Туркестанские повести
Шрифт:
В «ребусе» Нечаева появилась вторая отметка, хотя шофер-лихач не мог рассказать майору о приметах пассажирки. Он лишь эскизно обрисовал ее черты.
Следующая пометка на карте появилась после сопоставления дня отправки телеграммы из Катташахара о вызове агронома Шаофат Анарбаевой с днем стремительной переброски «альпинистки» из предгорья в Песчаное. Вызов в министерство был двумя днями позже. Значит, «альпинистка» оставалась здесь, в этой округе.
«Альпинистка» и Агроном? Какая между ними связь? Чтобы прийти к ответу на этот вопрос,
Обо всем этом Нечаев и доложил полковнику Скворцову, позвонившему из Катташахара.
— Срочно включайтесь всей группой в поиски исчезнувшей Стрижевской. Слышите? Срочно. Всей группой, — повторил полковник. — Постараюсь, чтобы в помощь вам выделили нескольких местных оперативных работников. Я тут в свою очередь тоже приму необходимые меры… А? Сам тоже прилечу в Песчаное. Действуйте, Николай Иванович, решительно: медлить нельзя.
Поиски начались тотчас же.
Джесси испуганно отшатнулась от Родиона. На ее меловом, ставшем вдруг морщинистым лбу застыл немой ужас. Казалось, железными клещами сдавил он ее тонкую шею и душил, душил молча, беспощадно.
— Вы просили прийти на свидание! — жестко напомнил Кузькин. Не поворачивая головы, он почувствовал, что в комнату вошел майор.
— Я не знаю! Не знаю вас! — отстранилась Улворд.
— А наши прогулки? А цветы?..
— Подите отсюда вон! — указала женщина на дверь.
— Не очень вежливо, — сказал Нечаев. — Нежеланная встреча?
— Я вижу его в первый раз! Это… это хамство — так поступать с незнакомой женщиной… Как вы смеете?! — открещивалась Джесси-Вероника.
— Агроном Вероника, — напомнил Родион, — вот ваше письмо.
С перекошенным от злобы лицом заметалась она по комнате.
— Вот! Вот! Вот!!! — потрясала Улворд паспортом, судорожно выхваченным из сумочки.
— Ну что ж, — спокойно проговорил Нечаев, — паспорт — это документ. Значит, Полина Григорьевна Толчкова? Придется уточнить. Товарищ Кузькин, проводите задержанную в машину…
Прошло полтора-два часа.
— Прошу. — В дверях стоял офицер, задержавший Джесси.
Улворд вздрогнула, бросила тревожно-испытующий взгляд на майора.
— Ваша фамилия? — спросил Нечаев, усевшись за столом напротив женщины.
— Толчкова… Я же говорила, Полина Григорьевна Толчкова, — ответила Джесси Улворд, решившая по профессиональной привычке держаться спокойно, пока возможно.
— Вы утверждаете?
— Перед вами же мой документ! — Она кивнула на паспорт, лежащий на столе.
Майор едва заметно усмехнулся:
— Есть такое выражение — липа. Знаете? Но в данном случае липой следует назвать ваше право на этот паспорт… Потрудитесь вспомнить свою настоящую фамилию.
Улворд вздернула плечи, и на ее лице изобразилось
Нечаев бросил на нее насмешливый взгляд и решительно нажал кнопку звонка. В кабинет вошел Майков.
— Владимир Павлович, пригласите гражданку Толчкову.
— Есть!
Появилась истинная Толчкова, очень похожая на Джесси Улворд. Она, видимо, что-то хотела сказать, может быть, упрекнуть свою бывшую квартирантку за оплошность с паспортом, может, защитить ее перед майором, но, глядя то на Джесси, то на офицера, так и не вымолвила ни слова.
— Знакомы? — спросил Нечаев.
Толчкова едва приметно кивнула головой. А Улворд, спекулировавшая ее именем, отвернулась.
— Так какая же ваша настоящая фамилия? Может, Стрижевская?
— Да, — едва слышно проговорила Джесси, не поднимая глаз на Толчкову. — Пусть она уйдет, я расскажу все.
Когда дверь закрылась, Нечаев подвинул к допрашиваемой стакан воды:
— Выпейте. — Затем жестко спросил: — Где вы взяли паспорт?
— Я… мне дали его там… — Лжестрижевская неопределенно махнула на запад.
— Кто, где и когда? — Нечаев посмотрел на допрашиваемую. — И вообще, прекратите бесполезную игру. Это будет лучше. От вашего поведения зависит многое. Прошу учесть. У вас два паспорта — один подложный, второй настоящий…
— Да… вижу… играть с вами бесполезно, — вяло отозвалась Улворд.
Эта неожиданная покорность насторожила Нечаева. Он еще раз внимательно взглянул на нее и подумал: «Что это — откровенность или быстро придуманный новый ход? В искренность врага, люто ненавидящего все советское, верить невозможно. В его безволие — тоже. Улворд не могла так поспешно сдаться. Что же тогда она задумала?»
Джесси медленно подняла на майора усталые голубые глаза. Казалось, в них угасали последние огоньки жизни.
— Можно папироску? — попросила она.
Нервно прикурила, жадно глотнула табачного дыма и, чуть подавшись вперед, облокотилась на стол. Лицо Джесси становилось все более напряженным, на правом виске все учащеннее пульсировала синеватая жилка. Как бы намереваясь ее помассировать, женщина медленно, очень медленно сдвинула правую ладонь с подбородка. Пальцы поползли к виску. И вдруг каким-то резким, судорожным движением она рванула с мочки уха красивую каплевидную клипсу…
Нечаев успел перехватить цепкие пальцы Улворд у самого рта. Джесси вскрикнула и, навалившись грудью на стол, глухо зарыдала…
Клипса оказалась красивой ампулой с цианистым калием.
Когда Улворд успокоилась, Нечаев спросил:
— Во второй клипсе тоже яд?
Она отрицательно покачала головой и, сняв украшение, положила его на стол.
— А медальон?
— Это — фотоаппарат… — Джесси сняла и его.
Улворд начала исповедь…
Через два часа майор прервал разговор:
— На этом пока закончим. — Он взял стопку исписанных листков бумаги, положил их в сейф и посмотрел на часы. Пора было идти встречать полковника Скворцова.