Трудовые будни барышни-попаданки 3
Шрифт:
Я вспомнила, что он действительно вторую неделю отсутствует в селе. Слышала от дьячка, что вызвали в губернскую консисторию по какому-то давнему прошению. Велел передать: даже если ему в Нижнем приход предложат, вернется в Голубки, не бросит паству и меня.
— Что же случилось, батюшка? — спросила я, когда поп плеснул настойки в третий раз, правда полрюмки.
— Странное дело, Эмма Марковна, плохое дело. Давайте я все расскажу, а дальше вам решать.
Самовар уже вскипел. Что может быть уютней, чем сидеть за чашками ароматного чая, поглядывая в холодную
В давние времена у него случился конфликт со старой барыней. Она пожаловалась на него в епархию, а священник тоже отправил прошение — переведите на другой приход. Насколько я понимала, такие конфликты обычно не получают развития, ну, разве что на попа постоянно жалуются. Или ему самому невмоготу быть на прежнем месте, и он добивается перевода за посильную мзду.
Казалось, и эта история пойдет по типовому сценарию: жалоба под сукном, точнее под бархатной скатертью, и будет всеми забыта. Но недавно отцу Даниилу пришло императивное требование: прибыть в консисторию для рассмотрения его прошения.
Едва прибыл, начались странности. Якобы в духовном управлении все помещения были заняты, поэтому разговор состоялся в губернской канцелярии. И не с благочинным, а каким-то чиновником. Тот сказал, что просьба о переводе рассматривается, и если подтвердится безупречная служба отца Даниила, то новый приход будет в богатом экономическом селе. Ну а сейчас, продолжил чиновник, не слушая возражений попа, надо подробно изложить все претензии к барыне.
— У меня они только к старой были, — возразил священник, — к молодой, к Эмме Марковне, их нет.
Чиновник вежливо ответил, что жалоба подана на владелицу Голубков, поэтому поговорить о ее благочестии все же придется. После чего начался расспрос, напоминавший, по словам отца Даниила, исповедь у смиренного, но дотошного священника, решившего вызнать наводящими вопросами все грехи духовного чада. В данном случае — чужие грехи.
— Не понимал я сначала, куда он клонит, — извиняющимся тоном говорил отец Даниил. — Обычные вопросы были: ходит ли барыня в церковь, держит ли посты? А не держит ли особый пост в непостные дни, чтоб с рассвета до темноты не есть? А для чего татарина-магометанина в усадьбе поселила? Я пояснил: это калмык-буддист, он кумыс готовит целебный. «А видели, как он Будде молится? Ведь нет. А знаете, когда Россия была под владычеством монголов, как они заставляли князей от веры отрекаться? Пить кумыс».
Да уж, не ожидала, что можно так интерпретировать мою кумысолечебницу.
— Потом спросил: известно ли вам, что ваша помещица на Макарьевской ярмарке была в постоянных сношениях с персиянами? Только по коммерческим надобностям? А известно ли, что она тайком от дворни на ярмарку вернулась и была замечена возле персидского двора в соседстве с персами?
К чему бы это все? Как-то мрачно и мутно.
— Я спрашиваю: к чему это? — сказал отец Даниил, будто угадав мою мысль. — Чиновник печально взглянул, говорит: вы пастырь честный, а дар ясновидения не всем дается. Распишитесь, пожалуйста,
Мне кивнул, под благословение не подошел, сразу к чинуше. Я выхожу, но слух-то у меня наточенный — старая барыня на исповеди так шептала, ангелу не разобрать. Слышу: «Андрюша, оставил место над подписью? Молодец, благодарю». Я смекнул, не хотят ли они дописать чего, да что делать-то?
Глава 32
А я — не смекнула. Я поняла. Миша мне рассказывал, что умные подследственные, перед тем как подписать показания, зачеркивают крест-накрест оставшееся пространство. Чтобы следак не вписал что-то еще.
Вот не знала, что с этим встречусь в новой жизни. Ну а попу откуда такое знать…
— Я решил понять, что к чему, опять в консисторию направился. Секретарь говорит, что ни провинностей, ни достижений за мной не числится, а вызвали потому, что вице-губернатор Соколов просил. Такому не откажешь.
Уже вице-губернатор? Неплохая карьера — и очень немалые возможности.
Приемные часы заканчивались. Отец Даниил сказал секретарю, что у него с собой бутылочка вишневой настойки с корицей, а одному пить — дело грешное. Секретарь, однокашник по семинарии, не отказался, а после третьей рюмки все объяснил.
— Говорит: «Теперь-то я понял, с чего Соколов на днях заказал в архиве справку о деле помещицы Никифоровой». А история та давняя вот такая была. Сын-офицер промотался, был исключен со службы, отец его наследства лишил, все сестре-вдовице передал, чтобы та его содержала. Тогда война с турками была, пленных по губерниям развозили, поставили и к Никифоровым на содержание. Тут у барыни болезнь приключилась, врач велел жирное мясо не есть, только бульон куриный, и вина не пить. А брат-приживал и донес, будто турок-пленный барыню совратил в ислам.
Я похолодела. Вот, значит, как можно интерпретировать мой кумыс и контакт с персами…
— Видно, к доносу хорошую мзду приложил — барыню под стражу заключили, в монастырь на покаяние, деточек-недорослей — в другой монастырь. Два года дело шло, пока государыня-матушка не разобралась. Барыню выпустить велела, клеветника — на Соловки, только имение уже промотано было.
«Матушка» — Екатерина Вторая, подумала я на автомате. А сама была в тумане, цвет которого с белесого стремительно менялся на багровый.
Два года разбирались… Да я Лизоньку и на два дня не оставлю! Никого на порог не пущу! Первого застрелю, кто сунется, у меня и пистолеты есть. Кузнец проверял, я стреляла разок — сработают!
Нет, не дам себя в угол загнать, окружить. Убегу!
— Я все понял, сразу к вам поспешил, Эмма Марковна, — закончил отец Даниил.
— Спасибо, — ответила я и, вспомнив, как надо правильно благодарить духовенство, добавила: — Благодарствую. Отец Даниил, когда они могут ко мне за ребенком пожаловать?.. И за мной?