Тучи сгущаются
Шрифт:
– - Но если кровь кентавра была ядовитой, то как же женщина не отравилась, собирая её?
– - спросила Луна.
– - А кто его знает, -- пожал плечами Инти, -- это же легенда, а там часто бывают нелепости. Так вот, получается что посол о страшном даре знает, но надеется отвертеться, потому что на самоубийцу совсем не похож.
– - Может, надеется, что моя смерть и подарок не будут соотнесены друг с другом?
– - Да кто его знает. Как думаешь себя вести в таком случае?
– - Делать вид, что принимаю подарок -- слишком унизительно. Если не трону плаща, они всё равно догадаются, что я понял, но виду не подаю. Лучше я сделаю так...
– -
– - Немного рискованно, -- с сомнением сказал Инти.
– - Я осторожно. Даёшь добро?
– - Даю.
На следующий день утром Асеро, бледный от волнения и недосыпа сидел на троне и вполуха слушал, как черноусый испанец говорит положенные в таких случаях любезности. Сволочи они всё-таки. Сначала написали бумагу, согласно которой все язычники должны покинуть христианские порты в течение суток, плюнув на погоду и все договорённости -- а теперь вот с улыбкой извиняется и знает, что сейчас приподнесёт ему смерть. Формальной причиной этого разрыва была деятельность Томаса, полулегально проповедовавшего свои идеи, но всем и каждому было ясно, что всё это только предлог. И нынешние дежурные сожаления -- тоже только предлог, чтобы вручить отравленный подарок. Наконец прелюдия закончилась и внесли ларец со смертоносным даром.
– - Я прощу Ваше Величество принять этот скромный дар -- плащ, расшитый золотом, -- произнёс посол и раскрыл ларец. Чуть подавшись вперёд, Асеро сказал:
– - Я приму этот дар, но при одном условии. Пусть господин посол снимет с рук перчатки и лично поможет мне надеть этот плащ.
– - Но я не смею касаться ткани, предназначенной для самого владыки Тавантийсую, -- произнёс побледневший посол.
– - Но ведь я прошу, -- сказал Инка, -- даже приказываю!
Возникла неловкая пауза. Тут Асеро неожиданно вскочил с трона, схватил руку посла, сорвал с неё перчатку и применив усилие, поднёс её к драгоценной ткани, остановившись буквально в пальце от неё.
– - Ну же, коснись, коснись! Как других убивать -- так это с милой улыбочкой. А как самому помирать -- так трясёт от страха?Думали отравить меня точно соседского пса? А я ещё на тот свет пока что не собираюсь! Стража, уведите его и унесите это, -- Асеро бросил презрительный взгляд на золотую тряпку в ларце. Воины кинулись выполнять приказ, но тут произошло самое большое нарушение этикета за весь вечер -- от страха несчастного посла вырвало. Асеро успел отпрыгнуть и не измазаться в блевотине. Глаза его при этом сверкали триумфом, смысл которого до конца был понятен только Инти, тоже находившемуся в зале, но для испанца выглядевшему просто одним из придворных.
– - Аудиенция закрыта, -- сказал Асеро, -- все кроме испанцев свободны.
После ночи почти без сна и больше полудня томительного ожидания Диего, наконец, дождался того, что дверь камеры широко распахнули и за ней оказался сам Первый Инка в окружении воинов. Хотя юноша никогда не видел до того Первого Инку, он тут же узнал его по льяуту и золотым украшениям. Но вглядевшись в его лицо внимательнее, юноша увидел, что это тот самый воин, с которым он разговаривал вчера. Тот улыбнулся:
– - Прости, Диего, но и я, и Инти специально говорили с тобой анонимно, чтобы ты был более откровенен. Но теперь уже нет смысла в этом маскараде, злодей-посол изобличён.
– - И что теперь с ним будет? Его казнят?
– - Увы, нет, -- Инка грустно покачал головой, -- хотя, конечно, он этого заслуживает. Но казнить его -- объявить войну. Он будет
– - А что будет со мной?
– - Отныне с тебя сняты все подозрения, и ты считаешься полноправным жителем Тавантисуйю.
– - И я смогу увидеть Марию и передать ей лично письмо Томаса?
– - Ну конечно. Только не сегодня. Её адрес и настоящее имя тебе может сказать только Инти, а он сейчас занят этим горе-послом. Так что завтра вы с ним поговорите.
– - А мне теперь куда? Дожидаться его здесь?
– - неловко спросил Диего.
– - В тюрьме сидеть тебе больше без надобности -- я приглашаю тебя к себе во дворец.
Юноша покраснел и посмотрел на свою тунику. Конечно, в инкской тюрьме не найти вшей и блох, туника его была чистой и без дыр, но для дворцового приёма такой наряд вряд ли годился...Асеро улыбнулся:
– - Не стесняйся, ведь мы идём не на торжественный приём, а во внутренние покои. Там я и сам хожу по-домашнему.
– - Пройти во во внутренние покои дворца -- величайшая честь, -- сказал один из воинов, -- цени это.
– - Человек, который спас мне жизнь, такую честь, без сомнения, заслужил, -- ответил на это Первый Инка.
Сам юноша только молча поклонился, ибо был слишком поражён, чтобы найти подходящие слова.
Лишь оказавшись во внутреннем саду наедине с Первым Инкой, он сказал:
– - Когда я пытался представить себе дворец Первого Инки, мне всегда рисовались пышные залы и золочёные потолки. Но здесь всё не так.
– - Пышные залы и золочёные потолки нужны для гостей дворца, а для жизни мне нужно место, где я мог бы отдохнуть, расслабиться и поиграть со своими детьми. Этот сад напоминает мне садики, которые были возле домов в моём родном селении. Как жаль, что мне уже больше не случится вернуться туда даже ненадолго.
– - Значит, хоть ты и тоскуешь по родной земле, но твой сан не позволяет тебе вернуться туда?
– - Дело не моём сане. Мою родную деревню разрушили каньяри. Даже теперь, когда прошло уже более двадцати лет, мне всё ещё изредка снятся ночами руины знакомых домов и трупы близких.
– - Белые люди говорят, будто ты был с каньяри жесток. Теперь я понимаю, что не без причины. Я сам бы жестоко мстил на твоём месте.
Первый Инка грустно улыбнулся:
– - Белые люди думают, будто мы, инки, имеем право руководствоваться личными мотивами в таких вопросах. Да, я сурово наказал каньяри, но не потому что мне хотелось мстить, а потому что я должен был отучить их от набегов на соседние народы. Мы, инки, должны думать не о прошлом, а о будущем. Однако христиане всегда приписывают жесткость правителю-нехристианину, хотя обычно судят о нём только по слухам. Впрочем, довольно об этом. Теперь ты можешь просить у меня любой награды.
– - Мне особых наград не надо, я только хотел бы остаться в Тавантисуйю, и получить новое имя. А то, когда меня называют "Диего", мне становится стыдно, что я был христианином и монахом. Теперь я понял, что церковь служит злу, а во Христа я больше не верю.
– - Не веришь?
– - Да, я много думал об этом и понял, что вера в него основана на лжи и обмане. Но это очень долгий разговор, и если у тебя, государь, нет времени на него, то я не смею отвлекать тебя от важных дел.
– - Да нет, отчего же нет времени? На сегодня государственных дел у меня больше не запланировано. Мне любопытно послушать об этом. Но долгие разговоры лучше вести расположившись поудобнее. Здесь в саду есть удобный стол и скамьи, я позабочусь о еде и напитках.