Туманная страна Паляваам
Шрифт:
— Подожди, остынь, — говорю я. — Чего уж сразу…
Действительно. «Дружный коллектив разведчиков!» Пока работал — ура! А чуть кувыркнулся — давай под бока.
— Нет, серьезно, нельзя так! — Я останавливаюсь. — Ну, хоть узнать надо, в чем дело…
Туманное сегодня утро. Ползут и ползут с юга, из долины реки Паляваам, серые клубы. Взрывы уже не гремят, тугие звуки гаснут в тумане, за полсотни метров почти не слышно. Только в середине дня налетевший ветер рвет плотные шлейфы, быстро разносит за края долины и утихает,
Над моим шурфом появляется Вовка.
— Сергей, вылазь на минутку.
— Чего там?
— Давай быстрее.
Оставив лом, я карабкаюсь по обледенелым петлям лестницы. Уже пять с половиной метров пробили.
Через недельку, если не заметет, и эту линию можно актировать. Идет дело.
— Смотри, — протягивает руку Вовка.
В стороне от нашего балка по склону седловины медленно шагает человек.
— Ленька, — приглядевшись, узнаю я.
— Ага. С ружьем.
— Не вижу.
— А я вижу. Гуляет. А тут долби.
— Завтра, значит, на работу выйдет. Развеются чувства, улягутся страсти.
— Ну-ну, — Вовка качает головой. — Все равно этот метраж себе проставим.
— Ну-ну, — тихо повторяю я.
Метраж, метраж… Очень ему хочется домик. Ладно, не буду осуждать. Сам ночами всю сберкнижку разделил на подарки Ленке…
— Братья, — говорю я. — Охотники на неуловимого зверя по имени Касси-Терит. Через четыре дня Новый год. Помните вы об этом?
— Помним, братка! — Вовка вдруг подскакивает со скамьи и, топоча валенками, исполняет какое-то замысловатое па.
— Если так, отрядим воина на прииск. Пусть он выпотрошит хитрого и жадного Большого Начальника Снабжения и вернется, увенчанный колбасой и шампанским. Хватит поклоняться Жестяной Консервной Банке! Ура!
— Банзай! — кричит Вовка.
— Идея, — улыбается Леонид. С ним, кажется, все в порядке. Работает за двоих, о своем недавнем недовольстве и метрах Вовка и не заикается. — Валька сейчас на «Кабаньем», значит, ночью будет обратно. Кто поедет?
— А вон, — кивает на меня Вовка.
— Этот? — Леонид склоняет голову набок и окидывает меня оценивающим взглядом. — Ну что ж, пусть.
— Главное — вырядить его соответственно, — предлагает Вовка. — Тут каждая хреновина огромную роль играет. Дед Шубаров однажды в Хабаровск за новым дизелем для нашего корыта ходил. Галстук купили, ботинки лаковые. Все как будто есть, и в то же время чего-то не хватает. Незаконченный портрет. Вертелся, вертелся он перед зеркалом, вздохнул и говорит: «Деталька во мне исчезла. Какая — не пойму. Вы думаете, я всегда был дедом Шубаровым? Эх, гаврюхи…» Уехал. Ждем возвращения, встречаем. Скучный вернулся, нас на пирсе не видит, прямо домой чешет. Мы следом.
Дома дед сразу к сундуку: стоял у него в сенях, старинный, в бронзовых полосках. Копался, копался, вытаскивает… это… пенсне золотое и на нос —
— Понятна притча? — спрашивает Леонид. — Брей бороду, мойся…
На ночь я забираю одежду в спальный мешок. И когда в пять утра грохочет вездеход, надеваю все теплое, проглатываю из термоса чашку чая и выбегаю на улицу. Уже за дверью меня неожиданно догоняет Леонид. В одном белье и валенках.
— Сергей, подожди.
— Ты чего?
— О шурфах Веденееву напомни. Рукавицы получи.
— Ладно. Что еще?
— Вот надо передать письмо.
— На почту, что ли?
— Нет. Знаешь, общежитие у дороги, метрах в трехстах от прииска? Проезжать будете.
— Ну.
— Вход слева, дверь в конце коридора, тоже налево. Там живет одна девушка…
Значит, как говорили, так оно и есть. Любовь у нашего бригадира.
— Хорошо, передам, — говорю я. — Ты беги, морозина жмет.
Я кладу конверт в карман.
Он все стоит, и вокруг головы его и плеч образуется туманное облачко. Жалость рождается стремительно, не дает ни секунды на размышление, толкает меня к нему и выдавливает торопливые слова:
— Зря ты, Лень… Ты не волнуйся, перемелется… Мало ли чего не бывает на свете…
Я топчусь перед ним, и мне уже стыдно за избитые, казенные утешения, хочется уйти, но и сделать это неловко. Леонид выручает меня.
— Иди, — говорит он резко. — Иди!
Вездеход неторопливо фыркает совсем рядом.
Я оборачиваюсь. Леонид все еще стоит в облачке пара, серая тень на сером фоне.
— Звать как? — кричу я.
— …и-и-та! — несется в ответ.
Лолита, Лита, Марита… Ладно, разыщем…
Валька распахивает дверцу:
— Салют, разведка! Со мной, что ли?
— Да. — Я лезу в кабину.
— Ясно. Насчет праздника едешь? Бал будет в клубе, — говорит Валька. — С Колымы, из Сусумана, лиственницу привезли, завтра поставят. Я за ней в райцентр на вездеходе гонял. Рейсов в этом месяце по горло. Жену почти не видел, скоро, как звать, забуду.
— А что, с женой лучше жить? — спрашиваю я. — Чем одному, а?
— Ого! — говорит Валька.
— Н-да-а… А чего ты Леньку возишь на прииск по получкам?
— Кто — я? Да он пешком уйдет. Уж лучше на машине. Человек он, не зверь.
— Да, — соглашаюсь я. — Так зачем?
— А он мне не давал полномочий всем рассказывать. Понял?
— Понял…
Дорога поворачивает вправо и лезет между сопок на перевал. Машина ползет медленно, подвывая мотором. Ох и перевалы тут, километров по тридцать. Снег, снег, снег, и дорога начинает казаться бесконечной. Проворачивается, пыхтит, трясется под нами. Уходят назад и Вновь возникают впереди одни и те же бесконечные белые траки.