Трясина
Шрифт:
– Где работал ваш зять?
– В каком-то проектном институте, хотя ни Света, ни я понятия не имели в каком именно. Зарабатывает хорошо – и ладно. Ну, а год назад все началось…
– Что началось?
– Сперва повестки в милицию, потом сама милиция стала нас дергать. А он в это время где-то скрывался. Позванивал иногда, даже неожиданно появлялся. Выкручивался, мол, командировки его замучили. Ну, я же не дура, понимала, раз милиция им заинтересовалась, значит влип в какую-то историю, значит рыльце у него в пуху.
– А ваше предположение?
–
– Где эта дача?
– Это, сами понимаете, под строжайшим секретом.
– Мне это на всякий непредвиденный случай, – пояснил Жан. – Да и от кого теперь скрывать, если ваш зять уже никому угрожать не может.
– Логично, – согласилась Аделаида Андреевна. – Это в деревне Неча-иха, в десяти километрах отсюда. Дожидаться похорон я, между прочим, не намереваюсь, думаю завтра с утра отправиться к внуку.
Жан ограничился кивком. С минуту он Сидел молча, потом осведомился:
– Не утомил я вас расспросами?
– Знаете, напротив, – ее лицо озарила легкая улыбка. – Беседуя с вами, я даже расслабилась.
– Скажите, как мне повидаться с родителями Рэма?
–Матери он лишился давно. Когда ему шел семнадцатый год, она уехала от мужа навсегда. Рэм остался с отцом – Арсеном Давидовичем Багратовым. Это был аристократического плана человек – покладистый, внимательный, с хорошими манерами,-приятный собеседник. Но со странностями. Он преподавал философию в университете, заведовал там кафедрой. Его отношения с сыном были очень натянутыми, а позже Арсен Давидович проклял сына, отрекся от него, и их связи окончательно оборвались. Это я сейчас понимаю мотивы разрыва.
– Вот с ним мне и хотелось бы встретиться.
– Это невозможно, – нахмурив лоб, участливо отозвалась она. – После увольнения из университета Колымей, такую кличку придумали ему студенты, как отшельник ушел в себя, стал редко появляться на людях, но продолжал заниматься какими-то загадочными вещами.
– Любопытно.
– Я же говорила, что он был со странностями. Вбил себе в голову, что познал тайны мироздания с помощью астрологии, спиритизма и прочего колдовства. Словом, оккультист. Вот за эти вольности и уволили его из университета. Что только не плели вокруг него: мол, психопат, сумасброд, колдун. А ведь это был Милейший человек… Ну, а потом пришла весть, что он утонул в реке.
–Утонул?
Она встала, нашла на висячей полке газетную бумагу и подала Жану.
– Вот поглядите… Я как раз Арсена Давидовича сегодня вспоминала-Думала, как у такого умного и интеллигентного во всех отношениях человека мог быть такой никудышный сын? Эту газетную вырезку
– Только Рэм…
Склонность собеседника к откровению – сущий дар для следователя. Жан, черпая информацию из уст Аделаиды Андреевны, записывал в своей памяти все подробности так тщательно, как записывают на магнитофон хорошую музыку. Сердечно поблагодарив за содействие следствию, он неожиданно спросил:
– Вы не испытываете беспокойства от случившегося?
– Для меня нет ничего более грустного и удручающего, чем процедура похорон.
Жан явно хотел допытываться дальше, но тут в дверях возникла Светлана – высокая, стройная брюнетка лет тридцати. Она была бледна, возле рта пролегла горькая складка, в глазах скрывалось глухое раздражение.
– Как ты себя чувствуешь? – ледяным голосом обратилась она к матери.
– Жан Игоревич смог меня разговорить, я даже расслабилась, – Аделаида Андреевна перекинула взгляд от Жана на Светлану. – Это и есть моя дочь. Как на духу раскрылась перед следователем и, кажется, дикие ощущения покинули меня.
– Дикие ощущения? – переспросил Жан. – Что вы имеете в виду?
– Наверное дочь права – то ли галлюцинация меня посетила, то ли бред какой-то.
– В чем это проявилось?
– Сегодня рано утром мне почудилось, что гроб чуть сдвинулся. Так, сам по себе. Он стоял не прямо, как его поставили, а чуть наискосок краям стола. Я выбежала вот в эту комнату. Света за мной и спрашивает: «Что с тобой?» А я: «Света, гроб сдвинулся!» Она посмеялась надо мной. Когда мы вернулись, гроб стоял совершенно прямо…
.
– Хватит! – Светлана бросила на Жана испепеляющий взгляд. – Вы выбрали неподходящий момент для допроса. – Потом глянула на мать. – А тебе не мешало бы полежать и отдохнуть после кошмаров, а то Бог знает, что еще причудится.
Жан встал, достал из нагрудного кармана сорочки визитную карточку, подал ее Аделаиде Андреевне.
– Если вдруг припомните какие-нибудь новые подробности, прошу сообщить мне по телефону.
Поклонившись, он направился к двери, прекрасно сознавая, что особых зацепок для дальнейшего расследования у него мало прибавилось. Поэтому он неожиданно остановился и глянул на Светлану:
– Извините… Может быть какие-то вещи сохранились, всякие там бумаги… Словом, личные вещи Рэма. ;
Светлана, выдержав на себе вопросительный взгляд, смягчилась, пре
жняя враждебность отступила.
– Ничего нет. Он за последний год почти не бывал дома. Впрочем, вот его письменный стол, копайтесь в нем сколько угодно, только не утомляй те маму.
Она выдвинула два верхних ящика, доверху забитых бумагами, взяла в руки толстую тетрадь. Это оказался личный дневник Рэма. Полистав его, она оставила на страницах следы своих вспотевших пальцев.