Туманная река 4
Шрифт:
— Ты главное смотри, чтоб от натуги шорты не треснули, — хохотнул Жора Бурков, заметив, как у меня баскетбольные трусы немного соскользнули с талии вниз.
— А мне там стесняться нечего, — закончил я свою речь.
И в доказательство я напряг кубики пресса на животе и согнул руки так, что взбугрились мои нехилые бицепсы. В этот момент в двери кто-то позвонил.
— Санька с Машей, наверное, в кино намылились, — актер, тяжело вздохнув, пошёл в прихожую.
Однако через несколько секунд в общем коридоре появилась незнакомая
— Если вы пришли на кружок Марксизма-Ленинизма, то это не здесь, — сказал я, продолжая напрягать кубики пресса.
— Я в театр, — попрощался из-за спины девушки Бурков, довольный своей хулиганской выходкой.
— Мне нужен руководитель ВИА «Синие гитары» Богдан Крутов, — девушка чуть-чуть покраснела и тактично отвернулась. — Я торт принесла, — она приподняла небольшую картонную коробку, которую держала в руке.
— Крутов? — Удивился я. — Вот он сидит, бутерброд хрумкает за обе щёки, хомячок, — я кивнул на Валеру Ободзинского. — Поберегись! — Высоко поднимая колени, я легкой спортивной пробежкой проследовал мимо незнакомки в свою комнату.
У себя я быстро натянул на тело старые концертные джипсы и футболку, и поспешил назад. А то вдруг Валерка растеряется и наговорит много ненужных глупостей неизвестной училке?
— Уже познакомились? — сказал я, заруливая обратно в нашу маленькую полупустую хрущевскую кухню.
— Да, — улыбнулся наш улыбчивый солист. — Это Евгения Ивановна Зарайкина, говорит, что на гастролях будет нашим администратором. А это, — Ободзинский ткнул рукой в меня, — наш уникальный голос, будущая мировая звезда, Валерий Владимирович Ободзинский.
— Эти глаза напротив калейдоскоп огне… кхе-кхе-кхе, — закашлялся я, присаживаясь рядом. — Сегодня не в голосе. Я проснулся, а он пока — нет. А можно посмотреть ваши документы? Паспорт, диплом о соответствующем образовании, договор с нашим ДК, справку из поликлиники? Да не лопай ты, чужой торт! — Я легонько треснул по рукам Ободзинского, который уже успел себе кое-что отрезать из принесённого неизвестной девушкой десерта. — Когда империалисты не дремлют ухо надобно держать востро!
— Зачем справку? — Растерялась Евгения Ивановна.
— Ясно, — я встал, поцеловал ручку училке, дал подзатыльник Валере, который продолжал тыкать чайной ложечкой в кусок торта, — не смею вас больше задерживать. Если завтра, к восемнадцати ноль-ноль, перед отъездом в Вильнюс, на руках соответствующих документов не будет, у нас с вами сотрудничество не склеится. А за этого обжору вы меня извините. Можем компенсировать сахаром.
Я быстро закрыл оставшийся торт в коробку, и девушку, которая медленно соображала, вытянул за руку в коридор, где надев на неё пальто, галантно выпроводил за дверь.
С такой скоростью ещё никогда Евгению Зарайкину не выпроваживали ни из одного места! И кто? Самые обыкновенные
«Ничего, умнее буду, — твердила она себе. — Завтра первым делом соберу все справки и ткну в лицо этому наглому Ободзинскому! Я их всех за девять дней так обработаю, что они у меня сами побегут наперегонки вступать в наш Ленинский комсомол!»
— Ай! — Вскрикнула Евгения, вступив по самую щиколотку в неприятную мутную лужу. Новенькие осенние туфли на широком каблуке мигом наполнились колючей и холодной водой.
Выезд из столицы Советского Союза города Москвы в столицу братской Литвы Вильнюс мной было решено назначить на понедельник тридцать первого октября, ровно в шесть часов вечера. На глупые вопросы своей команды: «Почему едем с вечера, а не с утра?» Я отвечал просто: «По кочану!»
Погрузку инструментов и прочего оборудования в трофейный «Opel Blitz» осуществляли около стен родного ДК.
— А почему едем с вечера, а не с утра? — Спросил, улыбаясь, Космос Первомаевич, держа какую-то штуковину под мышкой, завёрнутую в кусок материи.
— По кочану! Что в автобус несешь? — Рыкнул я.
— Ксилофон трапециевидный, — похвастался Кос. — Будем репетировать в пути, вы на акустиках, а я по нему буду барабанить «козьими ножками».
— Молодец! Проходи! Стоп! Повернись, — я заметил у недотёпы небольшую кривую заплатку на новеньких концертных джипсах. — Ты где, нелепая человеческая особь, умудрился джипсы порвать?!
— Это вышло случайно, — пробурчал, мимо проходящий Вадька, который заносил в салон наши акустические гитары.
— Это вышло случайно, — шмыгнув носом, чуть не заплакал Космос Первомаевич, протирая запотевшие очки.
— Если утонешь в Финском заливе, то на персональный столбик на Ваганьковском кладбище, где тебя изобразят с гордо поднятой головой и с ксилофоном в руке, можешь не рассчитывать! — Не выдержал я. — И никто не напишет в газете, что погиб легендарный музыкант великой группы «Синие гитары» Космос Иванов! И толпы девчонок в коротких юбчонках не понесут со слезами на глазах цветы к твоему постаменту!
— Почему вы меня всегда доводите обидами всякими? — заныл музыкант растяпа. — Я случайно сел на гвоздик…
— Товарищ, Бураков! — Гаркнул я Вадьке. — За всё время гастролей будешь отвечать за это чудо в очках! Всё! Хватит лясы точить, поехали!
И когда вся наша музыкальная пятёрка удобно уселась и уже была готова стартовать, под колёса бросилась ненормальная с растрёпанными волосами девушка.
— Ты что читать не умеешь?! — У меня всё продолжало внутри клокотать. — Тут большими буквами написано: «Осторожно дети!» — Я ткнул рукой в табличку, которую ради хохмы присобачил на лобовое стекло.