Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
Шрифт:
ГЛАВА III
О некоторых отчаянных людях из отряда Падре
Когда экзекуция закончилась, Лушия отдал приказ выступать, и человек пятнадцать — двадцать направились за ним к Ойярсуну, по дороге, которая пролегает через Куэста-де-ла-Агония.
Отряд передвигался двумя группами; Мартин шел с первой, Баутиста — со второй.
Никто из людей отряда не производил неприятного впечатления. Большинство из них походило
Лушия, предводитель отряда, был одним из помощников Падре и, кроме того, возглавлял его личную охрану. Он, без сомнения, пользовался доверием командира. Был он высокий, костлявый, с огромным носом, весь какой-то иссохший. Поэтому всегда казалось, будто видишь его в профиль. На жилистой шее выдавался кадык.
Выглядел Лушия человеком неплохим, весельчаком, умеющим расположить к себе других. Он, конечно, считал Салакаина и Баутисту прекрасным пополнением, но не доверял им и вел их хотя и не как пленных, но порознь, чтобы они не смогли переговорить наедине.
У Лушии были свои помощники: Прашку, Белча и Ласала Труба. Прашку — бородатый, краснолицый, вечно улыбающийся толстяк, если судить по его словам, думал лишь о том, как бы хорошенько поесть и выпить. Всю дорогу он только и говорил что о еде: об ужине, который они отняли у священника в одном городке и у школьного учителя в другом, о жареном барашке, которого они съели в одной деревне, и о бутылках сидра, которые нашли в какой-то таверне. Для Прашку война была всего лишь вереницей сытных обедов и обильных выпивок.
Белча и Ласала Труба шли рядом с Баутистой.
Белча значит по-баскски «негритенок», его звали так, потому что он был маленький и смуглый; у Ласалы Трубы на лбу красовался страшный шрам. Кличка его происходила от его прежнего занятия — он когда-то служил надсмотрщиком, таким, который трубит в рожок: подает сигнал начала и конца работы.
Около шести часов вечера они добрались до Аричулеги, горы вблизи Ойярсуна, и вошли в хижину неподалеку от часовни.
Эта хижина была штаб-квартирой Падре. Там же он держал и свой склад оружия.
Сам командир отсутствовал. В хижине находилось около двадцати человек из резерва. Скоро стемнело. Салакаин и Баутиста съели по миске бобов и заснули на отличном ложе из сухого сена.
На следующий день спозаранку оба почувствовали, что кто-то расталкивает их, вскочили и услышали голос Лушии:
— Ну, скорей! Пошли.
Через мгновение отряд уже был на ногах. В полдень они сделали привал в Фагольяге, а к вечеру прибыли к постоялому двору поблизости от Андоайна, где и остановились. Лушия сказал, что тут сейчас находится Падре.
Действительно, немного погодя Лушия позвал Салакаина и Баутисту.
Они поднялись наверх по деревянной лестнице и постучали в одну из дверей.
— Можно? — спросил Лушия.
— Войдите.
Салакаин, несмотря на то что он был человеком закаленным, почувствовал легкую
— Говорить буду я, — сказал Мартин зятю, — ты молчи.
Свет от фонаря освещал комнату с подвешенными на потолке кукурузными початками и сосновый стол, за которым сидели двое мужчин. Один из них был Падре, другой — его заместитель, командир, известный под кличкой «Мыловар».
— Добрый вечер, — произнес по-баскски Салакаин.
— Добрый вечер, — ответил любезно Мыловар.
Падре не ответил. Он читал какую-то бумагу.
Это был плотный человек лет тридцати с лишним, роста, пожалуй, низкого, ничем на вид не примечательный. Единственное, что придавало ему своеобразие, был его взгляд — косой, тяжелый, угрожающий.
Через несколько минут Падре поднял глаза и сказал:
— Добрый вечер.
Затем вернулся к чтению.
В его поведении проглядывало желание внушить страх. Салакаин это почувствовал, принял безразличный вид и спокойно разглядывал Падре: его черный берет был низко надвинут на лоб, словно Падре боялся, как бы ему не заглянули в глаза, подбородок давно не бритый, щетинистый, волосы короткие, на шее косынка, черная куртка застегнута на все пуговицы, между колен зажата толстая палка.
В этом человеке было что-то загадочное, присущее кровожадным существам, убийцам и палачам; молва о его жестокости и дикости распространилась по всей Испании. Он знал об этом и, по всей вероятности, гордился ужасом, который вызывало у всех его имя. В сущности же, он был истеричным беднягой, жалким маньяком, одержимым мыслью о своем божественном призвании. Будучи рожден, если верить слухам, в канаве в Эльдуайене, он сумел получить духовный сан и церковный приход в городке возле Толосы. Однажды, когда он служил мессу, за ним пришли жандармы. Падре, сказав, что пойдет снимет облачение, выскочил в окно, скрылся и стал собирать свой отряд.
Этот зловещий человек был удивлен твердостью и спокойствием Салакаина и Баутисты и, не глядя на них, спросил:
— Вы баски?
— Да, — сказал Мартин, выступив вперед.
— Чем занимаетесь?
— Контрабандой оружия.
— Для кого?
— Для карлистов.
— С каким комитетом связаны?
— С Байонной.
— Какие ружья вы переправляете?
— Бердан и Шасспо.
— Это правда, что у вас спрятано оружие около Урдакса?
— И там, и в других местах.
— Для кого вы его привезли?
— Для наваррцев.
— Хорошо. Мы отправимся за этим оружием. И если его не найдем, вы будете расстреляны.
— Ладно, — хладнокровно ответил Салакаин.
— Уходите, — сказал Падре, раздосадованный тем, что не смог навести страх на своих собеседников.
Когда они уже шли по лестнице, их догнал Мыловар.
Он был похож на военного и казался человеком любезным и хорошо воспитанным.
Раньше он служил жандармом.
— Не бойтесь, — сказал Мыловар. — Если все сделаете как надо, ничего с вами не будет.