Тучи на рассвете (роман, повести)
Шрифт:
Несколько дней То Пен брал с собой на обед все ту же густую мутную похлебку, и хотя есть ее было нельзя и ему приходилось голодать, но похлебки не оставалось, а в иные дни ее даже не хватало.
Когда шлак вывезли с завода, старый рыбак Пек Ун и Ри, прихватив корзины, отправились на берег к шлаковой горе и долго возились там. Проходивший мимо полицейский не обратил на них внимания, потому что здесь всегда рылись бедняки в поисках кусочков несгоревшего угля.
Вскоре тол, очищенный от шлака, был надежно спрятан в скалах:
Концессия господина
Пан Чак каждый день собирался съездить домой на остров Кочжедо и никак не мог решиться на это. Ведь остаться там он не сможет, а его появление только расстроит мать.
Но после того как добыли взрывчатку, он твердо решил повидаться с матерью. Кто знает, сможет ли он сделать это потом…
На берегу он нашел рыбака, который как раз собирался плыть на остров и охотно согласился подвезти Пан Чака.
Сидя на корме и ловко орудуя веслом, похожим на лопату, рыбак быстро отчалил от берега. Потом бросил весло в джонку и стал натягивать парус.
Пан Чак помог ему, и рыбак понял, что этому человеку не раз доводилось ставить паруса из морской травы и что в этом деле он не новичок, хотя озирается во все стороны так, будто впервые попал на плоскодонку.
Попутный ветер сильно натянул парус, и лодка шла быстро. Уже через полчаса они обогнули остров Кадокдо. И чем дальше плыли мимо знакомых островков и скал, тем тяжелее становилось на душе у Пан Чака.
Сколько раз он проезжал эти места с отцом! Как не хотелось отцу покидать остров! Но после ареста Пан Чака ему уже было здесь не житье. Компания «Ниппон Юки» отобрала джонку, да и на берегу закидывать сети запретили. А разве удочкой много наловишь!
Целый год, пока Пан Чак сидел в тюрьме, отец возился с этими удочками, но, когда сына выпустили, Пан Юр Ил сказал:
— Теперь я пойду на завод.
Он ни разу не упрекнул сына и ни о чем не расспрашивал, хотя Пан Чак понимал, что отец осуждает его поступок.
Старый рыбак начал искать работу.
Он вставал рано утром и посылал сына на берег с удочками, а сам на попутной джонке или на плоту уезжал в Пусан.
Он обошел все заводы и фабрики в городе, побывал в порту, на железнодорожной станции, в трамвайном депо, но работы не было.
Утром, когда опускали разводной мост между Пусаном и островом Чорендо, он отправлялся туда — может быть, там легче устроиться: ведь заводы и фабрики заняли весь остров.
На судостроительном заводе Мицубиси и Тотаку его уже приняли было на выгодную работу грузчика, но тут выяснилось, что сын Пан Юр Ила сидел в тюрьме, и его прогнали. Так же поступили с ним и на канатной фабрике, и на дизельном заводе Тогу. Но Пан Юр Ил упрямо ходил и искал работу.
На резиновой фабрике Санва Гому Кайша и предприятиях Босэки Пан Юр Илу сказали, что его взяли бы, будь он помоложе. На фабрике искусственного шелка Асахи отца согласились принять, но у него не оказалось двадцати вон залога. Так он обошел около ста заводов Пусана и Чорендо.
Отец искал работу, а Пан Чак сидел на берегу с удочками. Он ловил только крупную рыбу на большие крючки, насаживая на них стебель йоккуя. Рыба жадно хватала это растение, и, пока
Поздно вечером отец возвращался домой. И когда он спрашивал сына, сколько тому удалось наловить рыбы, в разговор вмешивалась Хе Сун, хотя последнее время она стала совсем молчаливой.
— Сегодня хороший улов, — торопливо говорила она, — сегодня Пан Чаку повезло.
Она показывала мужу корзину со свежим уловом, и Пан Чак с удивлением смотрел на рыбу: ему казалось, что наловил он меньше. Он переводил взгляд на мать, но она прятала от него глаза. И все же Пан Юр Ил видел, как мало удается сыну наловить за день, как тоскует он по настоящему делу. И когда уже больше некуда было идти искать работу, Пан Юр Ил сказал сыну:
— Сегодня ты поедешь со мной в город.
Пан Чак не знал, что задумал отец, и молча стал собираться.
Они добрались на плоту до хижины старого рыбака Пек Уна, но отец не зашел туда. Он повел сына в центр города к большому серому дому американского консульства, где висел лист бумаги с иероглифами. Не зря же он учил сына в школе и платил за него такие большие деньги!
У двери толпилась группа рыбаков и рабочих. Слухи, которые ходили по городу, оказались правильными. Пан Чак сам прочитал бумагу и рассказал отцу, что там написано. В объявлении сообщалось, что американская концессия господина Морза нанимает рабочих на золотые разработки в Унсане и выдает вперед деньги на проезд до рудников с рассрочкой на полгода.
Дальше было написано, что те, кто будет трудолюбиво работать, легко могут разбогатеть и что почти за пятьдесят лет существования горнорудной концессии Морза сотни его рабочих действительно разбогатели, и приводились даже их имена.
Два дня отец просидел на берегу хмурый, не ловил рыбу и не ездил в город. Ясно было, что ему не хочется уезжать из родных краев и он не знает, как жить дальше.
Видя это, Пан Чак сказал:
— Давай и мы поедем на золотые разработки господина Морза. Туда уже отправилось много народа.
Отец посмотрел на сына и не удивился, что он так говорит, но ничего не ответил.
Прошло еще несколько дней, и Пан Чак сказал отцу:
— Может быть, я один поеду к этому Морзу?
Пан Юр Ил понял, что сын все равно уже не согласится целыми днями сидеть на берегу с удочками, и решил ехать. Ехать на север, в Унсан, где, по слухам, снег падает и не тает, а остается лежать на земле толстым слоем до самой весны, где люди подшивают под халаты вату, как на одеяла, где так холодно, что некоторые даже голову укрывают от мороза, напяливая на себя меховые шапки.
Пан Юр Ил решил ехать и взять с собой сына. Все равно ему нельзя оставаться в Пусане и нечего делать на Кочжедо. Половину денег, что им дадут на дорогу, он оставит дома. На эти деньги можно будет покупать чумизу и есть вместе с сушеной рыбой из старых запасов, которые он оставляет дома, и со свежей рыбой, которую наловят жена и дочери. Как-нибудь протянут, а через год-два он вернется с золотых рудников концессии Морза и привезет с собой все заработанные деньги.