Туркестанские повести
Шрифт:
Первым, кто вспомнился командиру роты, был, конечно, рядовой Кузькин. Именно его фамилию, беспрестанно вертевшуюся в голове, и назвал старший лейтенант.
— Рядовой Родион Кузькин, линейный надсмотрщик, первого года службы… — перечислял он данные о солдате, словно хотел отгородиться ими от неожиданно свалившегося на него, Семкина, несчастья.
— Распорядитесь, пожалуйста, — попросил майор, — пусть его пригласят сюда.
— Так он же… — Семкин хотел сказать, что рядовой Кузькин
— Разрешите? — В дверях показался белесый вихорок ефрейтора Петрова.
— Войдите.
Ефрейтор, явно чем-то обескураженный, потный и запыхавшийся, выпалил в три приема:
— Товарищ майор… разрешите обратиться… к старшему лейтенанту?
— Обращайтесь, — наблюдая за тревожно поблескивающими глазами ефрейтора, ответил Нечаев.
— Есть! — И рука Петрова скользнула от широкого поля панамы вниз, к бедру. — Товарищ старш-нант, — зашептал он, склонившись к уху своего командира.
Далее Нечаев уже ничего не слышал. Создавая обстановку для уединенного разговора, он снова закурил и отвернулся к окну. Отдернув легкую голубовато-зеленую занавеску, майор бросил взгляд на аэродром. До него было метров восемьсот, и офицер различал людей, хлопотавших у самолетов. «Готовят свои стрелы к учениям». Его мыслями завладели эти здоровые, крепкие ребята, готовые ринуться в атаку на любого, кто осмелится нарушить границу…
— Товарищ майор! — послышался голос Семкина. Нечаев повернулся и посмотрел на своих собеседников. На их лицах застыла невысказанная тревога.
— Что-нибудь случилось?
— Если разрешите, я доложу. — Семкин ждал ответа.
— Говорите, говорите.
— Дело вот, значит, в чем… Рядовой Кузькин сейчас на гауптвахте. — Бусинки семкинских глаз сбежались к переносью. — Находясь по служебным делам в городе, ефрейтор Петров… В общем, ему передали письмо для Кузькина. И заметьте, — подался вперед Семкин, — не Родиону Кузькину, а Вик-то-ру. Виктор у нас один в роте… Вот он, ефрейтор. Получается, товарищ майор, форменная карусель…
Нечаев остановил Семкина и обратился к ефрейтору:
— Кто вам передал письмо?
— На «углу страдания», — начал было Виктор, но, обожженный взглядом Семкина («Какой еще «угол страдания»?»), поправился: — На повороте дороги подошла ко мне молодая женщина и спросила, не знаю ли я рядового Кузькина. Я ответил, что знаю. Тогда она попросила передать ему письмо..
— А вы не помните, как женщина выглядела, во что была одета? — спросил майор.
Петров нарисовал портрет, приблизительно схожий с тем, который представлялся по рассказам работницы почты и Дмитрия Жука…
— Мне говорил о ней Кузькин, — доверительно признался Виктор. — Очень похожа. И о встречах
— Как вы сказали? — встрепенулся Нечаев.
— Агроном она… Недавно приехала из Катташахара… Так говорил Родион. — Ефрейтор смутился. Худощавое лицо его еще больше вытянулось. — Если что не так, извините, соврал, видно, земляк…
Чем-то удивленный, майор потер шрам на лбу.
— Одну минуточку, — набирая номер по телефону, попросил он. — Это я, Нечаев. Не могли бы вы, Михаил Петрович, подойти сюда вместе с Майковым?.. Хорошо, буду ждать.
Положив трубку, он возобновил разговор с ефрейтором:
— Значит, вы передали письмо своему товарищу?
Мучаясь над загадкой, Петров ответил:
— Отдать-то отдал, но… В общем, на конверте значилось не его имя… Не знаю, что и подумать.
— Это мы выясним очень просто, — пообещал Нечаев и снова сказал Семкину: — Вызовите Кузькина, я побеседую с ним.
…Родион был в самом мрачном расположении духа. Снаружи снова загремели ключи. Буйлов втиснул в дверь свою квадратную фигуру и с ухмылочкой объявил:
— Вот ремешок, а вот панама. Да пошевеливайся!
Кузькин недоверчиво посмотрел на выводного.
— Давай, давай! — спешил кряжистый солдат, размахивая связкой ключей. — В штаб зовут…
Родион вышел на улицу и невольно прищурился от обилия солнечного света. «Нет, что ни говори, — сделал он вывод, — а человек рожден для воли…»
У входа в штаб Родион наткнулся на буравчики темных семкинских глаз, точно подходил не солдат Кузькин, а вырвавшийся из клетки лев. Семкин даже посторонился, пропуская Родиона вперед.
— Вот и рядовой Кузькин, товарищ майор, — представил командир роты своего подчиненного.
— Садитесь, товарищ Кузькин, и постарайтесь вспомнить и подробно рассказать об участии в поисковой группе, о своей работе в последние дни.
Облизывая пересохшие от волнения губы, Родион добросовестно поведал обо всем. Дойдя до момента встречи с Вероникой, он вздохнул, застеснялся чего-то, но, выполняя просьбу офицера, ничего не утаил.
— На второй день пришла на свидание?
— Да, приходила…
Что о себе рассказывала Вероника? Кажется, ничего. Он, Родион, и сейчас мало что знает о ней. Часто ли были свидания? Были… Однако по субботам и воскресеньям ни разу не приходила. Почему? Говорила, будто некогда: то кого-то провожала в Катташахар, то по колхозным полям ходила… Что он думает обо всем этом? Виноват, конечно: один раз опоздал на вечернюю поверку…
Дело дошло до письма. Отдавая его, Кузькин вздохнул со всхлипом — так тяжело было на душе. Нечаев внимательно прочитал послание Вероники и покачал головой.