Трясина.Год Тысячный ч.1-2
Шрифт:
Опустившись на колени, я отодвинула доску. Из подпола дохнуло холодом. На минуту в комнате стало светло - в окно ударил луч прожектора. Я подняла глаза и взглянула на человека, стоящего передо мной.
– Чёрт! - вырвалось у меня.
Ромеец. Выглядел он, правда, как последнее отребье - волосы спутанные, лицо в кровоподтёках, из-под простой стёганой куртки выглядывает разодранная, забрызганная кровью рубашка. Как будто он только-только вырвался из уличной потасовки. Холера, только этого мне не хватало!.. В комнате снова сделалось темно. Голоса стражников слышались уже совсем рядом. Несколько мгновений я размышляла. Ничто не мешало мне взять его
– Давай. Туда, - проговорила я.
– Спасибо тебе, - ответил он.
Говорил он на чистейшем ромейском. В их устах язык Империи звучит, как удар кастетом в лицо. Резко и хлёстко. Семгальцы так не говорят. Нас выдаёт своеобразный местечковый говор, который не в состоянии вытравить даже имперская школа. "Порченный ромейский", так они это называют.
Ему пришлось стянуть с себя верхнюю одежду, чтобы протиснуться в схрон. Сбросив стёганую куртку, он остался в одной рубашке, и я увидела парабеллум без кобуры, заткнутый за пояс. Вопросов задавать я не стала. Приладив доску на место, я посмотрела на тяжёлый деревянный ларь, стоящий у окна. Ларь был выкрашен в синий цвет и разрисован по краям жёлтыми завитками и красными бутонами. Мы хранили в нём одежду и постельное белье. Упершись в ларь плечом, я не без усилий сдвинула его с места. Потом, напрягая все мышцы, я волокла этот ящик до тех пор, пока он не встал аккурат над схроном. Теперь беглец был в надёжном укрытии, но одновременно и в ловушке. Ничто не мешало мне выдать его стражникам, когда те заявятся с обыском.
Они не заставили себя ждать. Вначале я услышала резкий стук в дверь, потом задвижка с грохотом отлетела, и в глаза мне ударил луч карбидного фонаря. Я стояла босиком на холодном полу, завернувшись в одеяло, когда они ввалились в комнату. Стражники. Ян тоже был в этой своре. Его всё-таки отозвали назад в казармы. Ян и виду не подал, что знает меня. Спасибо хоть на том, что он не принимал участия в обыске. Он просто стоял на пороге с винтовкой наперевес, пока другие шарили по углам, заглядывали под кровати и вываливали на пол содержимое ларей. Из разговоров стражников я поняла, что ищут какого-то крамольника, который ухитрился сбежать из-под стражи. Он ещё и вооружён, помимо прочего.
– И всё-таки, как он через стену перескочил?
– Никак. Его Валога вывез, на казённой машине.
– А, Валога. Ясно!
Смеются. Кто такой этот Валога, я не знала, но то, что над ним потешались даже стражники, говорило о многом.
– Они крамольников поехали искать. Не доехали.
– Во! А я знаю, где эти крамольники. У твоей бабки в подштанниках!
– А ты что, заглядывал?
Теперь они не просто смеются, а ржут в голос.
– Пушка тоже от Валоги?
– А то! У него кобура была незастёгнута. А тот сидел рядом.
– Что, мозги ему вышиб?
– Да не, только фуражка слетела. Ну, и штаны, наверное, того.
– Намокли!..
Я тайком взглянула на брата, стоявшего у дверей, и похолодела от ужаса. Он пристально смотрел на разрисованный ларь. Ян не так уж часто бывал в этом доме, но он, конечно же, помнил о самодельном погребе. И он не мог не заметить, что большой ларь сдвинулся с привычного места и стоит теперь прямо над доской, закрывающей вход в схрон. Но Ян ничего не сказал. Покончив с обыском, стражники ушли, оставив меня посреди разгромленной квартиры. Уходя, брат даже не взглянул на меня. Вскоре за стеной послышалась брань и пьяные выкрики. Начался обыск у соседей.
Когда всё затихло, я отодвинула ларь и помогла беглецу выбраться из подпола. Света я не зажигала. Прожектор на улице погас. Ромеец сидел на полу, привалившись к стене, глаза его были полузакрыты, как у смертельно уставшего человека. Я молчала. Ждала, пока он сам заговорит.
– Чёрт, у вас там вода внизу, - сказал он наконец.
– Родники размывают фундамент. Как вы живёте на такой яме?
– Когда-то жили в нормальном доме. Да выгнали, - ответила я.
Он помолчал.
– А звать тебя как?
– спросил, взглянув на меня.
– Лита, - сказала я.
– Лита, - он прищурился, будто что-то припоминая.
– Ага. Смешные же у вас имена.
– А ваши звучат, как брань, - проговорила я с безразличием.
Он недоуменно уставился на меня. Потом хмыкнул.
– Ладно, Лита. Пойду я. Ты и так подставляешься.
Он поднялся на ноги, накинул куртку и направился к выходу. Я его не задерживала. Чем быстрее он уйдет, тем лучше.
– Господи, столько людей... - проговорила я очень тихо.
Он обернулся.
– Что?
– Столько людей, - повторила я. - Под пули, под нож. И это ещё не закончилось.
Он стоял на пороге, держась за дверную ручку. Смотрел на меня.
– Лита, если для тебя это важно...
– начал он медленно.
– Там, на проспекте, когда всё началось... В толпе были конторские. В цивильном. Это они погнали людей на Триумфальную. Кое-кому хотелось, чтобы началась бойня. Те, на площади, этого не знали. Ни те, кто стрелял, не те, в кого стреляли. Это тебя успокоит?
– Нет, - сказала я коротко.
– Но спасибо тебе...
– Вэл, - проговорил он.
– Вэл Йорхос. Не за что.
Потом он ушёл. Не думала, что когда-нибудь увижу его снова.
Следующие несколько дней я ждала, что за мной придут. Я содрогалась от ужаса каждый раз, когда по улице проезжал зарешеченный фургон или казённая машина с эмблемами Тайной Канцелярии на бортах. Я ждала, что ко мне подойдёт Соглядатай и взяв меня за локоть, скажет: "Нам нужно задать вам несколько вопросов". Я ждала. Но ничего не происходило. Ян не выдал меня. Мне казалось, что это происшествие немного сблизило нас с братом. У нас появилась общая тайна. У меня не было возможности поговорить с ним. Ян больше не приходил. Он не пришёл даже в день Второго Явления, которое празднуется в середине весны. Очевидно, он избегал встреч со мной. Увиделись мы с ним лишь в начале лета. Потом была Оружейная площадь и наше бегство.
Лита - Убийца
В омнибусе пахло сыростью - сладковатый, цепкий запах, который моментально пропитывает одежду и волосы и будто въедается под кожу. Неизвестно, кому пришло в голову обшивать полы и стены омнибусов ковровым покрытием. На первых порах это выглядит красиво, парадно даже, но со временем обивка делается серой от пыли и скользкой от плесени, а в непогоду ковровый настил под ногами превращается в сплошное месиво. Омнибус двигался, покачиваясь на рессорах, вдоль освещённых проспектов и площадей, утопающих в цветах. Улицы были заполнены людьми, по набережной Вильяры прогуливались парочки. Многие держали в руках продолговатые бумажные пакеты, в которых были спрятаны фляги с выпивкой. Распивать спиртное на улице было строжайше запрещено, но местные давно научились обходить этот запрет.