Трудовые будни барышни-попаданки
Шрифт:
— Ну, Иван Селифаныч, что скажешь? — Я прищурилась.
— Найдет он деньги, — вмешался в разговор сотский, выходя следом за мной на крыльцо. — Ежели хочет, чтобы и дальше ему в селе нашем жилось привольно. Уж не пожадится родных-то отца с матерью выручить. Если надо — я сам одолжу и процент возьму божеский. Не для наживы, для порядку!
По тому, как хитро блеснул глаз Никанора Ильича, я поняла, что процент таки будет немалый и одалживаться Ивану Селифанычу придется. Ну да это их дела. Мне главное — свое получить и от обузы избавиться.
Что же касается Ивана
— Видать, по-вашему будет, — сказал на это Никанор Ильич. — Нельзя ему при всем мире от родного отца с матерью отрекаться.
Я молча кивнула. Надо же верить в людей.
Вряд ли прошло и десять минут, когда сын старосты вновь появился на своем крыльце. Подошел к телеге, положил на рогожу холщовый сверток. Стараясь не глядеть на меня, обратился к сотскому хриплым голосом:
— Никанор Ильич, помоги посчитать, чтобы все верно было.
Задача и правда оказалась непростая. Ассигнациями в заначке у Селифаныча нашлось лишь семьсот рублей. Остальное — пара золотых кругляшей, серебряные монеты и кучка меди. А еще — несколько перстней и браслетов, серебряные и золотые цепочки.
Сотский оглядел деньги и драгметаллы взглядом взяточника со стажем.
— Да тут с походом будет-с, — резюмировал он. — Не вижу обмана, Эмма Марковна.
Это хорошо. Пора проявить благородный характер барыни.
Я тщательно осмотрела сокровища, будто могла оценить и подсчитать. Потом отгребла медяки и часть серебра и возвратила Селифановичу.
— Вот так — в расчете?
Иван Селифанович кивнул.
— По справедливости будет-с.
Я велела Еремею:
— Прибери. Дома отдашь.
Судя по лицам крестьян, сделала правильно. Как барыне-дворянке, понимающей свое достоинство, и положено. А то, что я приметила среди украшений занятный перстень необычной формы, так дома разгляжу подробнее, зачем спешить?
Не думаю, что в заначке у зажиточного крестьянина лежали фальшивки. А подменить их — когда бы он успел? Все случилось слишком неожиданно.
— Вольную честь по чести оформим, — сказала я Селифанычу и Никанору Ильичу. — Если кто из крепких и уважаемых мужиков в свидетели желает — милости просим.
Чтобы не откладывать, вернулись в избу сотского, позвали писаря, и он быстро настрочил отпускную грамоту на старосту с женой. Никанор Ильич напомнил, что ее будет нужно зарегистрировать в уезде, и сам же подсказал, к какому чиновнику лучше обратиться, чтобы операция оказалась максимально недорогой. Местный шериф не скрывал радости, что преступный инцидент на подведомственной территории разрешился без судебных последствий, поэтому писарь работал бесплатно. А еще было подтверждено, что когда мне понадобятся рабочие руки, то в Покровском нанять людей можно, и сотский порекомендует кого.
Уф. Дело сделано, можно и домой. Я уселась в собственный возок. Еремей устроился на козлах, предварительно уложив заначку Селифаныча как следует за пазуху, Алексейка вскочил
Лошади шли шагом. Здесь и сейчас у небогатых дворян их принято было беречь. Въезжая в Покровское, я высматривала злодеев, а на обратном пути можно спокойно поглазеть по сторонам. Люди тут вольные, даже с первого взгляда видно — живут богаче. А еще на одном из огородов увидела подвялую после первого заморозка картофельную ботву и кучу самого картофеля на рогоже. Поздновато вроде, обычно урожай собирают в сентябре… но не мне жаловаться.
Я так удивилась, что велела остановиться и поговорила с хозяином.
— Бог в помощь. Как картошка уродилась?
— Благодарствую, барыня. Картопля-то? Неплохо, да прибыток невелик. Соседи-дураки, — это хозяин сказал чуть тише, — есть не хотят, да и в уезде не продать, разве совсем за бесценок. На зиму свалить, так померзнет. А может, и не дураки соседи-то, когда говорят — лучше бы побольше репы посадил. Ее и продать легче. Связался на свою голову, думал заработать, ан нет — один убыток, почитай. Смутил меня в ту пору немец один — засей да засей две десятины, весь урожай выкуплю. А по лету пошел спьяну купаться в пруду, да и утоп. Осталась та картопля ни к селу ни к городу.
Понятно. Хранить картошку тут еще не умеют, готовят так себе, хотя, казалось бы, чего уж проще. Да и выросла она у крестьянина по первости неровная, один клубень с яблоко, другой с виноградину. Но мне-то радость и от такой!
— Или вот, — продолжал разглагольствовать мужик, — свеклу сахарную сажать. Сильно пользительный овосч! И сторговать в одно место за хорошую деньгу можно.
Я заинтересовалась. Оказалось, сосед-помещик решил завод поставить, делать свекловичный сахар. Объявил мужикам, что будет у них белую сахарную свеклу покупать.
Насчет свеклы — интересно. Что же касается картошки, то я купила все, что у мужика было в наличии, шестнадцать мешков, за вполне приемлемую цену. Телега с заплаканной Иванной, отправившейся в Голубки забирать мужа и пожитки, как раз нагнала возок. Туда картошку и забросили.
Мужики косились недоуменно. Слава чудаковатой голубковской барыни только окрепла. Но ничего, попробуют еще, какова она на вкус, картошечка с салом, не так запоют. Земля здесь, я уже глянула, для картошки самое то, просто сажать, окучивать и хранить надо правильно. И будет нам второй хлеб и первый спирт отменного качества.
Глава 26
В родном дворе нас встретили толпой — вот же диво, новость о том, что старосту с женой сын выкупил на свободу, долетела сюда быстрее нас. Наверняка кто-то из деревенских пострелят напрямки через поля и овражки примчался.
Селифан стоял у крыльца. И завидев возок, принялся еще издали кланяться в пояс. Выходило у него кривовато — уезжая на «операцию» я велела из холодной его вывести и всыпать по назначенному. Чтоб неповадно было детей бить.
Но теперь все прежние счеты закрыты. Я даже думаю, что и вражды ко мне у старосты и его женушки не останется. Потому как в моей воле было и вправду устроить им настоящую каторгу. Точнее, на нее отправить.