Тряпичная кукла

Ферро Паскуале

Однажды вечером я ждала Солнце, которое, как обычно, появлялось опозданием на час-другой, и думала: «Это как всегда! Бог его знает, в какой траттории или забегаловке оно сейчас напивается, как старый непросыхающий пьянчуга. Никакого уважения к окружающим! Ведь оно же Солнце! Да что оно себя возомнило императором Вселенной, что ли? Ну уж, когда оно придёт, я ему устрою!» И пока я размышляла… вот он — нахальный луч, озаривший небо. Я была раздражена, находилась просто в бешенстве! Я провела бессонную ночь из-за дискотеки с оглушающей музыкой, а когда я не высыпаюсь, то становлюсь невыносимой. Я набросилась на синьора Солнце: «Ну добро пожаловать! Кофейку-то уже выпили? А сигаретку не хотите?.. Так вот, уважаемый, всему этому должен прийти конец, у меня есть свои дела. Ты кем себя возомнил, что позволяешь себе появляться, когда и как тебе вздумается, в следующий раз я так вспылю, что у меня звёзды

забегают…» Но, как всегда, он чувствовал себя всемогущим своевольным самцом и поэтому ответил мне без всякого уважения, по-хамски: «Хватит! Каждое утро одно и то же… чего ты хочешь? Может, исчезнешь уже? Давай, давай, иди отсюда, мир сможет и без тебя обойтись, ты же знаешь, все мы приносим пользу, но незаменимых нет, если хочешь, я скажу тебе всё, что думаю… Ты — холодная, ледяная, когда у тебя месячные, ты даже Землю не освещаешь. Да и вообще, когда ты работаешь, люди спят, спят и ждут меня, ведь я дарю им тепло, свет, чтобы они могли жить, чем-то заниматься, смотреть друг другу в глаза». Солнце всегда было высокомерным, заносчивым антифеминистом. Тем временем всё население Земли собралось, чтобы поприсутствовать на этом эпическом скандальном выяснении отношений вселенского масштаба, но я не стала уступать Солнцу и без промедления ответила: «Ах так! Но если я уйду, что же будут делать люди? А волки — на что будут выть? Ты видел хоть одного волка, который выл бы при солнечном свете? А влюблённые, поэты — как будут стихи и песни писать? Лучше мне уйти, а то я оттаскаю тебя за волосы и повыдергаю все лучи из головы — тебе и этой кретинке Венере».

Тогда я созвала все звёзды и ушла, спряталась за тучей, моей подружкой, чтобы посмотреть на реакцию Солнца… оно вело себя как сумасшедшее. «Да вы понимаете, кто я такой? — кричал синьор Солнце. — Я — двигатель мира! Я — Солнце! Даже не так, я — бог Солнце!» Он был очень взволнован, кричал и ругался, он раскалился докрасна и громко продолжал повторять, что он — бог Солнце. И именно в этот момент недра Неаполя разродились старухой, лёгкой, как паук. Она вскарабкалась на холм Вомеро, подняла руку и провозгласила: «Ты — бог-засранец! — голос старушки прогремел, заставив замолчать Солнце и всех людей. — Луна права, я вижу тебя каждый вечер в ночных заведениях в компании потаскух, ты напиваешься, сидишь там допоздна, потом наутро не хочешь просыпаться, а эта бедняжка вкалывает за тебя… мужлан, шовинист… придурок!»

Другие присутствующие тоже набрались смелости и стали оскорблять Солнце. Бедолага понял намёк и тоже спрятался за облаком, там же, где была Луна, которая, увидев унижение Солнца, сказала ему: «Ну не злись, я и ты — друзья уже тысячи и тысячи лет, давай начнём сначала. Ты пока что запишись в группу анонимных алкоголиков, я же схожу в салон к косметологу, сделаю маникюр, педикюр, приму несколько сеансов в солярии, а то я совсем бледная, а потом посещу психолога, и, когда вернусь, мы всё начнём сначала. Что ты об этом думаешь?» Солнце кивнуло, поцеловало Луну в щёку, а Луна в бешенстве заорала: «Чтоб тебе пусто было! Ты обжёг мне щёку… я сто раз тебе говорила не целовать меня, ты постоянно оставляешь на мне ожоги, теперь придётся идти к дерматологу… пьяница!» Солнце улыбнулось, крепко обняло Луну, и они занялись любовью, забыв о ненависти и пообещав друг другу, что оба изменятся.

«Поэтому, дорогой герцог, — сказала я, — не слишком задавайтесь, вы же слышали: «Все мы приносим пользу, но незаменимых нет!». Вы помните «Ла Ливелла» Тото? Подумайте хорошо и прислушайтесь к моим словам, сдайте пару анализов крови: у вас лицо бледное, морщинистое». Обиженный герцог резко возразил: «Плебейка! Базарная баба! Хабалка!» Но все эти оскорбления я даже не поняла, кроме «хабалки», просто схватила его за шиворот и вышвырнула из театра, потом вцепилась в волосы герцогине и протащила её через всю галерею «Сан-Карло». Несколько минут — и завыла сирена скорой помощи, двое здоровых медбратьев связали мне руки и в который уже раз увезли в лечебницу. Я ведь в стольких заведениях побывала, где-то со мной хорошо обращались, где-то — не очень, но по крайней мере у меня была крыша над головой, пристанище для моей больной башки.

Однажды, во время моего пребывания в больнице, я хорошо помню, это был канун Рождества, врачиха попросила меня написать письмо младенцу Иисусу и положить потом под ёлку, я могла написать всё, что хотела, так сказала докторша. Я ответила: «Ты уверена, что я могу написать всё, что мне придёт в голову?» Врачиха растерянно посмотрела на меня и отрезала: «Да… но не переусердствуй!» Тогда я взяла бумагу и ручку и принялась писать: «Дорогой Иисус, мы с тобой должны немного поговорить… неужели тебе кажется нормальным, когда умирает наш близкий человек, мы, удручённые, обращаемся к священникам

и просим их объяснить, а они отвечают нам в замешательстве, хотя на самом деле видно, что им совершенно плевать на это: «Ведь Господь забирает лучших, чтобы они стали ангелами». Я вот этого просто терпеть не могу. Но как, спрашиваю я, уже миллиарды лет ты впускаешь в свои небеса столько этих ангелов, разве там ещё не случилось давки? Куда ты всех деваешь? А вообще, ты знаешь, во сколько они тебе обходятся? Учти, что те ангелы, которые приезжают к нам из бедных, охваченных войнами стран, влетают нам в копеечку, а ты-то как справляешься?

И ещё один вопрос: а что ты делаешь с детьми, с молодыми людьми? Я могу ещё понять — старики, это естественно — терять родителей, но совершенно немыслимо — забрать ребёнка, а мать лишить разума. Как бы то ни было, сделай две вещи: во-первых, постарайся забирать как можно меньше детишек и молодых, а во-вторых, скажи своим священникам, чтобы придумали какую-нибудь другую отговорку, потому что эта, с ангелами, совсем не работает. Ну и так как мы уже разговариваем… почему ты потакаешь всей этой ненависти и злобе по отношению к женщинам? Только потому, что эта швабра Ева съела яблоко? Почему за это должны расплачиваться все женщины на свете? Ты разве не мог сказать Еве: «Если ты съешь это яблоко… ты будешь мучиться хронической диареей». И тогда, когда возбуждённый Адам подошёл бы к ней, она романтично ответила бы: «Нет, любимый, не могу, у меня понос». А ты, как всегда, перебарщиваешь, как и в истории с зачатием. Ну как так, это что, нормально: мужчине, чтобы заделать ребёнка, достаточно нескольких минут, а женщине потом страдать целых девять месяцев, с токсикозом, больной спиной и всем остальным в комплекте. Если бы ты был богом-коммунистом, то мог бы распределить всё по справедливости: один раз беременеет женщина, другой раз — мужчина, один раз рожать тебе, другой — мне, тогда никто не раздражался бы, мужчина даже стал бы более чутким, так как понял бы, что значит ходить широко расставив ноги в течение многих месяцев.

А сейчас давай поговорим о расах. Ну зачем, зачем, спрашиваю я, ты сотворил людей со столькими цветами кожи? Неужели нельзя было оставить только один оттенок? Ну я не знаю, цвет глицинии, тёмно-лиловый, цвет звёздного неба, нет?! Тебе вздумалось сделать по максимуму: белый, чёрный, жёлтый, красный, таким образом ты создал и расовую ненависть. Тебе ведь известно это? Я могу понять историю с Вавилонской башней, когда ты перемешал все языки, потому что люди хватили лишнего, но с цветом кожи тебе надо было быть поаккуратнее. Прости меня великодушно, что мне приходится это говорить, но тебе надо брать ответственность за свои поступки, и не делай вид, что тебе всё равно, подумай хорошенько, не строй из себя, как обычно, упрямого осла. Прошу тебя, веди себя хорошо и счастливого Рождества!».

Закончив письмо, я вручила его докторше, она внимательно прочитала, потом посмотрела на меня и воскликнула: «Ты сделала всего одну ошибку — обратилась к Господу на ты…» Она положила письмо под ёлку и ушла, а я подумала: «Кто из нас более сумасшедший… как же так, мне хотелось сделать по-другому, перевернуть всё вверх дном, сбить с толку, а докторша удостоила меня таким странным комментарием? Может, она приняла меня за ненормальную?» Тут мне пришло в голову, что я забыла написать адрес получателя на конверте. Тогда я обратила к Господу молитву, правда, представившись другим именем, мне не хотелось рисковать, встала на колени и, как и все воспитанные люди, сказала: «Приятно познакомиться, Роза Спина».

Враньё!

«Аве Мария, мать моя и Матерь Божья.

Аве Мария, слава Богу, Господь с тобой.

Почему иногда тебя нет рядом со мной?

Ты Благословенная среди всех благословенных, и Благословенен сын твой, Иисус.

Санта-Мария, мать моя и Матерь Божья, помолись за меня, за себя, и за всех грешников, и за смерть нашу, да будет так… Аминь.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа».

Я всегда была очень религиозной католичкой, но попы… священники всегда выставляли меня из дома Господа нашего. Они говорили: «Ты странная, непонятно, кто ты, слизень? Аморфное существо, кривое и уродливое, верблюд без горба? Ты кто? Изыди, сатана».

На это я отвечала, что я хорошая девушка, добрая и нежная малышка, но они молчали… Обитатели колоколен прогоняли меня, как бешеную собаку с чесоткой, и я, как больная собака, говорила, что только хотела помолиться Господу нашему, молитва помогала выйти из моей головы всем дурным и тяжёлым мыслям… вон, уходите прочь, дурные мысли, вон, вон. Но священники не проявляли милосердия. И вот тогда я превращалась в коварную, жестокую… а они говорили: «Уходи отсюда, а не то мы вызовем полицию — и тебя арестуют, мы отправим тебя в тюрьму, как грязное животное, мы надолго упечём тебя туда».