Труженики моря
Шрифт:
Было не так темно, как в минуту крушения. Хотя время было позднее, но можно было лучше различать предметы. Туман, рассеявшись, унес с собою часть мрака. На западе не было ни одной тучи. Сумерки освещают обширную часть неба. Этот-то свет и озарял море.
«Дюранда» села на мель по наклонной линии, от кормы к носу. Клубен взошел на корму судна, бывшую почти вне воды. Он устремил неподвижный взор на горизонт.
Он рассчитывал, что после столь продолжительного тумана суда, лежавшие в дрейфе или на якоре, будут продолжать свой путь, и, быть может, на горизонте покажется какой-нибудь
В самом деле, появился кутер.
Он шел с востока и направлялся к западу.
Через полчаса он должен был пройти довольно близко от Дуврского порога.
Клубен подумал: я спасен.
Быть может, это кутер иностранный. Кто знает, быть может, это одно из контрабандных судов, идущих в Пленмон. А чего доброго, и сам Бласкито? В таком случае не только спасена жизнь, но и богатство, а крушение на Дуврской скале, ускорив развязку, устранив ожидание в заколдованном доме, разрешая в открытом море всю интригу, было бы событием счастливым.
Вся уверенность в успехе вновь с неистовством вселилась в душу Клубена.
Оставалось сделать только одно.
«Дюранда», засевшая в скалах, стушевывалась между ними, смешивалась с их отрогами, где она была только лишней чертой, незаметной и потерянной, и при недостаточном свете не могла обратить внимание проходившего судна.
Но человеческая фигура, отделяясь черным очертанием на белизне сумерек, стоя на площадке скалы Человека и умоляя знаками о спасении, будет, конечно, замечена. Пришлют лодку для принятия погибающего.
Скала Человек была только в двухстах саженях. Достигнуть до нее вплавь ничего не стоило; взобраться на нее было еще легче.
Нельзя было терять ни минуты.
Бак «Дюранды» врезался в скалу, и потому надобно было бросаться в воду с кормы и именно с того места, где был Клубен.
Он сперва закинул лот и узнал, что под кормой глубина большая. Микроскопические раковины фораминиферов и полицистиней, прилипших к салу, были нетронуты, из чего следовало заключить, что там есть очень глубокие впадины в скалах, где вода всегда остается спокойной, каково бы ни было волнение на поверхности.
Клубен разделся, оставил на себе только кожаный пояс, пристегнул его пряжкой, ощупал железный ящичек, быстро окинул пытливым взором направление, по которому должен был плыть сквозь буруны и волны, чтобы достигнуть до скалы Человека, и, бросившись головой вперед, нырнул.
Ринувшись с большой высоты, Клубен нырнул очень глубоко.
Он дошел до дна, коснулся его, проплыл несколько времени вдоль подводных скал, потом сделал всплеск, чтобы всплыть на поверхность, но в эту минуту кто-то схватил его за ногу.
VIII
Несколько минут спустя после своего короткого разговора с Ландуа Жилльят был в Сен-Сампсоне.
Тревога Жилльята доходила до мучительной тоски. Что такое случилось?
В Сен-Сампсоне было жужжанье, словно в разогнанном улье. Все были за воротами. Женщины вскрикивали. Иные как будто рассказывали что-то и размахивали руками. Около них составлялись группы. Слышалось слово: какое несчастье! Многие лица улыбались.
Жилльят не спрашивал никого. Не в его характере было
Его беспокойство было так сильно, что он даже не побоялся войти в этот дом.
Все входили; вошел и он.
Вошедши, он нашел здесь опершимся о косяк двери сьера Ландуа, который сказал ему вполголоса:
— Теперь вы, без сомнения, знаете, что случилось?
— Нет.
— Я не хотел кричать вам об этом на дороге, чтоб не походить на зловещую птицу.
— В чем же дело?
— «Дюранда» погибла.
В зале была толпа народа.
Группы людей разговаривали тихо, как в комнате больного.
Посетители — соседи, прохожие, любопытные первые пришедшие, — толпились у дверей с каким-то страхом, оставляя глубину залы пустою; там сидела Дерюшетта и плакала, а возле нее стоял месс Летьерри.
Он стоял опершись на заднюю перегородку. Его матросская шапка надвинулась ему на брови. Прядь седых волос спускалась на его щеку. Он ничего не говорил. Он стоял, как вещь, прислоненная к стене.
В нем можно было видеть человека, в котором жизнь была сокрушена. «Дюранды» уже не было на свете; незачем было жить и Летьерри. Он имел душу на море; эта душа утонула. Что же делать теперь? Вставать каждое утро, ложиться каждый вечер. Не ждать более «Дюранды», не видать ее возвращения. Что значит остаток жизни без цели? Пить, есть; и что ж потом? Этот человек увенчал все труды свои мастерским произведением и все свои жертвы — усовершенствованием. Успех уничтожен; создание погибло. К чему жить еще несколько лет по-пустому? Теперь уже нечего больше делать. В эти годы нельзя начинать сызнова; да и к тому же он разорился.
Дерюшетта, плакавшая возле дяди на стуле, держала обеими руками один из кулаков месса Летьерри.
Группы шептались. Обменивались тем, что знали. Вот какие вести:
«Дюранда» погибла накануне, на скале Дуврской, в тумане, за час до заката солнца. За исключением капитана, не хотевшего покинуть свой корабль, люди спаслись в шлюпке. Шквал, подошедший с юго-востока, после тумана, едва не погубил их вторично и загнал в открытое море, дальше Гернсея. Ночью они имели счастье встретить «Кашмир», который принял их и доставил в Сен-Пьер-Порт. Все верили, что в происшедшем несчастье был виноват рулевой Тангруль, который сидит в тюрьме, а что Клубен поступил великодушно.
На столе видны были компас и связка реестров и записных книг: то были, конечно, компас «Дюранды» и судовые бумаги, отданные Клубеном Эмбранкаму и Тангрулю перед отправлением шлюпки, — величественное самоотвержение человека, спасающего даже связки старой бумаги в минуту своей смерти. Снова какой возвышенный пример самоотвержения.
Все единодушно удивлялись Клубену; но, впрочем, все в один голос уверяли, что он должен был спастись. Кутер «Шильтьель» пришел через несколько часов после «Кашмира»; с этим кутером получены были последние известия. Он провел двадцать четыре часа в одних водах с «Дюрандой». Он лежал в дрейфе во время тумана и лавировал во время бури. Хозяин «Шильтьеля» был тут, между присутствовавшими.