Твердь небесная

Рябинин Юрий Валерьевич

Так и оставив несчастного англичанина на дороге, татары погнали своих пленников дальше, теперь уже куда-то в сторону от Пекина. То и дело им навстречу попадались конные и пешие отряды китайцев в синих длинных рубахах и с красными кисточками на шапках, маньчжуров, по всей видимости, из императорской гвардии «восьми знамен», выделявшихся относительно слаженным строем, татар, в меховых шапках и в овчинных шкурах, явившихся, казалось, из эпохи Чингисхана. Татары откровенно разглядывали пленных европейцев, захваченных их соплеменниками, делали всякие угрожающие знаки и кто во что горазд голосили. Много раз пленников обгоняли или проносились в обратную сторону курьеры, в том числе, судя по нашивкам на груди и по шарикам на шапках, и довольно высокопоставленные. Благодаря этому подполковник Годар и догадался, куда их лежит их путь.

Ему было известно, что где-то неподалеку от Пекина, несколько западнее, находится летняя императорская резиденция Юнг-минг-юн, которая теперь, по имевшимся у французского штаба сведениям, являлась главным лагерем китайской армии.

Его предположение вполне подтвердилось. Пройдя от того места, где был зверски умерщвлен их товарищ, еще верст десять, пленники с пригорка увидели потрясающую картину: перед ними на огромном пространстве, весь утопая в садах, раскинулся сказочный город – поверх деревьев возвышались разного размера изогнутые крыши дворцов, пагод, павильонов, арок – желтые, зеленые, красные, покрытые блестящею черепицей, с золочеными карнизами и украшениями.

В самом Юнг-минг-юне царила невообразимая суета: на улицах было полно военных или статских – в Китае их трудно различить, – конных, пеших, все куда-то спешили, носильщики паланкинов двигались едва ли не бегом, повсюду слышались крики, ржанье коней, рев верблюдов. Особенно много встречалось татар: после поражения у Чанг-Кианга сюда бежали остатки их конницы. И казалось, что в императорской резиденции нет никакой больше власти, кроме этой озверевшей шумной орды. Подполковник Годар, сразу заметивший свирепые взгляды, обращенные на пленных европейцев отовсюду, подумал, что эти варвары не растерзали их сразу только потому, что вознамерилась в свое время устроить какую-то более изощренную казнь – что-то, по всей видимости, в восточном вкусе.

На одной из площадей им велели спешиться и сесть на землю дожидаться своей участи. Вокруг них немедленно выросла большая беснующаяся толпа татар и китайцев. Все что-то выкрикивали пленным. То и дело из толпы в них летели какие-нибудь предметы – мелкие камни, кости, конские яблоки и даже человечьи испражнения, тут же в сутолоке, наверное, и произведенные.

Но вот из толпы вышли два китайца в халатах, подпоясанных красными кушаками, и принялись расплетать веревки. Тем временем несколько татар подбежали к сидящим на земле в ожидании своей участи офицерам и схватили первого попавшегося. Им оказался французский офицер – капитан Рапо, которого подполковник Годар неплохо знал. Только на днях этого капитана представляли к награде. Годар сам подавал список с его именем командующему.

Капитана вывели на свободное место и поставили на колени. Один из китайцев связал ему руки за спиной и передал конец веревки дюжему татарину, велев тому крепко держать ее. А второй палач накинул капитану на шею петлю и с силою потянул веревку вперед. Шея несчастного вытянулась, лицо побагровело. И тогда первый китаец, несколько помедлив, чтобы дать, вероятно, жертве помучиться, но вместе с тем и не дожидаясь, пока офицер задохнется, вынул широкий и длинный нож и ловким молниеносным движением полоснул его по шее. Голова тотчас отскочила, причем палач, тянувший за веревку вперед, так и полетел кубарем вместе с веревкой и головой казненного на землю. Возможно, этот трюк был и запланированным – для придания страшному действу большей эффектности. Китаец вскочил на ноги и поднял окровавленную голову на вытянутой вверх руке, показывая ее ревущей толпе. А потом швырнул под ноги к татарам, которые тотчас бросились на нее с криками и принялись пинать ногами.

Затем по знаку главного палача татары выволокли еще двоих пленных. Их также поставили на колени, но не связывали, а только держали крепко, заломив руки за спину. Китаец взял стрелу, приставил ее острием к уху одного из офицеров и сильным верным ударом вогнал ее тому глубоко в голову. Обливаясь кровью, офицер забился в судорогах и скоро испустил дух. То же самое было проделано и с его товарищем. Но этого варварам показалось мало. Они всею толпой бросились на мертвых и изрубили их саблями в куски. После чего продолжились издевательства над живыми.

Китайцы вынесли четыре пирамидальные бамбуковые клетки на высоких ножках, в каждой из которых с вершины внутрь свешивалась петля. Дна у этих клеток не было. Вместо дна там имелась единственная

доска, проходящая по диагонали от одной стойки к другой. Причем доска была установлена на ребро и могла регулироваться по высоте. Пленники, хотя и поняли сразу, что это какие-то хитрые приспособления для изуверского лишения человека жизни, но как именно это происходит, пока еще они не догадывались.

На этот раз татары схватили сразу четырех офицеров. Их разули и некрепко связали им сзади руки. Под руководством палача-китайца татары поместили каждого из них в клетку и накинули петлю на шею. А нижнюю доску опустили таким образом, чтобы человек в клетке едва-едва мог доставать до нее пальцами ног. И вот он стоял какое-то время, балансируя на тонкой опоре на одних пальцах. Понятное дело, человек боролся за жизнь, сколько хватало сил. Вокруг бушевала толпа, татары что-то истошно выкрикивали отчаянно цепляющимся за жизнь людям в клетках, старались еще уколоть их саблями, чтобы прибавить им мучений. Не прошло и получаса, как все четверо уже висели в клетках без признаков жизни.

Для оставшихся пленных стало абсолютно ясно, что их всех сейчас истребят по очереди. И не просто перебьют – это была бы слишком легкая и в данной ситуации желанная для них смерть, – а на них будут демонстрировать разнузданной толпе дикарей самые искусные китайские способы умерщвления.

Поняв, что спасения им уже не будет, подполковник Годар решился на отчаянное предприятие. Воспользовавшись тем, что мучители их сейчас были увлечены глумлением над трупами удавленных в клетках и на прочих пленных пока особенно не обращали внимания, он сказал своим товарищам: «Друзья! мы, вероятно, все сейчас погибнем, но для чего же нам ждать, пока эти изверги придадут нас лютым мукам себе на потеху?! – давайте хотя бы этого удовольствия им не доставим; я предлагаю всем нам сейчас наброситься на них и попытаться завладеть оружием: кому удастся это сделать, тот уже не задешево продаст свою жизнь; кому же не удастся, тот, по крайней мере, умрет не со стрелою в ухе, а в бою – с честью и без мук!» Он оглядел свой отряд и увидел у всех в глазах то выражение неукротимой решимости, которое обычно подсказывает полководцу, что сегодня его воинство настроено победить. Медлить было невозможно. И Годар скомандовал: «Вперед!»

Офицеры, каждый приметив себе заранее саблю, которую ему предстояло отбить голыми руками, ринулись на толпу дикарей, от которой их отделяло не более дюжины шагов. Бросок их был настолько стремительным, что, упоенные расправой над бездыханными телами казненных и ни в коем случае не ожидающие от пленных каких-либо действий, татары не сразу и сообразили, что произошло. Офицеры же, которым отчаяние умножило силы, принялись проворно работать кулаками, отправляя тщедушных степняков в knock-out направо и налево. Переполох на площади был велик. Татары все разом завизжали пуще прежнего. Но их приблизительно двадцатикратное превосходство поначалу им же и доставило неудобства – задние, хотя и были готовы наброситься с саблями на восставших пленных, не могли этого сделать, потому что им мешали стоящие впереди. А передние, напротив, внезапно атакованные, непроизвольно попятились назад, отчего среди них произошла давка. Этого короткого замешательства в неприятельском строе офицерам хватило, чтобы вооружиться. Причем у большинства из них оказалось по сабле в каждой руке. Когда стороны на мгновение расступились, на месте потасовки осталось лежать несколько убитых и раненых татар, и среди них палач-китаец – кто-то из офицеров успел в свалке вонзить душегубцу в грудь его же нож.

Раздумывать о том, как им действовать дальше, у храбрецов не было ни единой секунды. Подполковник Годар лишь бегло огляделся по сторонам и мгновенно оценил положение. Шагах в ста от них, на берегу большого озера, находилась трехъярусная пагода. Но между ними и пагодой стояли, ощетинившись саблями, с полторы сотни татар. Годар посчитал, что это воинство не будет для них помехой прорваться к цели. По его команде восемь офицеров схватили одну из клеток и, направив ее острою вершиной вперед, устремились к пагоде. Остальные рассредоточились по сторонам от них в две колонны, готовые, если потребуется, отражать неприятеля с флангов. Но этого и не потребовалось. Если бы такой таран врезался в толпу, то с десяток человек, по крайней мере, было бы искалечено. Поэтому татары, поняв, что им грозит, очень благоразумно разбежались в стороны и пропустили удальцов.