Твердь небесная
Шрифт:
После суда Машенька призналась Дрягалову, что ей жаль Руткина – больно велик срок ему положили присяжные. Василий Никифорович и сам был того же мнения. Он сказал, что и вправду крест маломувыпал нелегок: пусть бы себе сидел в пивной, пиво пил, раз ни на что доброе не сгодился, – какой от него вред? – один дух смрадный.
Дрягалов никаких таких шумных торжеств с фанфарами и фейерверками по случаю счастливого избавления от бедствия не устраивал. Ну, банкет в русском вкусе – само собою, подарки для Годаров – тоже дело обычное. Но Василий Никифорович придумал забавное развлечение совсем другого рода: он предложил
Глава 8
Совершенно презрев собственные заботы и нисколько не считаясь с опасностями, Паскаль, не раздумывая, вступился за попавших в беду русских друзей. Клодетта могла быть горда за своего отважного, бескорыстного мужа. Но уже победив и отпраздновав со всеми вместе счастливое завершение их кампании, он наконец мог вернуться к своим обычным занятиям.
В пылу жестоких схваток Паскаль как-то даже уже и забыл думать о занимательной истории, рассказанной Егорычем, которую он собирался записать и опубликовать в своей газете. Но, разделавшись с врагами, теперь он все-таки вернулся к своему намерению.
Несколько дней подряд, затворившись ото всех, Паскаль работал над этими записками. Причем собственно рассказ русского отставного солдата он обильно сдобрил всякими экзотическими деталями, позаимствованными им из разных описаний Китая и Маньчжурии французских и других европейских путешественников. Essai вышло у него в результате весьма колоритное – казалось, будто автор сам являлся очевидцем описываемых событий, – и быстро было опубликовано.
Когда у Паскаля только начали выходить первые его газетные заметки, он был так счастлив и горд, будто его выбрали в «бессмертные»: он обегал всех своих знакомых и раздавал им номера. Само собою, первыми его читателями были домашние – родители и дедушка. Но впоследствии, когда газетная служба сделалась для него довольно-таки рутинным занятием, публикации перестали приводить его в восторг, и он иногда даже не интересовался открыть номера со своею статьей: вышла – и ладно, чего там смотреть? И разумеется, он перестал бегать как оглашенный с газетами по друзьям. Это уже выглядело как-то несолидно для бывалого журналиста. Единственное, от чего Паскаль не отступился – это вошло уже в их семейную традицию, – он почти всегда приносил газеты со своими публикациями домой и раскладывал их по столам – дедушке, отцу, матери, когда появилась Клодетта, то и Клодетте.
Точно так же было и в этот раз: когда в «France-matin» вышло его essai о приключениях русского солдата в Маньчжурии, Паскаль принес домой несколько газет и разложил их всем по комнатам. Потом он отправился по каким-то своим делам. И домой пришел только к вечеру. Но едва он появился, слуга сказал ему немедленно зайти к дедушке – тот-де ждет его и вне себя отчего-то.
Удивленный Паскаль заглянул в комнату к дедушке и прямо-таки потерялся – таким он его никогда еще не видел. Старый Годар метался по комнате из угла в угол с «France-matin» в руках. Увидев Паскаля, он бросился к нему и дрожащими, не
– Что это?!
Паскаль не понял, что имеет в виду дедушка, но, боясь рассердить его своею невосприимчивостью, не стал уточнять и ответил первое, что пришло на ум:
– Это мне рассказали в России…
– Что это?!. О, непонятливый! – Старый Годар все-таки вышел из себя. – Я тебя спрашиваю: откуда?., кто рассказал?., кто именно?! от кого ты это узнал?!.
– Это в России… Сторож господина Дрягалова… бывший солдат… служил в Китае… – быстро и отрывисто начал рассказывать Паскаль.
– Успокойся, – сказал старик Годар, и скорее самому себе, нежели внуку. – Не спеши. Давай-ка все по порядку с самого начала.
– Что? Статью рассказывать с начала? – удивился Паскаль.
– К дьяволу твою статью! – опять вспылил старый Годар. – То, что ты здесь наговорил о заливных рисовых лугах и о круторогих китайских буйволах, – это все никчемная экзотика для ваших мелких буржуа, что никогда не выезжали из Парижа дальше Булоня! Ты мне про этого человека рассказывай! С того самого момента, как впервые увидел его. Нет! скорее самому придется ехать в Россию, чем дождешься услышать от этого журналиста вразумительного повествования! – в сердцах сказал он.
– Если ты думаешь повстречаться с этим человеком, то можешь не беспокоиться, – мстительно ответил Паскаль, – он был убит незадолго до нашего отъезда из Москвы.
Старый Годар, пораженный, какое-то время не мог ничего вымолвить.
– Вот что, дружок, давай-ка все по порядку, – сказал он наконец спокойным, уверенным голосом. – Прямо с тех пор, как ты приехал в гости к господину Дрягалову.
Паскаль очень обстоятельно, как ему казалось, рассказал о своем вояже в Россию, и особенно о Егорыче, и, конечно, изложил насколько возможно подробно все услышанное от него. Закончил он свой рассказ внезапною гибелью дрягаловского сторожа.
– Мы в этот день с утра поехали в церковь: соседи господина Дрягалова выдавали замуж дочь, и нас пригласили на свадьбу, – рассказывал Паскаль. – В это время и произошло убийство. Какой-то человек постучал в калитку виллы, и едва сторож открыл ему, он ударил его ножом. Но Егорыч умер не сразу, – он еще сколько-то был жив, и, как мне потом говорили, последние его предсмертные слова были именно ко мне: сторож несколько раз повторил: «Он здесь» – и велел, чтобы это передали мне.
– Кто он? – насторожился старый Годар.
– Ну тот ловкий служащий русского посольства. Егорыч так и сказал: передайте ему то есть мне, что он здесь – секретарь из посольства, что искал сокровища.
Старик Годар прямо-таки весь преобразился. Паскалю случалось иногда в своих газетных заметках употреблять расхожее выражение «глаза его горели», но в жизни он ничего такого никогда не наблюдал и понимал это выражение единственно как риторическую фигуру. Но теперь он вдруг явственно увидел, что это такое – горящие глаза.
Какое-то время дед и внук лишь молча смотрели друг на друга. Но, наконец умерив чувства и как-то безнадежно вздохнув, старый Годар произнес снисходительно:
– А ты знаешь, для чего несчастный умирающий велел тебе это передать?
Паскаль неуверенно пожал плечами:
– Ну… наверное, он думал, что это может быть мне как-то интересно.
– Но тебе, как я понимаю, это показалось неинтересным, – язвительно заметил старый Годар. – Ты об этом и не упомянул.