Труп в оранжерее

Сэйерс Дороти Ли

Следователь: Когда произошла эта ссора?

Герцог Д.: В среду ночью. Это был последний раз, когда я видел его. (Сильное волнение в зале.)

Следователь: Пожалуйста, пожалуйста, не нужно так волноваться. А теперь не будет ли ваша светлость столь любезны передать мне как можно более подробное содержание этой ссоры?

Герцог Д.: Хорошо, дело было так. Мы провели весь день на болотах и поэтому ужинали рано. Приблизительно в половине десятого все начали расходиться по комнатам. Моя сестра и миссис Петтигру-Робинсон отправились наверх, а мы заканчивали последнюю партию в бильярд, когда Флеминг — мой слуга — вошел с письмами. Их доставляют довольно поздно вечером; как вы знаете, мы находимся в двух с половиной

милях от деревни. Хотя нет, я не был в бильярдной в тот момент — я запирал комнату, где хранятся охотничьи ружья. Письмо было от моего приятеля, которого я не видел много лет, — Тома Фриборна, — я познакомился с ним в доме…

Следователь: В чьем доме?

Герцог Д.: О, в Церкви Христа, в Оксфорде. Он писал, что видел объявление о помолвке моей сестры в Египте.

Следователь: В Египте?

Герцог Д.: Я имею в виду, он был в Египте — то есть Том Фриборн. Именно поэтому он не написал раньше. Он работает там инженером со времени окончания войны и, так как находится где-то у истоков Нила, не имеет возможности получать газеты регулярно. В письме он просил извинения за то, что вмешивается в столь деликатное дело, и спрашивал, знаю ли я, кто такой Кэткарт? Он написал, что встречал его в Париже во время войны, где тот жил на средства, получаемые от обмана при игре в карты, и добавил, что может поклясться в этом и сообщить детали спора, произошедшего в некоем заведении во Франции. Говорит, что я, возможно, захочу снести ему голову — имеется в виду Фриборну — за такую бесцеремонность, но, увидев фотографию этого мужчины в газете, он решил, что мне стоит об этом знать.

Следователь: Это письмо удивило вас?

Герцог Д.: Сначала я не мог поверить этому. Если бы это был не старина Том Фриборн, я сразу же бросил бы письмо в огонь, но в данном случае я не знал, что и думать. К слову сказать, французы могут легко разволноваться из-за пустяка. Но это был Фриборн, а он редко ошибается.

Следователь: Что вы сделали?

Герцог Д.: Чем больше я смотрел на письмо, тем меньше мне все это нравилось. Однако я не мог оставить этого так, поэтому решил, что наилучшим выходом будет пойти прямо к Кэткарту. Все уже поднялись наверх, в то время как я сидел и размышлял. Наконец я тоже поднялся и постучал в дверь Кэткарта. Он сказал: «В чем дело?», или «Что за дьявол?», или что-то в этом роде, и я вошел. «Послушайте, — сказал я, — мы можем поговорить?» «Хорошо, только постарайтесь покороче», — сказал он. Я был удивлен — обычно он не был груб. «Хорошо, — начал я. — Дело в том, что я получил письмо, содержание которого мне очень не понравилось, и я подумал, что лучшее, что можно сделать, это принести его немедленно вам и все выяснить. Оно пришло от человека очень приличного — моего старого друга по колледжу, который утверждает, что встречал вас в Париже». «Париж! — сказал он необычайно неприязненным тоном. — Париж! Какого черта вы явились ко мне говорить о Париже?» «Минутку, — сказал я, — не говорите так, потому что при данных обстоятельствах это может вводить в заблуждение». «К чему вы клоните? — спросил Кэткарт. — Выкладывайте все напрямую и идите спать, ради бога». Я ответил: «Хорошо! Слушайте же. Этого человека зовут Фриборн, он пишет, что был знаком с вами в Париже, где вы зарабатывали деньги, жульничая при игре в карты». Я думал, что он вспыхнет при этом, но он лишь сказал: «И что с того?» «Что с того? — повторил я. — Да ведь это не те вещи, в которые я поверю так просто, без каких-либо доказательств».

Тут он сказал забавную вещь. Он сказал: «Вера не имеет значения — это всего лишь то, что какой-нибудь парень думает о людях». «Вы хотите сказать, что не отрицаете этого?» — спросил я. «Отрицать не имеет смысла, — сказал он. — Вы должны составить собственное мнение. Никто не может опровергнуть это». А затем он внезапно вскочил, опрокинув стол, и закричал: «Мне наплевать, что вы думаете или что вы делаете, только уйдите отсюда. Ради бога, оставьте меня одного!» «Послушайте, — сказал я, — вы не должны это так воспринимать. Я не говорю, что поверил

этому. Думаю, что здесь, должно быть, какая-то ошибка; но, раз вы помолвлены с Мэри, я не могу позволить продолжаться этому без выяснения обстоятельств дела, разве не так?» «О! — сказал Кэткарт. — Если это волнует вас, не беспокойтесь. С этим покончено». Я спросил: «С чем?» Он сказал: «С нашей помолвкой». «С помолвкой покончено? — переспросил я. — Но я говорил с Мэри об этом только вчера». «Я еще не сказал ей», — ответил он. «Ну, это совершенно необъяснимо. Что, черт побери, вы о себе думаете, раз посмели явиться сюда, намереваясь бросить мою сестру?» Да, я много чего наговорил, в общем и целом. «Можете убираться, — сказал я. — Я не нуждаюсь в свинье, подобной вам». «Что я и сделаю», — сказал он, протиснулся мимо меня, спустился вниз и, выходя, хлопнул дверью.

Следователь: Что вы сделали потом?

Герцог Д.: Я побежал в свою спальню, окно которой находится над оранжереей, и крикнул ему, чтобы он не валял дурака. Шел проливной дождь, и было ужасно холодно. Он не вернулся, поэтому я велел Флемингу оставить дверь оранжереи открытой — на случай, если он передумает, — и лег спать.

Следователь: Как вы можете объяснить поведение Кэткарта?

Герцог Д.: Никак, я был просто поражен. Но думаю, он каким-то образом успел пронюхать о письме и знал, что игра была окончена.

Следователь: Вы рассказывали об этом кому-нибудь еще?

Герцог Д.: Нет, это было неприятно, и я подумал, что лучше подожду до утра.

Следователь: Итак, вы больше ничего не делали по этому поводу?

Герцог Д.: Нет. Я не хотел выходить наружу и преследовать парня. Я был слишком зол. Кроме того, я думал, что он скоро передумает — ночь была ужасной, а на нем был только смокинг.

Следователь: Затем вы спокойно легли спать и больше не видели покойного?

Герцог Д.: Не видел — до тех пор, пока не упал на него за пределами оранжереи в три часа ночи.

Следователь: Ах, да. А теперь не могли бы вы сообщить нам, как вам пришло в голову выйти на улицу в такой час?

Герцог Д. (колеблясь): Я плохо спал и решил прогуляться.

Следователь: В три часа ночи?

Герцог Д.: Да. (Внезапно приободрившись.) — Видите ли, моя жена отсутствует. (Смех и некоторые замечания с задних рядов.)

Следователь: Тишина, пожалуйста… Вы хотите сказать, что встали посреди октябрьской ночи, чтобы прогуляться в саду под проливным дождем?

Герцог Д.: Да, только прогуляться. (Смех.)

Следователь: В котором часу вы ушли из своей спальни?

Герцог Д.: Приблизительно в половине третьего, я думаю.

Следователь: Каким путем вы выходили?

Герцог Д.: Через дверь оранжереи.

Следователь: Тела не было там, когда вы выходили?

Герцог Д.: О, нет!

Следователь: А могли ли вы не увидеть его?

Герцог Д.: Бог мой! Мне пришлось бы перешагнуть через него.

Следователь: Где точно вы гуляли?

Герцог Д. (неопределенно): О, просто вокруг да около.

Следователь: Вы не слышали никакого выстрела?

Герцог Д.: Нет.

Следователь: Вы ушли далеко от двери оранжереи и кустарника?

Герцог Д.: Да, я немного удалился. Возможно, именно поэтому я не слышал ничего. Возможно, выстрел и был.

Следователь: Вы отошли на расстояние в четверть мили?

Герцог Д.: Думаю, да — да, вполне!

Следователь: Или дальше, чем четверть мили?

Герцог Д.: Возможно. Я шел быстро, потому что было холодно.

Следователь: В каком направлении?

Герцог Д. (с видимым колебанием): Вокруг задней части дома. По направлению к лужайке для игры в боулинг.