Туда, где кончается Лес
Шрифт:
Ни единого следа не останется от тебя тогда на земле,
Даже последствия злодеяний занесет и затрет песок времени,
А кости и останки убитых тобой истлеют.
Ты пропадешь, пират!
Не понесут твою кровь,
Источая из нее по капле с каждым следующим поколением,
Правнуки
Ты умрешь! И память о тебе умрет!
Гляди теперь в небо и жди, когда взойдет Черно-Белая Луна,
Предрекая твой конец!
Колдун призвал своего ворона и приказал ему
Пронести весть о проклятии над замерзшим северным морем,
Донести страшное известие до солгавшего ему пирата.
Вспорхнул с перчатки хозяина готовый отправиться в путь ворон,
Расправил большие черные крылья и выронил из них несколько перьев.
Падали они темными пятнами на иссохшие траву и уродливые мертвые ветви,
На камни и песок, где в агонии бились сраженные жаждой черви и личинки,
На выступившие из-под опустившейся земли и поднявшихся корней черепа и кости.
В центре собственного маленького кладбища
Сидел на земле колдун.
Руки его, опущенные на волосы одурманенной и уснувшей девы,
Больно покалывали качаемые скорбно воющим ветром былинки и ветви с шипами.
Не мог колдун отпустить девушку:
Узнал бы тогда свет о сделке его с обманщиком.
Не мог он убить деву
Хрупкую, юную, спавшую на его груди,
Прекрасную и беззащитную в своем тревожном забытьи.
Особым способом коснувшись волос девушки,
Чародей навсегда сделал их багряными.
Он нарек свою пленницу именем Симары, северного демона,
Запер в башне своей и одарил зачарованным золотым гребнем.
Расчесывала девушка свои волосы,
И воспоминания ее о прошлой жизни сбегали с золотыми зубьями вниз,
К кончикам алых локонов,
Покидали их и терялись в чаду жженых трав, заполнявшем колдовскую башню.
Становились от прикосновений гребня волосы девушки длиннее,
С каждым взмахом руки, опускавшей золотистые зубчики в красные волны,
Бежали кровавые реки все ниже и ниже,
Все дальше и дальше.
Стекали с плеч, с подоконника, на котором Симара полюбила сидеть и созерцать движения облаков по небесному куполу,
Обвивали башню, вскинутые в воздух и скрученные порывами ветра.
Бежали секунды и миги, шли декады и недели, текли по вышивавшим историю нитям годы.
Солнце и Луна многократно сменяли
Мириады звезд и вереницы созвездий на эклиптике кружились бесконечной каруселью.
Безжизненные кусты роз снова заалели:
Длинные волосы Симары, из юной девушки превратившейся в молодую женщину,
Ветер навил спиралями и серпантином на мертвые ветви, на длинные иглы,
Будто привязав деву к дому похитившего ее колдуна.
Позабыла она свое прошлое,
О котором изредка нашептывали непонятным ей шелестом крыльев случайно залетавшие в башню мотыльки и бабочки.
И хотя из омертвевшего сада тысячи дорог, спрятанных под густой листвой дубов и ив от взора Симары, в живой мир бежали,
Казалось девушки, что нет для нее места более милого, чем дом волшебника.
А на другой стороне земли, к которой вела одна из дорог от башни мага,
Вырос в удалого юношу единственный сын пирата.
Пламенное, неспокойное сердце, которое в восемнадцатилетие должно было сгореть до пепла,
Гнало молодца в путь.
Сверкавшие лезвия, всюду его настигавшие, стали для него серебристыми несущими опасность волнами моря,
Крики и вой неприятелей превратились в ветер, раздувавший паруса вечного странника,
Что завещаны были юноше склочным отцом.
Молодой человек, проклятый магом, даже в родных краях ощущал себя чужаком.
Бежал он, как предсказал говоривший со звездами чародей, от одной земли к другой,
Пока извилистая и длинная роковая дорога не привела его в столицу королевства Флердеруж
Ровно в тот день,
В который отец его много лет тому назад
Услыхал легенду старого города
И отыскал в зачарованном саду прекрасную золотую розу под стеклянным куполом.
В небе зловещей секирой палача блестел и заглядывал в окна юноши,
Где бы он ни прятался от неизбежной своей горькой судьбы,
Стальной серп молодого Месяца:
Всего несколько дней оставалось до свершения приговора,
Вынесенного Темным Милордом.
Ведал сын разбойника морского, какая участь ему уготована,
Знал, что последним, что узрит он в день своего восемнадцатилетия,
Станет Черно-Белая Луна,
Решившая в полночь на него обрушиться.
Ведал сын разбойника морского, что немного дней отведено ему,
Да только гадальные карты цыганок и кочевниц,
Коих немало встречал юноша в своих нескончаемых странствиях,
Непременно и неотвратимо предсказывали ему спасение.
Падая из рук прорицательниц
На застеленный скатертью и заставленный свечами сундук в кибитке,
Карты неизменно изображали три фигуры из ближайшего будущего,