Туманный Альбион: Возвращение Богов
Шрифт:
— Прошу прощения, — пробормотал я, стараясь скрыть легкий трепет в голосе. — Плохо переношу перелеты.
Встав с кресла, я с трудом вытащил из багажного отсека свой потрепанный портфель. Приведя в порядок галстук и захватив с собой газету, я направился к выходу, стараясь оставить позади тень ночного кошмара.
— Дима, а ты ведь из Москвы? — спросила девушка, словно вынырнув из-под крыла самолета, и я почувствовал её легкое прикосновение к своему локтю.
— Да, именно так, — ответил я, слегка улыбнувшись.
— Позвони мне, как вернешься, — проговорила она с некоторой надеждой в голосе. — Может, как-нибудь пересечемся в столице, сходим куда-нибудь? — девушка протянула мне небольшой, аккуратно
Взглянув на него, я увидел написанный от руки номер телефона и короткую подпись — “Маша”.
Возможно, Маша…. Всё возможно, подумал я, невольно улыбнувшись, и спрятал платок в карман.
Глава 2
Я ступил на прохладный пол аэровокзала. Благо, не было нужды томиться в унылой очереди за багажом — мои верные спутники, самое необходимое, покоились в недрах потрепанного портфеля, а камера, словно бдительное око, висела на шее, готовая запечатлеть все чудеса, что мне повстречаются. Я всегда был легкий на подъем, типа фрилансер-путешественник, не обремененный лишним барахлом. Зал гудел, как растревоженный улей, где суетливые «пчелки», спешащие по своим делам, хаотично сновали туда-сюда, будто потеряли вай-фай и забыли, куда вообще шли.
Наконец, я покинул объятия аэропорта и вдохнул прохладный, терпкий воздух Шотландии. Пасмурное небо, затянутое свинцовыми тучами, и моросящий дождь, словно тихий плач небес, создавали свой неповторимый, меланхоличный пейзаж.
Моей целью была железнодорожная станция, откуда, словно из порта в иное измерение, я надеялся отбыть в сторону Перта. Я направился к стоянке такси, где вереница черных “Фольксвагенов”, словно стадо вороных коней, ждала своих седоков. Таксисты, собравшись в небольшую артель, вели жаркий спор, сопровождая свои доводы взмахами рук и громкими возгласами, словно тореадоры, сражающиеся на арене словесных баталий.
— Да «Селтик» снова затащит кубок! — с пылом выпалил белобрысый парень в кислотной футболке, его слова как раскат грома прокатились по стоянке.
— Не спеши, Энтони, — протянул задумчиво пожилой мужик, с седыми волосами, поправив свою драную кожанку, будто доспех, защищающий от жизненных передряг. — «Мотеруэлл» дышит им в спину, как тень, а их нападающий — зверь, которого ничем не остановишь.
— Майкл Хигдон, конечно, зверь, — уверенно парировал белобрысый, будто профи-аналитик, — но защита «Селтика» — это просто стена, об которую сломаются все его наезды.
— Добрый день, господа, — встрял я, стараясь не лезть в их разборки. — Никто не подбросит меня до вокзала?
— Легко, чувак! — отозвался белобрысый Энтони, с широкой улыбкой во все тридцать два. — Сотка, и я домчу тебя как на Соколе Тысячелетия с гиперскоростью.
— Эх, Энтони, — покачал головой пожилой таксист, как мудрый сенсей. — Ты что, заладил, как пластинка, доить туристов? Чел приехал в Шотландию, чтобы почувствовать её атмосферу, а ты тут как барыга с рынка. — И, обратившись ко мне с хитрым прищуром, добавил: — Молодой человек, полтинник, и я прокачу тебя с комфортом за двадцать минут. А если не торопишься, то по пути задвину тебе за все достопримечательности, что проедем?
От их улыбок меня в момент перекосило.
— Да вы че, офигели? — возмутился я, будто меня кинули на бабки. — Я на автобусе за три фунта доеду!
Лицо седого таксиста стало суровым.
— Самый умный, что ли? — прорычал он, как будто я высказал несусветную дичь. — Ну и вали на своем автобусе, остановка — вон там. — И махнул рукой в направлении, где, виднелась одинокая остановка. Потом вернулся к обсуждению футбола, оставив меня с ощущенем, как будто я зашел не в свой район.
Прошло полчаса, прежде чем на
Автобус, словно солнечный луч в пасмурном дне, ярко выделялся на фоне унылых зданий. Но самое главное — он был двухэтажным! С детства мечтал затестить этот агрегат! Купив билет, я пулей влетел на второй ярус и, как только уселся у окна, автобус плавно тронулся в путь.
Пока мы петляли по узким улочкам старого Эдинбурга, я не мог оторвать взгляд от местной архитектуры. Она, конечно, немного смахивала на Старый Арбат в Москве, но местные достопримечательности явно несли в себе тяжелое, средневековое эхо. Многим этот город, полный готики и классицизма, с преобладанием мрачных оттенков и георгианского орнамента, мог показаться депрессивным. Но для меня Эдинбург словно шептал: “Ну что, смелости хватит заглянуть мне в душу?”. И пусть на улице продолжал моросить дождь, я не сдержался и, достав камеру, начал щелкать кадры. Капли дождя, скользящие по стеклу автобуса, добавляли фоткам особой атмосферности, как будто я снимал не просто город, а кадры из старинного нуарного фильма.
В процессе настройки экспозиции, мое внимание привлек звонкий голосок экскурсовода.
— Обратите внимание, как местные жители украшают здания потусторонней атрибутикой, — начала она, словно жрица, раскрывающая древние тайны. — Самайн отмечался не только как начало нового года, но и как день почитания усопших. В Ирландии и Шотландии его даже прозвали “праздником мертвых”, ведь, по поверьям, именно в эту ночь умирали те, кто нарушил свои гейсы — личные клятвы. Праздник начинался в ночь с 31 октября на 1 ноября, считавшуюся последним днем сбора урожая, и длился целых семь дней — по три дня до и после самого Самайна. Этот праздник часто путают с Хэллоуином, но для шотландцев Самайн — это серьезное культурное событие, а Хэллоуин, к сожалению, всего лишь повод для молодежных тусовок в костюмах, раскрученных благодаря американским маркетологам. Самайн, будучи одним из четырех главных кельтских праздников, знаменует начало темной, зимней половины года. Таким образом, он связывает две половины года — темную и светлую, а также два мира — мир людей и Иной мир, также известный как Сид. Священные дни Самайна не принадлежали ни уходящему, ни наступающему году — это были Дни Безвременья. Именно в этот промежуток времени граница между мирами становилась тонкой, как паутинка, и, как гласят легенды, в ночь Самайна открываются холмы, на свободу вырываются силы хаоса, и тогда в мир людей проникают бессмертные.
— Хоть фэнтези-боевик снимай по её рассказу, — пробормотал я, разминая затекшее тело. Лёгкая сутулость и ноющие суставы — верные спутники долгих перелётов и сидения в неудобных креслах. Потянувшись, я перевел взгляд на улицу и увидел, как наш ярко-желтый автобус, словно гигантский шмель, прибыл к месту назначения. Он, поворчав напоследок пневматическими тормозами, остановился на просторной парковке и, словно извергающий вулкан, выплюнул из себя поток пассажиров. Разумно дождавшись, пока суета при выходе утихнет, я вышел одним из последних, не желая толкаться в этой человеческой реке.