Троянский конь

Сербин Иван Владимирович

— Владимир Андреевич?

— Слушаю, говорите.

— Это Дмитрий Вячеславович. Надеюсь, я вас не разбудил?

— Ну что вы… — Козельцев чертыхнулся про себя.

— Владимир Андреевич, у меня к вам следующее предложение. Мы с вами встретимся завтра утром, в десять, на Курском вокзале. Деньги будут положены в ячейку камеры хранения. После того, как я увижу бумаги, ваш человек проверит подлинность купюр, заберет деньги и удалится с ними в безопасное место. Затем он позвонит вам на мобильный, вы отдадите мне бумаги,

и мы, к обоюдному удовлетворению, расстанемся друзьями. Устраивает вас такой вариант?

— Вполне, — подтвердил Козельцев. — Отличный вариант.

— Прекрасно. Значит, завтра в десять я буду ждать вас в главном зале вокзала под табло отправления, — сообщил Дима.

— Да, договорились.

— Всего доброго. — Судя по голосу, Дима улыбнулся.

— До встречи. — Повесив трубку, Козельцев немедленно позвонил Смольному: — Мы встречаемся завтра в десять утра на Курском вокзале.

— Он согласился выплатить деньги?

— Да, согласился.

— Вот видишь, — хмыкнул Смольный. — Тебе повезло. На мне заработал, еще и тут обломилось конкретно.

— Смотри, Смольный, чтобы ни тени подозрения на меня не упало. Сперва дай мне получить деньги и уйти, а уж потом можешь валить его.

— Само собой. Зачем же мне хорошего друга подставлять? Вот урою Кроху и пацана его, и мы с тобой большие дела сможем делать.

— Я и без тебя большие дела делать могу, — отрубил Козельцев. — Как договаривались. Я тебе сдаю этого Диму, и мы расходимся в разные стороны.

— Печально, когда люди не ценят доброе отношение, — вздохнул Смольный. — Ты к ним со всей душой, а они к тебе норовят жопой повернуться. Или я тебе мало дал заработать, Вова?

— Много. Но и я для тебя кое-что сделал. На этом мы и остановимся, — ледяным тоном отрубил Козельцев.

— Ладно, там видно будет.

В трубке запищали короткие гудки. Козельцев швырнул ее на рычаг. Ему не нравилось, как вел себя Смольный. Любой бы понял: Смольный на достигнутом не остановится. Он будет требовать все новых и новых услуг, и отвертеться не получится. В таких делах стоит только палец сунуть — увязнешь накрепко. Рано или поздно их отношения со Смольным выплывут, и тогда ни один из больших людей не станет вести с ним дела. Оказывать услуги уголовнику ранга Смольного — себе дороже. Был бы крутой авторитет, а то ведь так, шпана, говорить не о чем.

Владимир Андреевич подумал, не натравить ли ему людей на Смольного? Ну, вякнет Смольный в прокуратуре о нем, Владимире Андреевиче. Ну, вызовут его. И что? Везде есть свои люди. Наверняка дело можно будет замять. Правда, это обойдется в приличную сумму, но… Все лучше, чем бегать на поводке у какой-то шушеры.

Козельцев лежал, смотрел в потолок и думал. Ладно. Он выполнил просьбу Смольного. Сдал ему Диму Мало. Как только Смольный с ним покончит, Владимир Андреевич потребует запись. И если Смольный откажется, пусть пеняет на себя.

* * *

Дима

едва успел повесить трубку, как заработал селектор.

— Дмитрий Вячеславович, к вам человек пришел. Говорит, что ваш брат.

— Пропустите его.

Дима не часто ночевал в своей московской квартире. Не нравилось ему здесь. Одиноко тут было. То, что он решил приехать именно сюда, было связано лишь с единственным обстоятельством: у коттеджа наверняка караулил ментовский «хвост». Пусть думают, что после вчерашнего задержания он сразу поехал в Москву. Ни к чему ментам голову ломать, где Дима провел вчерашний вечер, с кем встречался и насчет чего разговаривал. Слава богу, в провинциях еще не успели обзавестись пеленгаторами мобильников. Иначе трудновато ему пришлось бы.

В дверь позвонили. Дима накинул халат, вышел в прихожую. Телеглазок показал ему Степана. Помятого, серого, небритого. Дима открыл замок, кивнул:

— Заходи.

— Здорово, — вздохнул Степан, переступая порог и протягивая руку. — А чего это ты в Москве? Решил теперь тут пожить?

— Нет. На пару дней приехал. Менты шмон в городе устроили.

— А-а, — протянул Степан. Сунул руки в карманы джинсов, прошел в комнату. — Ремонт так и не сделал? — Он кивнул на наклеенные на стену гостиной две полосы синих обоев. — Год уже висит эта лажа.

— Руки не доходят, — ответил Дима довольно сухо. — Завтракать будешь?

— Пивка бы выпил.

Похоже, Степан начал с утра пораньше. Или не прекращал со вчера?

— Перебьешься. Кофе могу налить.

— Жмотишься для брата бутылку пива выделить?

— М…к ты, Степан. Если бы я был уверен, что это твой последний запой, я бы тебе целый гастроном пива купил. Но ты же это выжрешь, а потом рыскать побежишь, где бы догнаться.

— Какие мы правильные! — Степан ухмыльнулся криво. — Прямо как отец стал.

— Отец тебе добра хочет.

— Ты тоже. Добра. — Они прошли в кухню. Степан плюхнулся на табуретку. — Странно, что руки дошли мебель купить. Сидел бы на полу как турок.

Дима налил кофе себе и Степану, сделал несколько бутербродов.

— Ешь.

— А что, в кабак позавтракать уже в падло меня повести, да?

— Я бы тебя в ресторан отвез, да тебя там на бухло пробьет — не остановишь, а у меня времени сегодня нет. — Дима отхлебнул кофе. — Ешь или уматывай.

Степан нехотя взял с тарелки бутерброд, принялся жевать. Лицо у него при этом было такое, словно его кормили промокашкой с черным хлебом.

— Как институт?

— А-а, — махнул рукой Степан. — Дотяну как-нибудь.

— Почему не учишься?

— Сессия только в конце осени. Успею еще. — Помолчали. — У меня к тебе предложение, — сказал Степан, дожевывая бутерброд.

— Какое?

— Деловое. К тебе теперь с другими и не подходят, наверное, да?