вы что, думаете...

– Такую возможность нельзя исключать, – твердо ответил генерал.

– Да бросьте, Федор Филиппович! – воскликнул Виктор. – Что вы, ей-богу?.. Честное слово, напугали. Вы что же, думаете, что этот Гальцев вывез разрезанную на куски картину в чемодане и ходил по галереям, пытаясь эти куски продать? Для этого надо быть просто сумасшедшим!

Сиверов навел свои черные стекляшки на Ирину и едва заметно усмехнулся. Да, фразочка была знакомая; Ирина немедленно вспомнила, что сама повторяла ее едва ли не всякий раз, когда приходилось обсуждать действия похитителей.

Потапчук ответил Виктору примерно так же, как Сиверов отвечал в подобных случаях Ирине.

– Конечно, это сумасшествие, – сказал он. – А поступить подобным образом со столь знаменитым произведением искусства – не сумасшествие? Да по сравнению с тем, кто это задумал, Герострат – образец здравомыслия и благородства!

– Благородства? – переспросил Виктор.

– Представьте себе! Он ведь не за деньги храм Артемиды поджег!

– Тщеславие и алчность – две стороны одной медали, – ровным голосом заметил Виктор.

– С этим я не спорю, – кивнул Потапчук. – Но поступок Герострата, согласитесь, был импульсивным, а похититель картины действовал хладнокровно, по четко продуманному плану...

– А план-то был хорош, – сказал Виктор. – Ей-богу, хорош! У этого вашего Чебышева котелок варит! Его бы в правительство, мы бы давно при коммунизме жили.

– Не хотелось бы переходить на личности, – улыбнулся Федор Филиппович, – но вы лично и так живете при коммунизме. И вообще... Социализм, построенный чебышевыми, мы уже проходили... Боже сохрани нас от построенного такими людьми коммунизма! Да и план, которым вы так восхищаетесь, не кажется мне таким уж блестящим. В нем полным-полно слабых мест, если хотите знать.

– И именно поэтому, – саркастически подхватил

Виктор, – вы до сих пор ничего не нашли! По-вашему, куча трупов в морге – это положительный результат расследования?

– Куча трупов в морге как раз и является следствием слабости плана. Будь план действительно хорош, все эти убийства не понадобились бы. Или не попали бы в поле нашего зрения. Мы разгадали этот план и восстановили ход событий в два счета, так что тут гениального?

Виктор усмехнулся.

– Вы меня простите, Федор Филиппович, – сказал он, – но вы сейчас напоминаете мне ребенка, который ищет спрятанное взрослыми "сокровище", руководствуясь оставленными все теми же взрослыми во всех углах подсказками, и при этом радуется своей проницательности... Конечно, быть адвокатом дьявола – не самая благодарная работа, – он бросил быстрый взгляд на Ирину, – но, раз вы сами не хотите этого видеть, кто-то же должен вам сказать! Надеюсь, вы не станете на меня обижаться...

– Тщеславие и ложная гордость – не мои пороки, – сообщил ему Потапчук. – Я их давно перерос, как юношескую гиперсексуальность. Поэтому говорите, прошу вас. В таких делах критика только на пользу. Голова у вас светлая. Может, натолкнете на какую-нибудь идею... Так что это за подсказки, которыми мы пользуемся?

– Да трупы же! – воскликнул Виктор. – Вы находите очередной труп, устанавливаете его личность, хлопаете себя по лбу, кричите: "Эврика!" – и делаете следующий шаг.

– То есть вы намекаете, что с нами играют? – удивился Федор Филиппович.

– А вы до сих пор этого не поняли? Играют, уважаемый Федор Филиппович, именно играют, и счет, увы, не в вашу пользу!

– Оригинальная мысль, – начал Потапчук, но его неожиданно перебил Сиверов.

– Позвольте мне, Федор Филиппович, – сказал он и, приятно улыбаясь, повернул к Виктору обезличенное темными очками лицо. – Моя точка зрения, – продолжал он, все еще улыбаясь, – это точка зрения простого оперативного работника. Правда, довольно опытного и не раз принимавшего участие в том, что вы именуете игрой. На мой взгляд, в данном случае никакой игрой даже не пахнет. Все эти убийства происходят в первую очередь потому, что главарь шайки до смерти перетрусил, когда понял, что мы сели ему на хвост, и только во вторую – из-за денег. Этот человек, – приятная улыбка Сиверова стала еще шире, а голос зазвучал тепло и доверительно, – просто бешеный пес. И кончит он именно так, как кончают все до единого бешеные псы, – под забором, с пулей в башке.

Если он хотел произвести на публику впечатление, ему это удалось. У Ирины на минуту перехватило дыхание, а вежливая, немного снисходительная улыбка Виктора – улыбка большого человека, демократично внимающего глупостям, произносимым мелкой сошкой, – к концу короткого выступления Сиверова застыла у него на губах, превратившись в болезненную гримасу. Даже Федор Филиппович смотрел на Глеба, приподняв брови, отчего его лицо приобрело выражение легкого недоумения.

– Да, – откашлявшись, произнес наконец Виктор, – не завидую я этому Чебышеву. Если, – добавил он, явно не удержавшись от маленькой мести, – вы его найдете.