Трудный поиск. Глухое дело

Ланской Марк Зосимович

Симбирцев пробрался к столу, косо взглянул на Ольгу Васильевну, словно бы ожидая подсказки.

— Начинай, Андрей, — ободрила его Ольга Васильевна. — Расскажи, из кого состоит твой отдел, как организована работа?

— Комплектуя штат отдела, — деловым голосом докладчика начал Симбирцев, — мы исходили из того, что органы здравоохранения уступят нам часть своей невропатологической службы, и в первую очередь ту ее часть, которая связана с аномалиями детского и юношеского возраста. Поэтому у нас в штате один психиатр. Далее. Один юрист, психолог, социолог и два методиста-воспитателя. Вот, собственно, и весь штат.

— А учет?

— Да, есть еще

сектор учета. Его штат мы еще не определили. Думаю, двоих хватит.

— Мало!

— Достаточно. Нужно иметь в виду, что хотя на учете у нас состоят все дети района без исключения с момента их рождения, но абсолютное большинство потребует от нас лишь пассивного контроля.

— Все равно двоим не справиться.

— Не будем спорить о частностях, — просительно сказала Ольга Васильевна.

— Огромное большинство ребят растет в морально здоровой обстановке и активного вмешательства от нас не потребуют. Точно так же, как не требуется повседневная медицинская помощь большинству детей. Главная наша задача — своевременно выделить, взять под наблюдение и охрану ту группу, которая еще не стала, но может стать трудной. В этом, по существу, коренное отличие предлагаемой системы от существующей ныне, когда трудными начинают интересоваться после того, как трудность определилась,

— Это очень важно, товарищи! — не удержалась и перебила Андрея Ольга Васильевна. — Вся наша беда сейчас в том, что мы начинаем тратить огромную энергию, большие средства с опозданием. Вместо того чтобы предупредить болезнь, мы начинаем лечить ее в запущенном состоянии. Прости, Андрей, продолжай.

— Сколько бы у нас ни было людей в штате, мы не смогли бы решить эту задачу: выявлять и контролировать своими силами. Поэтому наша служба опирается на широкий общественный актив, тот самый актив, который создан и создается сейчас почти в каждом городе. Но в настоящее время эта общественность работает кустарно, в порядке филантропии что ли, без научного и организационного руководства. Они бесправны и часто беспомощны. Коэффициент полезного действия у них очень низкий. Картина резко изменится, как только ими станет руководить райотдел. Сигналы с мест, информация, полученная из квартир и домов, из детских садов и школ, помогут нам сосредоточить внимание на угрожающих участках, находить очаги аморальной инфекции и принимать экстренные меры, — Симбирцев остановился и обернулся к Ольге Васильевне.

— Хорошо, Андрей, пока достаточно. Садись, — по школьной привычке сказала Ольга Васильевна.

Садиться было некуда, и все рассмеялись. Антиверов попробовал уступить часть своего стула, но из этого ничего не вышло. Симбирцев прислонился к стене.

— Продолжаем. С места поступает сигнал. Прошу вас, Марат Иванович.

На столе перед Антиверовым лежали знакомые Анатолию карточки и исписанные листки. Предложение Ольги Васильевны словно застало старика врасплох. Пальцы его дрожали сильнее обычного. И на лице была взволнованность, как будто он собирался докладывать какому-то учреждению.

— До того как был создан наш отдел... — Пронесся ветерок сдержанного смеха. Антиверов оглядел аудиторию непонимающими глазами и продолжал: — Мне по моему кварталу пришлось вести и учет и контроль самому. Это вам известно. Но сигнализировать было некому. И получился пшик. Сейчас я обращаю ваше внимание на нижеследующие факты. Они у меня изложены на бумажке. Пожалуйста, — Антиверов протянул два листка Ольге Васильевне, но она повернулась к Симбирцеву.

— Принимайте, товарищ заведующий. А вы, Марат Иванович, коротко изложите

их содержание, чтобы все слышали.

— Факт первый, — на память стал излагать Антиверов. — Юра Суровцев. Пять лет. Родители молодые, интеллигентные люди. Оба работают. Юра был в детском саду, но вскоре его забрали домой. Он не уживался с ребятами, не слушался воспитательниц, при малейшем принуждении заливался истерическим плачем. Сейчас он целые дни на попечении бабки — глупой, религиозной старухи. Ребенок растет грубым, капризным, своевольным.

— Достаточно! — остановила его Ольга Васильевна. — Твое решение, Андрей.

— Мы поручили нашему психиатру Тане Коломиной обследовать ребенка. Прошу, Таня.

Пухленькая девушка в очках с толстыми стеклами отрапортовала скороговоркой, как вызубренный урок.

— Я познакомилась с документацией в детском саду и поликлинике. Обследовала ребенка. Никаких расстройств нервной системы у Юры не обнаружено. Чрезмерная возбудимость и некоторая истеричность патологической основы не имеют.

Девушка покраснела и уже собиралась опуститься на свое место, но Ольга Васильевна ее остановила:

— Погоди, Таня. А какие твои рекомендации?

— Проверить условия домашнего воспитания. Это дело методиста.

— Хорошо, садись. Что предпринято дальше? Я тебя спрашиваю, Андрей.

— Мы направили к родителям Юры воспитателя-методиста, Алексея Тихоновича.

— Прошу вас, Алексей Тихонович, — с особой почтительностью обратилась Ольга Васильевна к сидевшему на отдельном стуле пожилому, болезненного вида мужчине.

— Я посетил родителей Юры. Очень милые люди, но абсолютные невежды в педагогическом отношении. Ребенок избалован до крайности. Воспитание ведется по каким-то диким принципам полного невмешательства. Потворство выдается за чуткость. Наказание считается пережитком варварства. Мы долго беседовали. Кажется, они меня поняли и встревожились. Составили план постепенной перестройки взаимоотношений. Очертили круг обязанностей Юры. Кстати, он произвел на меня неплохое впечатление. Условились, что через две недели я приду снова и договоримся о дальнейшем. Ближайшая задача — нейтрализовать бабку и сделать его контактным для детского сада.

— Благодарю вас, Алексей Тихонович. Какое решение райотдела?

— Держать на оперативном контроле, пока не будем уверены, что ребенок вошел в норму. Потом переведем на общий контроль.

— С сигналом номер один мы закончили, — сказала Ольга Васильевна. — Перейдем ко второму. Прошу, Марат Иванович.

— Второй... Этот случай потруднее. Есть такой Леня Шрамов.

Анатолий ощутил взгляд Ольги Васильевны. Вот почему она так настаивала, чтобы он стал свидетелем репетиции. Она торопила его с вмешательством в судьбу Шрамова. И Антошка надавила локтем, призывая к вниманию. Она отсидела ноги и передвинулась так, что опиралась теперь на колени Анатолия. Из дальнего угла на нее мрачно поглядывал Илья Гущин.

— В первом случае мы имели дело с ребенком, у которого только обнаружены задатки трудного, — говорил Антиверов. — Со Шрамовым хуже. Он ждет суда. Мы решили проверить, как устроилась бы его жизнь, если бы наш райотдел существовал года четыре назад. Именно в это время я познакомился с этим мальчиком, взял его на учет и стал сигнализировать. Куда только ни писал, но толку не добился. Мальчик тонул на моих глазах, а помочь ему я не мог.

— Марат Иванович, — прикоснулась к его руке Ольга Васильевна, — забудем о прошлом. Начнем с того, что вы свой сигнал направляете в районный отдел охраны морального здоровья.