Туфельки для мамы чемпиона
Шрифт:
Мысль, что за это время у него вполне могла быть другая женщина, делала больно почти физически. Но Беата себя останавливала. Ведь ничего из того, что она успевала себе надумать про Тухольского почти за год, не оказывались правдой.
У парикмахера обнаружилось, что у неё половина головы — седая. Мастер предложила стрижку чуть короче, чем Беата привыкла. И покрасить в её природный холодный блонд. Пока стригли, Беата надумала ещё и маникюр с нюдовым покрытием. Позволила себе и неброский дизайн.
Обновлённая и странно отдохнувшая, она появилась в торговой галерее. Ирма её не сразу узнала.
Войцеховская —
— Это на тебя смотрят! — шептала подруге Ирма. — Нет, на тебя. — Ко мне, не поверишь, ни разу ни один мужчина не подходил знакомиться. Будто у меня на лбу огромными буквами написано: "У меня муж и четверо детей!" — смеялась Ирма. — А как же Марк? — А Марк просто взял меня приступом. После того, как я на него кофе вылила. Банально. Прямо на форменные штаны, — махнула рукой брюнетка.
– Я тут про седину хотела спросить, — начала Беата. — Ты про Роберта хочешь узнать? — догадалась Войцеховская. — Да. Ему сорок только в ноябре. А виски седые. — А его не спрашивала? Хотя он придумает отмазку какую-нибудь. Марк никогда не рассказывает о внештатных ситуациях на борту. Я потом из сводок только узнаю. Что он три раза на полосу при пустом баке заходил. Или ещё что-то в этом духе. Мне рассказывает, как у них баскетболисты летели сидя на полу, потому что не помещались в кресла. У нас у каждого вагон таких историй. Вот однажды у меня на рейсе должны были лететь альпинисты. У них снаряжение весит кошмар сколько. Им когда на регистрации посчитали перевес, они чуть не плакали. Так девочки на стойке регистрации придумали, как их спасти. Самих же пассажиров никто не взвешивает. Так они надели всё на себя. Ботинки эти тяжёлые, куртки все. И так пошли на посадку. Как космонавты. Весь аэропорт сбежался смотреть. А в порту прилёта в этот день было плюс двадцать семь. Так мы им весь полет упаковывали вещи в мусорные мешки, чтобы донести в руках. Смеялись все. Пассажиры помогали. Весело летели, короче.
— Так это была внештатная ситуация? — М-да, тебя байками с пути не собьешь. Ладно. Если коротко, это была посадка в Амстердаме. Их заставили пропустить британский медицинский борт. Потом заходил русский Ил. Пришлось уйти на второй круг. Погода быстро испортилась. Там с моря циклоны приходят с сильным боковым ветром. В принципе, они должны были уйти на запасной. Потому что у второго пилота допуска не было на такие минимумы. А у них бак почти пустой. Роберт сажал. Жёстко. На борту было шестнадцать детей, четверо — до двух лет. А это был его третий рейс командиром. Никто не пострадал в салоне.
Глава 70
70.
Утром в воскресенье Беата тихо спустилась вниз. Роберт спал в гостиной на диване. Лёжа на спине. Рука за головой. Прилетел ночным из Лондона.
Беата посмотрела на него с нежностью. Вырос Робин-бобин. Стал сильным. Выковался характером во всех ситуациях своей жизни. В нищем детстве и трудной голодной юности. В опасной профессии. Вот теперь ещё и тащит на себе всё, что связано с ней. Ни слова, ни упрёка.
Беата подошла. Присела рядом. Роберт не пошевелился. Жалко его будить. В следующий рейс ему только поздно
Как же она любила запах этого мужчины! Какой-то ледяной гель для душа. И средство после бритья. Видимо, она сопела ему плечо вполне чувствительно. Тяжёлая рука опустилась сверху. Подгребла под бок. Беата обвила его обеими руками. Роберт завозился. Притянул её ещё ближе. Задышал в волосы.
— Ммм, Жабка, я не сплю? Это правда ты? — Роберт втянул носом запах её волос. — А если спишь? — игриво ответила Беата куда-то в район ключиц. — Значит, я не хочу просыпаться. Снись мне ещё. — Хорошо, буду сниться — лёгкие поцелуи стали двигаться от шеи к груди. — Бетя, — его ладони в её волосах. — Спи ещё, не мешай мне тебе сниться, — а поцелуи уже с груди спускаются ниже.
Она дорвалась до него. До каждого сантиметра кожи, вспыхивающей от её касаний. До каждого его стона. До свиста воздуха сквозь сцепленные зубы.
Горела, плавилась, растекалась. И как сказочная птица-феникс возрождалась из пепла. Её ничем нельзя смутить рядом с ним. Ни одной лаской. Никаким смелым прикосновением. Пусть делает, что хочет. Лишь бы хотел только её. До слёз и до вскрика. Ничего лучше Господь не придумал для мужчины и женщины.
В тишине ещё холодного дня можно было бесконечно лежать рядом. Сбавить скорость и упиваться возможностью никуда не спешить. Всё, что необходимо, тут. Рядом.
Они даже еду не стали готовить. Обошлись бутербродами и кофе. Смотрели по телевизору "Поющих в терновнике". — Знаешь, в этом фильме звучит мой любимый медленный вальс, — поделилась вдруг Беата, — Вот, слышишь? Тема Мэгги. — А я раньше внимание на это не обращал. — Ты смотрел раньше это кино? — Конечно. Почему нет? — Я думала, мужчины не смотрят такие фильмы! — Когда он вышел, нам было по двадцать. Я был на каникулах у тёти. Фильм шёл по телевизору. Шансов не смотреть у меня не было, — рассмеялся Роберт.
Ближе к ночи он собрался на работу. Впервые за несколько месяцев Беата провожала его до двери. Поцеловала. Смахнула с пальто невидимые пылинки. И долго махала в окно, пока он отъезжал.
Дежуривший в тот вечер Лишневский, заметив Роберта, наконец выдохнул.
Глава 71
71.
Первого мая женился Александр Зимовский. На торжество Беата и Роберт поехали вместе. Наличие среди приглашённых знакомых Беату ничуть не смутило. Эта новая весна будто ещё раз давала силы жить.
Очень не хотелось, чтобы такие "качели" продолжались из года в год. Божена говорила, что нужны положительные эмоции любого происхождения в неограниченных количествах. И впускать прошлое. Малыми дозами. Не прятаться и не убегать. Оно всё равно не отстанет.
На молодожёнов было приятно посмотреть. Не смотря на пятнадцать лет разницы в возрасте, выглядела пара очень органично. А главное, что они оба были счастливы. Тухольскому же на этой свадьбе хотелось смотреть только на одну женщину. И тепло в сердце становилось от того, что Беата наконец улыбается. Не только губами, но и глазами. Роберт теперь ещё острее и тоньше чувствовал и улавливал её состояние. Будто связан с её душой невидимой и очень чувствительной нитью.