Твердь небесная
Шрифт:
Но в конце лета стратегические построения Александра Иосифовича рассыпались, когда до городка дошло известие о Портсмуте и об окончании войны. На Лизин недоуменный вопрос – а к чему же ее японский теперь? – Александр Иосифович только развел руками: что ж поделаешь… пути Господни неисповедимы… кто же знал, что так выйдет…
О том, чтобы и далее удерживать при себе Лизу, Александру Иосифовичу нечего было и думать. Ему теперь следовало прежде всего позаботиться, как бы сгладить, смягчить последствия своего положения – одинокого бессемейного. Люди-то, кто уже их с Лизой знает, спрашивать будут: куда дочка делась? Александр Иосифович придумал говорить всем, кто поинтересуется, что-де отправил ее в Петербург учиться в курсах. Сам же он решил наконец приступать к исполнению важнейшей, да и единственной, своей цели – обретению клада. Он же не случайно в свое время занялся беззаконным
И вот, поняв, что Лиза теперь при нем надолго не задержится, Александр Иосифович стал аккуратно, ненавязчиво, так, чтобы торговец не заподозрил его личного интереса, советовать Рвотову снаряжать партию в Китай, обещая ему при этом всяческое свое вспомоществование. Купец слушал, согласно кивал головой, но следовать немедленно советам работника не спешил.
Одновременно Александр Иосифович всеми правдами и неправдами старался отсрочить отъезд Лизы. Дело в том, что все это время Лиза находилась на полном его иждивении. У самой у нее не имелось средств хотя бы на гребешок. И вот, когда Лиза объявила, что уезжает в Москву, Александр Иосифович выставил ей довольно крупный счет по статьям, на которые он якобы издержался. Естественно, сумму он существенно завысил, ибо проверить предъявленные им цифры не было никакой возможности. Больше того, Александр Иосифович сказал, что непомерные расходы вынудили его обращаться к заимодавцам и теперь он обременен долгами, расплатиться по которым у него решительно нет возможности. Поэтому, если Лиза намерена куда-то уезжать, ей прежде необходимо позаботиться погасить выданные Александром Иосифовичем векселя. Лиза, натурально, потерялась от такого оборота. Действительно, Александр Иосифович оплачивал все это время их стол и, по всей видимости, квартиру, – Лиза это прекрасно понимала, – но ей казалось, что поскольку они исполняют здесь задание организации, то организация и несет расходы по их содержанию. Во всяком случае, к такому порядку она привыкла в Москве. И для нее немалым потрясением было узнать, что, оказывается, здесь – в Сибири – они живут и борются за народное счастье на свой счет. Хотя почему должно быть по-другому? – подумала Лиза. Если приносить себя в жертву революции, то до конца, целиком! и не годится ждать, пока кто-то оплатит твою работу.
Лиза заверила Александра Иосифовича, что вышлет немедленно ему требуемую сумму, едва приедет в Москву. Но Александр Иосифович не согласился с таким вариантом. Он объяснил Лизе, что при нынешних его обстоятельствах деньги до него могут и не дойти, и вообще ему очень опасно теперь получать денежные переводы – это может кому-то показаться подозрительным. Александр Иосифович предложил Лизе остаться с ним и, коли на то пошло, самой здесь же как-то попытаться возместить все, что он на нее издержал. В конце концов, он вправе на этом настаивать, так как содержит Лизу без малого год!
Возражать на такой довод Лиза не могла. Разубеждать собеседника, оспаривать его правоту и доказывать свою неповинность, по ее мнению, было в данном случае поведением в высшей степени неблагородным. Лиза заверила Александра Иосифовича, что непременно рассчитается с ним в ближайшее время. Она, кстати, спросила у него: не мог бы он исхлопотать для нее какое-нибудь место у своего Рвотова? Александр Иосифович ответил отказом, объясняя это тем, что-де их совместная служба в одном месте может иметь для них неблагоприятные последствия, вплоть до разоблачения.
Лиза опять же ничего не стала возражать, выяснять: почему такое может быть? По газетным объявлениям она нашла место учительницы в доме торговца пушниной Сваровского. Случай был, прямо сказать, нелегкий. Купцу втемяшилось выучить дочку Нюру, чтобы хоть не стыдно ее было вывезти в собрание! – там уж иные купчики и по-французски знают, а этой, кроме тропарей и матерных частушек, не известно больше ни одной песни порядочной! Так рассказывал коннозаводчик Лизе.
Отроковице
Первый месяц Лиза вообще не оставляла своей подопечной, – они жили в одной комнате. Причем Лиза за все это время не произнесла ни слова по-русски – все только по-французски. Вначале Нюра ровно ничего не понимала и потому противилась: она блажила и колотилась в дверь, чтобы ее выпустили к маменьке, и даже в отчаянии швырялась в Лизу книгами. Но к концу месяца как будто пообвыклась, заинтересовалась происходящим и потому присмирела: стала улавливать смысл сказанного ей, сама начала что-то бубнить в ответ, неумело грассируя.
А к концу ноября Лиза вывела ученицу из затвора, и Нюра Сваровская, сияющая, как именинница, предстала перед родителями. Она не бросилась к ним на руки, хотя те и изготовились заключить дочку в объятия, а приветствовала их довольно недурным книксеном и словами: бонжур, папа! бонжур, мама! Но одним этим успехи Нюры не ограничивались – они с Лизой, демонстрируя умение, поговорили о чем-то по-французски, а затем Нюра спела на этом же языке песенку и прочитала стихотворение.
Потрясению торговца не было предела. Он не знал, как благодарить Лизу. Казалось, он готов был отдать ей половину состояния. Но между тем не добавил ни целкового сверх договоренного.
Лиза немедленно купила билет и выехала в Москву. Провожала ее на вокзале единственно до беспамятства влюбившаяся в свою учительницу Нюра Сваровская. Казалось, первым провожатым должен быть Александр Иосифович, – как же! – он отправляет дочку за тридевять земель! Но он не мог проводить Лизу при всем своем желании и по-отечески сердечно распрощаться с ней на перроне – его самого уже не было в городке.
События стали развиваться совсем не так, как планировал Александр Иосифович. А переменить их ход он никак не сумел. Впрочем, особенно и не старался, потому что больших неприятностей, по его разумению, новые обстоятельства ему не доставляли. Александр Иосифович все подбивал своего Рвотова отправиться с негоциями в Китай, но купец первой гильдии слушал его, слушал, да взял и объявил как-то, что для начала намерен поехать в Петербург! Большую часть заграничных товаров он получал именно из Петербурга от всяких заграничных торговых домов. Но доходили они до него обычно через посредников. И выигрывал в результате не столько Рвотов, сколько какой-нибудь нижегородский или екатеринбургский посредник, вся заслуга которого порой заключалась лишь в двух подписях, свидетельствующих о том, что он купил этот товар у поставщика и тут же продал его Рвотову, но уже с немалою наценкой.
И вот Рвотов получил наконец возможность, минуя посредников, поехать в Петербург, встретиться со своими заграничными поставщиками лично и закупить у них все, что ему было необходимо, ни с кем при этом более не делясь барышом.
Александр Иосифович рад был бы не ездить в противоположную от его цели сторону – ему вот и дочку скоро провожать в курсы! – но, во-первых, Рвотов очень настаивал на этом – без сноровистого, говорящего к тому же на всяких языках работника ему бы пришлось туго и накладно, – а, во-вторых, Александр Иосифович не хотел навлекать на себя подозрения того же Рвотова странным своим нежеланием ехать куда бы то ни было, кроме Китая. Поэтому он и отправился в эту поездку, надеясь, что продлится она не более полутора-двух месяцев.
Незадолго до отъезда Александра Иосифовича Лиза решилась попросить у своего торговца пушниной аванс, чтобы расплатиться по долгам. Но Александр Иосифович вдруг… отказался принять от нее что-либо! Он объяснил Лизе, что за это время ему удалось покрыть все их долговые обязательства и более у него претензий к ней нет. Александр Иосифович в предвкушении обладания крупнейшим состоянием в мире не хотел мелочиться и спрашивать с девушки какие-то копейки. К тому же сам он нисколько не нуждался. А то, чего добивался – отсрочки Лизиного отъезда, – ему вполне удалось выполнить. Поэтому, когда наступил срок расчета со Сваровским, Лиза получила от последнего вполне приличную сумму, существенно превосходящую стоимость билета до Москвы.