Туркменская трагедия

Рыблов Владимир Васильевич

На практике президент этого не придерживается: своим указом он освобождает и назначает судей всех рангов, начиная от этрапских (районных) и кончая Верховным. Закон же, как видите, противоречив и двойственен.

Почему бы всех судей не сделать выборными и подчинить одному Закону? Возможно, мои суждения наивны: тогда судьи окажутся вне сферы влияния президента, который этого не перенесет. Бытует мнение, что с ним предварительно согласуются приговоры, сроки заключения арестованных граждан, на коих пал высочайший гнев или недовольство. Ниязов, как некогда один из французских монархов, провозгласивший “Государство — это я!”, считает, что, если он объявил себя “Главой всех туркмен”, значит и государство, туркменское, независимое, нейтральное, будто созданное “благодаря его гению, бесстрашию

и мужеству”, это и есть он — Туркмен “баши”.

В статье 55 Основного закона записано: “Президентом может быть гражданин Туркменистана из числа туркмен...” Почему только из туркмен? Не ущемляет ли это национальное достоинство граждан не туркменской национальности, проживающих в республике, не зачисляет ли их в разряд второстепенных? А как тогда относиться к утверждению правительственного официоза: “Отныне ... туркмены, русские, армяне — все вместе составляют единый туркменский народ”?.. (“НТ”, 23.08.99). Или это только слова?

Национальная обособленность, не исключено, будет способствовать порождению у некоторой части туркменского населения нездоровых чувств высокомерия, национальной кичливости, что отрицательно скажется на консолидации нашего многонационального общества, на воспитании подрастающего поколения. Это дискриминационное положение находится в противоречии со статьей 17, провозглашающей равенство прав и свобод всех граждан, независимо от национальности, языка, происхождения, политических и религиозных убеждений и т.д. Оно идет вразрез также со статьей 30, где гражданам Туркменистана предоставляется право избирать и быть избранным во все органы власти. И должность Президента согласно статье 56 относится к числу выборных.

Явное пренебрежение к нормам другого языка и к лицам, не владеющим туркменским языком, усматривается в тексте Конституции, переведенном на русский язык. Если авторы сочли нужным дать объяснения таким словам, как меджлис — парламент, арчины — мэры, то непонятно, что означают, к примеру, “халк векиллери”, “велаят хякими”, “этрап”.

Статья 15 возвещает: столицей Туркменистана является шахер Ашгабат. Тем, кто не владеет туркменским языком, приходится лишь догадываться, что “шахер” — “город”, а написание “Ашхабада” опять таки подчинено нормам туркменского языка. Может быть тогда и слова “Конституция — Основной закон” не стоило переводить на русский и писать “Конституция — Эсасы канун”?

Так в республике были сделаны первые шаги к “демократии по-туркменски”.

На самом деле политика туркменских властей, к примеру, по вопросу о парламентских выборах и необходимости политического плюрализма, широковещательно объявляемая внутри страны, разительно отличается от заявлений, рассчитанных на внешнюю аудиторию, а также от конкретных практических шагов. По указанию президента в апреле 1998 г. очередные выборы в “халк векиллеры” — “народные избранники” были проведены на альтернативной основе. В округах были зарегистрированы по два кандидата. Однако, когда в четырех округах, расположенных в Джебеле, Гасан-Кули, Кизыл-Атреке и в Байрам-Али, избиратели, независимо от властей, пытались выдвинуть своих кандидатов, они не были зарегистрированы под различными предлогами.

В апреле 1998 г. Ниязов, находясь в США с официальным визитом, заверил американских руководителей, что выборы в 1999 году в меджлис и президентские выборы в 2002 году будут “свободными и честными” (“Независимая газета”. “Содружество”). А какими они были “честными и свободными”, это видно из приведенного выше примера с Б. Гельдымамедовым. Но подобное нарушение прав гражданина становится, к сожалению, нормой. Туркменское руководство не предпринимает каких-либо серьезных шагов по демократизации существующей политической системы, а, наоборот, ужесточает ее. О том говорит и вопиющий факт попрания демократии по отношению к управляющему тедженским “Дайханбанком” Какабаю Нуннаеву.

Молодой финансист, профессионал, положительно характеризуемый на работе, приняв за чистую монету президентские лозунги об альтернативных выборах в меджлис, собрался выставить свою кандидатуру и заявил об этом своему непосредственному руководству и окружной избирательной комиссии. Святая наивность! “Самовольство” претендента не прошло мимо внимания

Ниязова, лично контролировавшего ход избирательной кампании. Откуда такой сыскался? Ниязов выразил неудовольствие действиями “выскочки”. Этого было достаточно, чтобы руководитель республиканского банка предложил К. Нуннаеву подать заявление об увольнении с занимаемой должности “по собственному желанию”.

Вот так слова президента, как всегда, расходятся с делами, и обещания остаются только обещаниями. Кстати, уже замечено, что Ниязов по возвращении с Запада после очередного визита с восхищением говорит о тамошней демократии, о многопартийности и тут же обещает демократизировать в Туркменистане существующую систему, разрешить деятельность различных партий, общественных организаций. Стоит ему съездить в арабские страны с монархической системой правления или в Китай, он рассказывает обратное, ратуя за ужесточение существующих порядков.

Это он еще раз подтвердил в своем выступлении от 27 сентября 1999 года на встрече в национальном институте истории, заявив, что туркменский народ еще не созрел и будет готов для восприятия демократических начинаний эдак лет через десять-одиннадцать.

И вместе с тем Ниязов беспрестанно твердит, что в Туркменистане правят Конституция и демократические законы. Но истинное положение в стране опровергают президентские заявления. Набор цветистых фраз о демократии, нередко сочиненных спичрайтерами, говорит лишь об их декларативности и о самовлюбленности того, кто их произносит. Одно время президент нередко призывал туркмен не забывать о том, “что на плечах каждого уселась птица счастья”, “сегодня мир узнал туркмен по проводимой нами политике”, “проявление разума — это от демократии”. Или: “Моя демократия — это когда дети пробуждаются утром рано здоровыми и идут в сады и школы, когда родители, поженив своих детей, отпускают их в самостоятельную жизнь” (“ТИ”, 16.12.92).

Красивые слова! Что за ними кроется? Как они сообразуются с делами?

Молодежь и помимо воли родителей женится и уходит в самостоятельную жизнь. Тем более, туркменский президент милостиво разрешил браки в 16 лет. Насколько это разумно — жизнь покажет.

Дети как пробуждались по утрам, так и будут пробуждаться и в грядущих веках и тысячелетиях. Но будут ли они ходить в школы и детские сады, если их строительство замерло с объявлением независимости?

Не это волнует президента: слабая власть всегда боялась демократии. Так и Ниязов в порыве, скажем, откровенности заявляет, что демократия ведет к массовым беспорядкам, этническим войнам, которые могут, мол, воспламениться от свободы, предоставленной народу. Дай только народу волю, чего делать нельзя, рассуждает глава Демократической партии Туркменистана, и он выйдет из повиновения и возьмет штурмом то или иное служебное помещение. И тут же, будто опомнившись, делает разворот на 180 градусов в своих разглагольствованиях: туркменам демократия не в новость, она у них в кров, и они еще в средневековье познали ее уроки. “Демократия, говорит он, — наследие, оставшееся нам от наших прадедов”, а Туркменистан является “родиной демократии” (“ТИ”, 22.06.93).

Под средневековой демократией Ниязов подразумевает “демократию” выбора родового хана, сердара — вождя, когда узкий круг родоначальников и священнослужителей за спинами “гарамаяков” — черни и простолюдинов, сажал на белую кошму отличившегося своей твердой рукой родовитого воина и, трижды вознеся его над головой, провозглашали своим сердаром, ханом.

Новоявленный туркменский “теоретик”, осуждая демократию и правопорядок на Западе, лишь декларативно возвещает о “туркменской модели демократии”, забывая, что демократия — это общечеловеческое достояние, планетарная ценность. Не отрицая национальных особенностей каждого народа, нельзя, однако, наделять каждый народ своей “моделью” национальной демократии. В мире насчитывается свыше 2000 национальностей и народностей, не говоря уж о крупных племенных объединениях, и если придерживаться “теории” туркменского “баши”, то и демократий должно быть столько же. Не слишком ли много? Тогда, как бы продолжая абсурдную мысль новоявленного “сердара”, в Туркменистане имеют право на существование “северная”, “южная”, “восточная” и другие региональные демократии.