Туркестанские повести
Шрифт:
Приняв такое решение, полковник отдал необходимые распоряжения секретарю и вновь прочитал документ, присланный из Центра:
«…По предположениям, в ваш район заброшен иностранный агент под кличкой Авиатор. Примите необходимые меры…»
— Авиатор, — произнес вслух Скворцов, перебирая небольшую стопку бумаг, относящихся к событиям в Песчаном. — Допустим, что адресатом «Бархана» является Авиатор. Кто скрывается под этой личиной? Судя по условному наименованию, — специалист по авиации. Натренировался… Ну по-го-ди, по-го-ди! — Карандаш полковника забарабанил
Звонкой трелью залился телефон.
— Да… Добрый день! Почему добрый? Кое-что проясняется. Хорошо, обязательно проинформирую. Пеленгацию? И не думаю прекращать… Поисковую группу? Снял… И у вас новости? Непременно приеду.
Полковник положил трубку. «Так, еще одно «нечто существенное». Факты работают на нас, господин Авиатор, — мысленно пригрозил он агенту, пряча папку с документами в сейф. — На нас!»
Утренние треволнения немного улеглись, Петр Ильич даже попробовал петь.
— Тру-дись, мечта, мой вер-ный во-ол, — импровизировал он. Песня явно не получалась, но Скворцов, подбадривая сам себя и прислушиваясь к своему голосу, брал штурмом музыкальнее искусство. — Я сам тру-жусь, и ты ра-бо-о-тай…
Снова зазвонил телефон.
— Да. Анютка? Ты чего?.. Соскучилась? Сходила бы в парк Космонавтов. Одной не хочется? А ты знакомого прихвати… Неужели так ни с кем и не знакома? Вот беда… Ну ладно, все! Скоро приду. Что делаю? Пою… Не веришь? Вот слушай: …и ты рабо-о-тай… Ничего, не со слезой во взоре! Мужественная песня… Ладно, дочка, готовь ужин, потом сходим в кинотеатр.
Полковник положил трубку, но все еще как будто слышал голос дочери. Пришла из консерватории. Одна. Скучает. Надо бы больше уделять ей внимания, да и мать в отъезде. Но все недосуг. Впрочем, уже взрослая, скоро девятнадцать исполнится. Он, полковник Скворцов, в девятнадцать-то уже на Халхин-Голе воевал, обходился без родительской опеки. А все же. Что «все же», он так и не додумал, махнул рукой и снова переключился на служебные дела.
«Ну-с, что заставляет Авиатора, если песчановский агент и есть тот самый Авиатор, о котором получено предупреждение из Центра, — что его заставляет торопиться, вызывать «Бархан», напоминать о своем существовании? Какие-нибудь определенные сроки радиосообщений, заранее обусловленное задание? Все это пока неясно. Ясно одно: где-то притаился враг, и его надо срочно найти, чтобы предупредить нежелательные последствия».
Скворцов проверил, послан ли запрос Нечаеву на те материалы, которых ему так недостает, чтобы сделать окончательные выводы и доложить генералу Плитову, затем вышел из кабинета и направился домой. Но и шагая по тенистым аллеям авиационного городка, он продолжал думать все о том же.
Глава седьмая
Родион шел по дальней границе аэродрома, «прозванивал» линию связи — нет ли обрыва или другой какой неполадки. Важная, очень важная должность у Родиона — следить за исправностью проводки. Ничуть не хуже, чем у Виктора Петрова, хотя тот гордо бьет себя кулаком в грудь: «Локатор — глаза командира!» В следующий раз Кузькин удивит земляка сравнением: «Связь — это уши командира. То, что
Нельзя сказать, чтобы в роте старшего лейтенанта Семкина Родион был лучшим солдатом из молодых. Нет. Однако он довольно в короткий срок освоил специальность линейного надсмотрщика, полюбил свое дело и неплохо справлялся с ним. Больше того, ему было не чуждо чувство хорошей служебной ревности, если можно так сказать. Убедившись, что ефрейтор Петров и в самом деле разработал принципиальную схему дистанционного управления радиолокационной станцией и что эту схему майор Манохин уже демонстрировал в действии, Родион призадумался.
На прошлом комсомольском собрании: Кузькин дал слово, что он тоже внесет свои рационализаторские предложения. Что это за предложения, он не сказал: то ли из-за скромности, то ли из-за того, что еще не продумал всех деталей своего усовершенствования.
— Очень хорошая инициатива, — похвалил Семкин.
Да, поддавшись, как говорят, общему порыву, Родион дал слово. А слово, известно, не воробей: вылетит — не поймаешь. Тут еще комсорг: «Ну смотри, Кузькин, не подкузьми!»
«Вот ч-черт, — качает Родион головой, — надо же было обещать на собрании. Лучше бы потихоньку: сделал — нате!»
Смурый, расстроенный, пришел он к Петрову и все выложил начистоту:
— Втянул ты меня в эти самые… рационализаторы… А что я могу? Ну, тесемки сделаю, чтобы связывать кабели в жгуты… Еще можно мешочки сшить на кабельные разъемы, чтобы не пылились, не ржавели. Но это же мелочь…
— Ладно, — сказал Виктор. — Ты мне помог, и я тебе идейку подброшу. Услуга за услугу. Есть у нас многожильные кабели в системе связи?
— Ну есть, — буркнул Родион.
— Обрывы бывают?
— Случаются.
— А как узнать, сколько жил оборвано?
— Известное дело, вскрывать надо.
— А если без вскрытия? Прибор такой сделать, а?
Кузькин загорелся:
— Тут есть над чем подумать. Может, для этого телефон приспособить? Спасибо, земляк, помаракую.
Вот они какие, дела солдатские!..
Мягко стелется под ногами зеленое покрывало, сотканное из множества тысяч хрупких, нежных стебельков. Островерхие, узорчатые, сплетаются они между собой в причудливое кружево разных оттенков. Здесь и купоросный настой, и морская вода, и столовый салат, и… Жаль, что не может больше Родион подобрать слов для определения замысловатых переливов этой веселой земной радуги.
Травяной мир удивительно богат всякой живностью. По своеобразным проспектам и улицам, площадям и бульварам, переулкам и тропинкам снует бойкое население. Вот поспешает куда-то хлопотливый муравей, ведя за собой целую колонну трудолюбивых собратьев; осоловело хлопает глазами шмель; приготовился к прыжку в микрокосмос длинноногий кузнечик; нарядным платьем манит кого-то бабочка-вертихвостка; отрабатывают высший пилотаж серебристые мотыльки…
Солдат остановился и чутко прислушался. Обитатели зеленой радуги поют! Тихие и звонкие, грустные и радостные, с припевом и без него, сливаются песни, словно ручейки в океан, в стройный хор, в единую симфонию, название которой никто не знает.