Тутанхамон
Шрифт:
– Так ты поедешь, царица?
– спросил фараон.
Нефертити ответила не сразу. Она вспомнила мужа, который всегда твердил, что не доживет до своего праздника. Боги отвернулись от меня, потому что я отвернулся от них, говорил он тогда.
– Мой муж не дожил до своего хеб-седы. А посмотреть этот праздник мне бы хотелось. Только не следует из моей поездки делать какие-то выводы, она смерила Эйе уничтожающим взглядом.
– Пойду приготовлюсь, - добавила она и направилась к выходу.
– Мама, а я тебя ищу.
– Как ты себя чувствуешь?
– спросила Нефертити, целуя благоухающие волосы дочери.
– Уже не болит, будто ничего не было, - пропела Анхеспаамон, прижимаясь к матери.
Эйе сделал шаг и поклонился.
– Мой фараон, позволь мне удалиться.
– Иди, Эйе, иди. Не забудь про подарки. Да, постой. Утром я подготовлю указ, а ты мне собери глашатаев.
– Какой указ?
– спросила Анхеспаамон, усаживаясь и притягивая к себе мать.
– Невиданный в истории Египта и земли, - с вызовом воскликнул Эйе.
Тутанхамон помрачнел. Похоже, этот старый сановник злоупотребляет его благосклонностью.
– Мне виднее, дорогой Эйе. Ты свободен, - раздраженно проговорил он и отвернулся.
Эйе попятился к выходу.
– Поход на Палестину?
– спросила Нефертити, выпив прохладительного напитка.
– Нет, моя царица. Вопрос внутригосударственного значения.
Анхеспаамон звонко рассмеялась.
– Как смешно. Не о моде ли идет речь?
– Ладно, иду собираться, - вздохнула царица и поднялась.
Тутанхамон подошел ближе к жене, затем в нерешительности посмотрел на царицу.
– Представляете? Мои поданные питаются овощными супами и бульонами. У них нет мяса, только кости. И я решил исправить положение.
– Каким образом?
– полюбопытствовала юная жена.
– Кости нам, мясо простолюдинам.
Нефертити подскочила как ужаленная.
– Что же, вдове можно и отдельный дом, и кости... Ей все можно, - со смешанным чувством горечи и разочарования процедила она.
Анхеспаамон бросилась на выручку.
– Ты не права, мама. Он повелитель, ему виднее.
Фараон заметно огорчился. Не находя себе места, он принялся взволнованно ходить по залу.
– Стараюсь, стараюсь, а меня не понимают, - сокрушался он, - делаю все, чтоб царица Нефертити не чувствовала себя одинокой.
– Не обижайся, милый. Маме тяжело после кончины нашего зятя Сменхкара. После смерти отца Сменхкар, как тебе известно, продолжал его политику. Богохульническую, как теперь называют. А отца вообще уже зовут еретиком.
– Спокойной ночи, - бросила Нефертити и поспешно удалилась.
Дождавшись её ухода, Тутанхамон подошел к жене и неожиданно присел.
–
За пять лет супружеской жизни Анхеспаамон никогда не видела мужа таким раздраженным. Несколько растерявшись, она попыталась его утешить.
– Успокойся, успокойся, мой любимый.
Бывает состояние души, когда успокаивающий больше раскаляет, чем умиротворяет.
Тутанхамон был неудержим.
– Я призван руководить народом, а не объедать его. Хотя бы ради человеческой справедливости. Народ - моя опора. Вот вернусь из Куша и сам лично проверю состояние дел простолюдинов.
– И я с тобой, не сердись ты только... Ну, пожалуйста.
– И так все фиванские жрецы смотрят на меня с нескрываемой ненавистью. Боюсь я их. Вот верховный жрец Эйе. Ты помнишь, как он огрызнулся? фараон, видя сострадание жены, несколько успокоился и говорил уже тише.
– Оставь его в покое, - говорила жена.
– Он муж кормилицы моей матери. Правда, несколько изменился после смерти жены. Но все равно - он близкий нам человек. Отец ему очень доверял.
– Я а не очень, - Тутанхамон стоял на своем.
– Что-то он взъелся на твою мать...
– Ах, тебе это просто кажется. Он любит маму как родную дочь. А ты все подозреваешь, подозреваешь, - пошутила она.
– Правду говорят - Небхепрурв очень молодой и горячий. И что сгоряча можно натворить множество бедствий.
Тутанхамон сделал жест, означавший - мне все равно, пусть говорят что хотят.
– Никакой беды не будет. Я за справедливость и разум, которые должны сочетаться в каждом человеке, будь он обыкновенны простолюдин или же верховный жрец.
– А во мне есть такое сочетание?
– кокетливо спросила жена, одарив его ослепительной улыбкой.
Фараон нежно обнял её и ласково произнес, понижая голос до шепота.
– В тебе есть все. Ты единственно реальное мое богатство. Я весь дышу тобой и не мыслю жизни без тебя. Пожалуй, только одно обстоятельство иногда ввергает меня в пучину сомнений.
– Какое, о повелитель моей души, - воскликнула она, не сводя с него восхищенных глаз.
Правитель убрал руку и, грустно покачав головой, горько признался:
– Ты часто слушаешься маму и этим терзаешь меня.
Анхеспаамон беспомощно развела руками.
– Я между двумя огнями, - вздохнула она.
– Муж и мама. Как мне трудно. Бывая рядом с тобой, мне кажется, я предаю её. С ней - словно предаю тебя. Вы оба в равной степени мне дороги. Даже не знаю, как избавиться от ощущения ложного вероломства.