Туманный Альбион: Возвращение Богов
Шрифт:
Выбравшись из автобуса, я заметил, что дождь прекратился, и солнце, словно стеснительная девушка, выглянуло из-за туч, осыпая все вокруг яркими бликами, отражаясь в капельках воды, словно в тысячах маленьких зеркал. Вокзальная площадь, залитая светом, производила приятное впечатление, некий оазис спокойствия посреди шумного города. Как я слышал, на этом месте когда-то плескалось озеро Нор Лох, но, в связи с расширением города, его осушили, превратив в железнодорожный узел, а прилегающую территорию — в уютную парковую зону. Взглянув на отель “Олд Уэверли”, который пользовался популярностью у туристов благодаря своему выгодному расположению и панорамному виду на Эдинбургский замок, я невольно вздохнул с сожалением. Изначально я планировал остановиться именно там, но, узнав о командировке в
На входе мне пришлось пройти через рамку металлоискателя, и мой портфель подвергся тщательному досмотру со стороны хмурых сотрудников службы безопасности. Заметив мой легкий акцент, меня даже попросили предъявить документы. Я терпеливо проходил все процедуры, совершенно не напрягаясь. Единственное, чего я опасался, — это опоздать на поезд, до отправления которого оставалось меньше десяти минут.
— Ваши документы в порядке, — прозвучал голос полицейского, возвращая мне загранпаспорт. — Извините за неудобства, но, в связи с усилением мер по борьбе с терроризмом, мы вынуждены тщательно проверять всех иностранных граждан.
— Да не проблема, — ответил я, забирая паспорт. — Подскажите, пожалуйста, где можно узнать, с какой платформы отправляется поезд на Перт?
— Вам нужно пройти прямо до зала ожидания, и на табло междугороднего сообщения, слева, вы увидите всю необходимую информацию.
Кивнув полицейскому, я протиснулся сквозь толпу и вышел к табло. Отправление поезда Эдинбург-Перт значилось со второй платформы в 15:26. Глянув на часы, я с ужасом понял, что до отправления оставалось всего три минуты. Сердце екнуло, и я пулей вылетел из зала, лихорадочно ища указатель на вторую платформу. Расталкивая зазевавшихся пассажиров, я наконец выскочил к арке, над которой большими буквами красовалась надпись: «Платформа № 2». Проводник уже заходил в вагон, когда я, задыхаясь, подбежал к нему, протягивая билет и загранпаспорт.
— Вы успели чудом! — улыбнулся он, глядя на двери вагона, захлопнувшиеся буквально у меня перед носом. Проверив билет, проводник быстро скрылся в коридоре вагона, оставив меня одного в тамбуре, в легком недоумении от того, как лихо мне удалось вскочить в последний вагон.
С каждой секундой перрон, словно кадры старого фильма, всё быстрее и быстрее уплывал из поля зрения, пока, наконец, совсем не растворился в дымке воспоминаний. Закинув сумку через плечо, я пошёл по вагону, словно исследователь, пробирающийся по неизведанным джунглям, к своему купе. Нет, оно не было тем самым злополучным последним купе возле туалета, куда обычно ссылают самых невезучих пассажиров, но и до центра вагона было далековато. Прогуливаясь по узкому коридору, словно по лабиринту человеческих судеб, я заметил, что двери большинства купе были открыты. Моё любопытство взяло верх, и я стал невольным наблюдателем чужих историй.
В одном из купе пожилой мужчина в строгом деловом костюме, с нахмуренными бровями и барабанной дробью пальцев по столешнице, читал газету, словно пытаясь расшифровать какой-то древний свиток. Наверное, он из тех людей, кто принимает политические новости слишком близко к сердцу, словно личную трагедию. Я, хоть и журналист, давно забил на газеты и, тем более, на зомбоящик. Политика наших государств требует от СМИ продавать информацию в выгодном для нее ключе, в итоге получаются одни фейки и лицемерие. Именно
В соседнем купе, словно невидимые нити судьбы, рядом друг с другом ехали качок лет тридцати пяти с внушительной мускулатурой, пышной бородой и зачёсанными набок волосами, и молодая мама лет двадцати с ребенком двух лет. Качок с растерянностью на лице наблюдал за тем, как эта, ещё, по сути, девчонка, пыталась успокоить орущего ребенка. Малыш визжал, словно пророк, понимающий, что этот мир — дерьмо, и, чтобы в нем выжить, ему придется с головой нырнуть в этот хаос. Вместо того чтобы приласкать или покачать малыша, она просто включила на айфоне мультики, и с тупой улыбкой тыкала гаджет перед его носом. Мы с качком переглянулись. Он сделал фейспалм, словно выражая всю безысходность ситуации, обреченно вздохнул и засунул наушники в уши, пытаясь сбежать от этой детской симфонии ужаса. Я слышал, как до меня доносились брутальные рифы финского death metal — эдакий крик протеста против унылой реальности. И вот, наконец, передо мной — двери купе номер восемь. Пора познакомиться с попутчиками, подумал я, словно предвкушая новое приключение.
Открыв дверь, я чуть не отшатнулся — в лицо мне ударил густой клуб дыма, или, скорее, пара с кислотно-тропическим запахом, от которого в носу защекотало. Выяснив, что источником этих миазмов является молодой парень, на вид мой ровесник, я усмехнулся. Худощавый блондин с небесно-голубыми глазами, обрамленными аристократично тонкими чертами лица, он выглядел так, будто сошел со страниц глянцевого журнала. Он даже был немного слащавым, эдакий принц на белом коне, от которого у школьниц срывает крышу. На нем были надеты вельветовые штаны и фиолетовая футболка с забавным принтом — Леонардо да Винчи, протыкающий себя кистью. На столике, как верный спутник, лежал исписанный скетчбук, где парень старательно что-то выводил, не забывая время от времени прикладываться к электронной сигарете, словно пополняя запасы творческого вдохновения.
— Ты бы хоть форточку открыл, — сказал я, поморщившись.
— Парю где хочу, — парировал он, ухмыльнувшись. — Законом не запрещено, да и как может не нравиться этот божественный аромат манго и маракуйи?
— У меня дома освежитель воздуха в туалете с таким же запахом, — ехидно ответил я, — так что у меня не очень приятные ассоциации.
Парень расхохотался так, что электронка, словно неуклюжий штурман, улетела куда-то под стол.
— Ладно, извини, — сказал он, протягивая руку, как будто после драки. — Меня зовут Эрик Брайс. Я художник-реалист, а ещё стрит-дизайнер по совместительству.
— А я Дима, — ответил я, пожимая его ладонь. — Журналист из России, еду на фестиваль в Абернети, статью писать.
Глаза парня расширились от удивления, и, с силой хлопнув ладонью по столу, он воскликнул:
— Да это же капец какое совпадение, чувак! Мне тоже предложили подработать художником-декоратором на Самайне! Здорово, значит, мы с тобой сможем каждый день после работы тусить в барах, ты будешь клеить тёлок своим загадочным иностранным акцентом, а я их буду очаровывать своей харизмой! Только представь, русский и шотландец, да мы уделаем их все пиво, потом какой-нибудь баклан подкатит к красотке, слово за слово, и начнется наше следующее развлечение — драка в баре! А после того, как мы покажем этим недомужикам всю мощь настоящих альфачей, спасенные нами леди сами падут к нам в объятия.
Эрик, словно улетевший в параллельную реальность, мечтательно смотрел в окно, и на его лице расцветала идиотская улыбка. Но вот он снова подскочил, и, словно заводной, замахал руками, готовясь продолжить свою зажигательную речь.
— Пиво-то мы их все уделаем, если оно дерьмом не окажется, — вставил я, слегка подумав. — Вот ты пил их пиво? — обратился я к Эрику.
— Да ты что! — возмутился он, словно оскорбленный в лучших чувствах. — В Шотландии лучшее крафтовое пиво в мире! А их вересковый эль? Да даже в самой задрипаной забегаловке тебе фигни не нальют!