Туунугур
Шрифт:
Киреев разложил бумаги, точнее, папку, которую ему отдал Бажанов, и кратко описал суть дела.
– А как вы вообще вышли на Бажанова?
– спросил Клыков.
– Гм, мне его посоветовали, - уклончиво пробормотал Киреев.
– Вообще-то он когда-то работал у нас. Но недолго. Я понял, что толку не будет, и избавился от него.
Вот, оказывается, как тесен Туунугур.
Бажанова тут явно не уважали. Изучение искового заявления вызвало немало колкостей в его адрес. Впрочем, как и остальных документов, и даже заключенного с ним договора.
– Смотрите, - говорил Клыков, водя пальцем по строкам.
– По этому договору он фактически не имеет перед вами обязательств. Если вы заключите договор с нами, я вам покажу, в чем разница.
Киреев выразил готовность. В конце концов, деваться ему было уже некуда и некогда.
На заседание суда он и Клыков явились почти одновременно. На этот раз местом судебной расправы стал, собственно, зал заседаний, а не каморка. Хотя и зал тоже, в общем, был небольшой: всего три ряда скамеек со столами.
Киреев с юристом разместились по правую сторону, ответчик, представленный тёткой из учебной части института и всё той же Птицыной - по левую.
Заседание свелось к обсуждению ходатайства. Птицына помахала им и сказала, что в связи с пропуском сроков суд обязан иск отклонить. Дальнейшие прения свелись к обсуждению правильности этого тезиса. Клыков объявил, что клиент написал бумагу в институт в рамках трехмесячного срока, а иск подал в течение трех месяцев после этой бумаги. Это свидетельствует о том, что истец явно стремился придерживаться указанных в законодательстве сроков. Птицына резонно возразила, что переписка не является отношениями работника и работодателя, и что на таком основании Киреев мог бы и через три года письмо написать, а потом считать три месяца после ответа. Затем вопрос перешел к основаниям задержать подачу заявления. Тут Кирееву ловить было нечего. Между Птицыной и Клыковым возник небольшой спор по поводу списка уважительных причин в каком-то нормативном акте. Клыков спросил оппонента, является ли зачитанный ею список исчерпывающим, и та, поколебавшись, ответила "да".
– Вопросов больше не имею, - заявил Клыков и сел.
Был объявлен перерыв для составления вердикта по ходатайству. Клыков пригласил Птицыну перекурить вместе, но та весьма нервно отказалась.
– Мне надо уйти по делам, - сказал Клыков Кирееву.
– Когда объявят решение, вам следует получить его в бумажном виде.
И ушёл.
Перерыв окончился, судья зачитала постановление: "В удовлетворении исковых требований представителя Бажанова П.С. в интересах Киреева А.С. к Политехническому институту... бла-бла... о взыскании заработной платы и компенсации морального вреда - отказать".
Слово "отказать" еще долго прыгало у Киреева в черепушке, пока он как во сне надевал разложенную тут же на столе зала заседаний одежду. Вышел он последним.
– Пустяки, бой только начинается, - заявил Клыков, когда Киреев сообщил ему о вердикте.
– Наши крючкотворы сами ни черта не знают, на этом их и надо ловить. В постановлении нарушены процессуальные нормы, а значит, вы имеете все основания подать апелляцию.
Оптимизм юриста Киреева воодушевил. Огорчало только то, что каждый следующий шаг он должен был оплачивать отдельно. Впрочем, это соответствовало договору - после решения суда обязанности Клыкова по отношению к его делу заканчивались.
Не ограничиваясь апелляцией, Клыков предложил ударить и по Бажанову. Вообще, глава ООО "Консультант" явно испытывал профессиональную обиду, что разные проходимцы вроде Бажанова смеют примазываться к племени юристов, а потому предлагал различные варианты его "курощения" - разумеется, за счёт Киреева. Последний же воспринимал Бажанова не более чем встретившуюся ему на жизненном пути кучу дерьма. Его продолжала увлекать грандиозная мечта ниспослания казней египетских на родной институт и на Степанова лично. Поэтому результат апелляции интересовал Киреева куда больше. Клыкову же он объяснил, что не хочет разбрасываться: срок рассмотрения дела по казусу
Незадолго перед новым годом неожиданно всплыло полузабытое томмотское дело. Киреева вызвали в МВД, чтобы ответить на пару вопросов. Задавала их девочка-следователь, тут же вбивая ответы в компьютер, место которому было в музее рядом с голубевскими черепками. Монитором служил ЭЛТ-шный гроб примерно 15-летней давности, со сбитой развёрткой. На допрос ушло часа четыре, без учета перерыва, причем львиную долю времени занимали попытки перевести показания Киреева с человеческого на полицейский язык. Самые большие страдания вызвала необходимость как-то назвать главного шпанюка. Киреев услужливо предлагал варианты, а юная следовательница с усталым презрением к тупым гражданским объясняла ему, что слова вроде "главарь" или "лидер" не могут быть использованы в официальном документе. В конечном счете она сама выбрала вариант "предводитель" и старательно вбивала его двумя пальцами на протяжении всего допроса. Во многом из-за этого время, проведённое в отделении, прошло нескучно: всякий раз при слове "предводитель" Киреев представлял себе почтенного Ипполита Матвеевича Воробьянинова в компании ведомых им гопников...
В "аське" после долгого перерыва опять проклюнулся Генка. Отмокнув от своих речных приключений, он настучал из Тынды:
"С прошедшим тебя 33 АйлЪетъ 7520 Лъта от С.М.З.Х".
Киреев мало что понял в этой белиберде, но сориентировался мгновенно:
"Да-да, год от сотворения мира по библейской версии, принятой в Константинополе".
"Ладно, - не смутился Генка, - тады с прошедшим 33 АйлЪетъ 40016 Лъта от третьего Прибытия Вайтманы Бога Перуна".
"Что, и индусов тоже ограбили?", - мрачно ответил Киреев, озлобленный житейскими неурядицами.
Генка почёл за лучшее сменить тему:
"Между прочим, раз ты уже принял участие в наделении силой моего проклятвенного столба, то теперь не сможешь игнорить другие проекты выделением своих мыслительных сил. Это шоб ты знал. Кстати, проклятвенный столб я воздвигал чисто из корыстных побуждений, и ты их усилил своим участием, так что они уже давно работают на меня".
Киреев не ответил.
До Нового года остался один день. На очищенной от коммунистов площади Ленина рядом с памятником вождю пролетариата стояла огромная ель, украшенная разноцветными шарами и гирляндами, с искрящейся белой звездой на верхушке. Продмагам, имевшим несчастье оказаться в полукилометровой зоне возле мест народных гуляний, запретили торговать спиртным. Кафе и клубы зазывали клиентов рекламой "якутского Нового года с пантами и кумысом".
Голубев неожиданно пригласил Киреева на музейное застолье. Правда, с условием - принести какую-нибудь выпивку.
Киреев принёс две бутылки водки и десять бутылок пива. Всё это было куплено заранее, так как непредсказуемые городские власти могли ввести сухой закон на всё время праздников.
Отмечание устроили в холле второго этажа - там, где проходили все конференции института и музея. Народу собралось необычно много: Голубев затащил на вечеринку даже куцый персонал Туунугурского кукольного театра, располагавшегося в том же ДК "Геолог". Институт представляли Миннахматов и Джибраев. Присутствовал и весь штат сотрудников музея, включая Вишневскую и тёток из бухгалтерии. Но самой большой неожиданностью оказалось появление Клыкова. Выяснилось, что он прежде консультировал Голубева, когда тот организовывал с институтом конференцию о Великой Отечественной войне (что и стало причиной разлада с Вареникиным. Политологу не понравились какие-то пункты о распределении обязанностей).