Туман на мосту Тольбиак

Мале Лео

– Тогда не ранее трех часов дня.

– Хорошо, запишите меня. Господин Бюрма, Нестор Бюрма. А до этого позвонить ему можно?

– Да, сударь, во время завтрака.

– Вы не знаете, он работал в Сальпетриер?

– Не знаю, сударь.

– Впрочем, это не важно. Благодарю.

В полдень я снова купил пачку газет. Среди них были первые выпуски вечерних изданий. Я просмотрел «Крепюскюль», «Франс-суар» и «Пари-пресс» от заголовка до фамилии ответственного редактора, но ничего о таинственном трупе так и не обнаружил. Выходит, я зря лез из кожи, стараясь, чтобы его поскорее нашли?

Около часа я снова набрал АРА 33-33.

– Алло! Доктора Кудера, пожалуйста.

– Я вас слушаю.

– Очень приятно, доктор. Это говорит Нестор Бюрма. Сегодня ближе к вечеру мы

должны с вами встретиться, я записался к вам на прием. Нестор Бюрма, на три часа.

Очень может быть. Вас что, не устраивает время?

– Да нет. Но так как мне не хотелось бы приезжать к вам понапрасну, скажите, работали ли вы когда-нибудь в Сальпетриер?

– Работал. Но я не понимаю, какая связь… На что вы, собственно, жалуетесь?

– Ни на что.

– Ни на что?

– Совершенно ни на что. Я здоров как бык. По крайней мере пока.

И вы… Ах вот оно что! – Он рассмеялся.– Как поживаете, господин Франсис Бланш?

– Нет, я не Франсис Бланш [30] ,– сказал я, в свою очередь рассмеявшись его ошибке, впрочем вполне естественной (будьте естественны, как советуют эстрадные комики).– И это не первоапрельская шутка по телефону. То, что я сейчас вам скажу, никакой ясности не внесет, даже напротив, но вы должны знать, кто я такой. Я – частный детектив.

30

Бланш Франсис (1919–1974) – популярный французский эстрадный актер.– Прим. перев.

– Частный детектив? Ну еще бы!

Он продолжал считать, что я его дурачу. «Час от часу не легче»,– должно быть, подумал он.

– Нестор Бюрма,– уточнил я.– Я фигурирую в вашем списке на сегодня как мнимый больной, а в телефонном справочнике – в разделе «расследование – слежка». Можете проверить, это не составит труда. У меня к вам профессиональный вопрос. Я имею в виду свою профессию. Я, разумеется, могу подождать до трех, но, если бы вы смогли принять меня раньше, было бы неплохо. Наш разговор будет недолгим.

– Вот как…– Тон его изменился.– Я начинаю прием в два. Может быть, до приема?

– Буду у вас без десяти. Благодарю вас, доктор.

Я положил трубку. Наконец-то я смогу ступить на твердую почву. Во всяком случае, я на это надеялся.

– Ехать со мной тебе не обязательно,– заявил я Белите немного спустя.– Оставайся здесь. Тут тепло, можешь читать, курить, слушать музыку.

Она покорно отпустила меня, и я ушел. У первого попавшегося газетчика я купил последний выпуск «Крепюскюль». Интересно, есть там наконец что-нибудь о моем покойнике? Вот черт!

«Мост Тольбиак был роковым для инспектора Норбера Баллена до самой его смерти»,– гласил набранный жирным шрифтом заголовок.

Я стал читать:

Сегодня, около половины четвертого утра велопатруль 13-го округа, совершавший объезд, обнаружил на мосту Тольбиак неподалеку от улиц Юлисс-Трела и Швальре труп заколотого ножом и дочиста ограбленного человека. Установить личность жертвы ночных грабителей, против которых уже пора бы принять самые срочные меры, труда не составило. Им оказался г-н Норбер Баллен, пятидесятипятилетний инспектор полиции в отставке. Можно сказать, что г-н Баллен – жертва моста Тольбиак, если не всю жизнь, то в течение двух ее периодов. В 1936 году инспектору Баллену было поручено раскрыть тайну исчезновения служащего Холодильной компании, расположенной на набережной Г ар. У этого служащего, г-на Даниэля, была с собою крупная сумма денег, принадлежавшая компании, и до сих пор неизвестно, сбежал он с ней или же стал жертвой гангстеров. Он исчез в один из декабрьских вечеров 1936 года на мосту Тольбиак. Несмотря на все усилия, инспектору Баллену так и не удалось добыть ни одного доказательства в пользу той или иной версии. Осведомители, которые имелись у него в преступной среде, ничем не смогли ему помочь.

С досады, а может, это был хитрый маневр, он «заложил» кое-кого из них, рассчитывая, вероятно, что за ними потянется какая-нибудь ниточка, но этого не произошло. Инспектор уперся. Для него это дело оставалось незакрытым. Когда замешанные в очередном преступлении гангстеры появились на набережной Орфевр, он их допрашивал, пытаясь поймать врасплох вопросами относительно того, что в ту пору, быть может, и зря, называлось «загадкой моста Тольбиак», однако все было тщетно. Эти неустанные попытки докопаться до истины расстроили как физическое, так и душевное здоровье инспектора. Он попал в немецкий концентрационный лагерь, где его состояние еще ухудшилось, и после возвращения из Бухенвальда ему позволили уйти в отставку. Некоторые из его друзей и коллег утверждают, что он продолжал попытки раскрыть «загадку моста Тольбиак»; его частенько можно было встретить в окрестностях улицы Швальре или на набережной. Эта вполне безобидная мания и явилась причиной его смерти. Подобно тому как его бывших «клиентов» тянет на место «своего преступления», его все время влекло туда, где началось «его дело», где завязалась «его загадка» и где он в конце концов погиб от ножа неизвестных грабителей.

На бульваре Араго, как раз посередине между мрачными стенами Санте с одной стороны и больницы Брока – с другой, стоит кокетливый домик, несколько нелепый с точки зрения архитектуры, в котором жил и работал доктор Эмиль Кудера. У входа я чуть было не столкнулся с какой-то теткой, одетой в стиле «буржуаз» образца 1900 года, которая только что вылезла из лимузина и, очевидно, принадлежала к числу постоянных клиентов моего эскулапа. Горничная в белом фартучке проводила нас в приемную, а минуту спустя явилась за мной и повела к своему шефу, в кабинет на втором этаже – просторное помещение, облицованное деревянными панелями, с окнами, выходящими в сад, который ноябрьское солнце старалось изо всех сил развеселить. Однако время года этому никак не способствовало. Врач оказался стройным, элегантным мужчиной средних лет и отменного здоровья, был несколько плешив и носил очки с невидимой невооруженным глазом оправой. Глядя на него, я почувствовал себя подслеповатым.

– Впервые в жизни сталкиваюсь с частным детективом,– сообщил он, после того как мы обменялись гнездившимися у нас на ладонях микробами. Многие свидетели при первой встрече проделывают эту операцию с веселым и насмешливым видом. Притворяются, надо думать. Потом, правда, у некоторых вид становится достаточно кислым.– Прошу вас, садитесь.– Он указал на кресло, и я уселся.– Чем могу быть полезен?

– Речь идет о некоем Ленантэ,– ответил я.– Альбер Ленантэ или Абель Бенуа – я не в курсе, под каким именем вы его знали. Он вас в любом случае знал. Несколько дней назад на него было совершено нападение. Ему нанесли два удара каким-то колюще-режущим орудием, от которых он впоследствии скончался. Когда подоспела помощь, он предпочел Сальпетриер другим больницам, надеясь, что вы там еще работаете. Он назвал ваше имя.

Доктор Кудера нахмурился:

– Как вы сказали? Ле Нантэ – раздельно?

– Ленантэ – слитно. Или Абель Бенуа. Человек он был весьма славный, но пользовался двумя фамилиями. Его прошлая общественная деятельность оставляет немало места для критики, впрочем, это с какой точки зрения посмотреть. В газетах об этом было.

– Я редко читаю раздел происшествий.

– Он был старьевщик, жил в переулке Цилиндров. Года два назад вы заходили к нему, когда он болел. А поскольку, как мне кажется, ваши пациенты принадлежат к более высоким слоям общества, я решил, что вы знали его лично.

– Это вы и пришли выяснить?

– Да.

Доктор снял очки и принялся протирать стекла.

– Видите ли…– начал он, водружая очки на место.– Да, я понимаю, что вы хотите сказать. Симпатичный человек, немножко оригинал, вернее даже, большой оригинал.

– Вот-вот. С татуировкой.

– Да, с татуировкой…– Он немного помолчал и продолжил: – Лично я его не знал. Просто один из моих друзей и пациентов проявлял интерес к этому человеку и направил меня к нему.

– И как зовут этого пациента?