Твердые реки, мраморный ветер
Шрифт:
Тот сел невдалеке за пустой столик, и у меня округлились глаза – он сел, не сняв рюкзака! Ноги окончательно были забыты. Это совсем уже не лезло ни в какие ворота – ничего подобного я никогда не видел. Во всем остальном турист был, в общем, совершенно заурядным, и все мои усилия по рассматриванию его одежды ни к чему не привели – Шерлок Холмс из меня… так себе. Любопытство разгоралось тем сильнее, чем яснее я понимал, что если я упущу эту возможность развлечься, то следующий шанс представится еще не скоро. Поколебавшись еще минуту, я взял свою книгу, бутылку Колы и, подойдя к столику, за которым
Человек не возражал. По его английскому я предположил восточную нацию – Чехия или Болгария.
– Словения? – ткнул я пальцем в небо.
– Нет, я русский, Россия.
Я удивленно откинулся на спинку пластмассового кресла.
– Русский? О… я встречал тут русских. – Ничего больше в голову не лезло, а спросить напрямую я стеснялся. Русский тоже откинулся на спину на свой рюкзак, и мне пришла в голову дурацкая мысль, что рюкзак ему служит в качестве утеплителя, но нет, и так было очень тепло, и тонкого полартека было вполне достаточно.
– Ганс. – Я представился, продолжая испытывать неловкость. – Вдруг этот русский подумает, что я гей? Только этого не хватало. Я, как и всякий цивилизованный европеец, относился тогда к гомосексуалистам внешне спокойно, но тем не менее сам предпочитал не вызывать подозрений в подобной ориентации. В свинг-клубах я имел несколько гомосексуальных контактов, которые оставили довольно смутное впечатление – с одной стороны, для здоровья полезен любой секс, с другой – я казался сам себе выглядящим несколько неловко и неэстетично. А может тому причиной просто отсутствие привычки.
– Андрей, – несколько формально представился русский и замолчал.
– Ты тут впервые? – спросил я, чтобы хоть что-то спросить. Испытывая неловкость за банальнейшие вопросы, ничего лучшего я тем не менее придумать не мог – сказывалось полное отсутствие привычки знакомиться с парнями. Снова в воображении стали тесниться дурацкие образы того, что могло прийти Андрею в голову, особенно с учетом того, что подсев к нему, я прошел мимо явно неприкаянных голландок. И неожиданно меня это возбудило. Чертыхаясь про себя, я ссылался в попытках самооправдания на то, что уже давно не имел сексуальных контактов, и горный воздух и, главное – я уцепился за эту мысль как за спасительный круг, – это возбуждение от длинных ног и больших ступней голландок! Тем не менее, мне с большим трудом удавалось отогнать мысли о том, что русский может подумать, что я его снимаю, и от этих мыслей член отчетливо отвердевал.
В этот момент русский замолчал, и я понял, что полностью пропустил мимо ушей всё то, что тот сказал. Еще лучше… Показаться дебилом тоже мало радовало. Да и бог с ним, какая разница.
Пришедший мальчик-официант принес меню, и мы оба углубились в его изучение. Изучение меню непальских гэстхаузов – чистой воды формальность, используемая туристами для убийства времени. Заранее известно – что там есть и чего там нет, так как на всем протяжении трека в западной или восточной его части состав меню практически идентичен. Впрочем, Татопани, будучи в непосредственной близости от Покхары, мог порадовать туриста чем-нибудь помимо вермишели, картошки и синтетических
Хриплые голоса голландок снова вернули к фантазиям о длинных ногах, и, плюнув на вежливость, я улыбнулся и сделал максимально незаинтересованное лицо, решив закончить с этим и пересесть.
– Неудобно, наверное, с рюкзаком-то, – произнес я, делая вид, что внимательно изучаю меню.
– Да. – Подтвердил русский. – Неудобно.
Я не ожидал такого ответа и перестал делать вид, что изучает меню.
– Но…
– Мне так лучше, – перебил Андрей.
По его лицу было видно, что он предпочитает не углубляться в эту тему, что лишь раззадоривало меня. Черт возьми – может тут еще и получится получить какие-нибудь впечатления?
– Возможно, я слишком настойчив, Андрей, прошу меня извинить, ведь ты знаешь, как тут скучно, – скороговоркой произнес я, стараясь тем не менее говорить отчетливо, помня, что большинство русских не знают по-английски ни слова, – но чем же это лучше? Неудобно ведь.
Андрей поднял на меня взгляд и секунд десять молча смотрел. От этого его взгляда мне стало как-то странно нехорошо. С беззащитно тупым выражением лица я просто сидел и смотрел на Андрея в ответ.
– Дело в том, – наконец начал Андрей, что рюкзак мне нужен.
– Ага, понятно, – я поспешил согласиться, хотя понятного тут было мало.
Странный русский, видимо, и сам понял, что данное им объяснение ничего не объясняет, и то ли из вежливости, то ли из желания расставить все точки над "i" и больше не возвращаться к этой теме, пояснил:
– Дело в том, что этот рюкзак мне нужен постоянно, я не могу его снять ни на минуту.
В голове промелькнули какие-то совершенно чудовищные образы батареек, с помощью которых поддерживается жизнедеятельность его почек или печени, и я почувствовал себя неловко от того, что заставил человека рассказывать о каких-то интимных вопросах своего здоровья. Уже открыв было рот, чтобы извиниться, я промолчал, так как русский продолжил:
– Просто я не знаю, где могу оказаться через минуту, и я бы не хотел остаться без всего, что у меня есть, без денег, документов, компьютера, смены одежды.
Облокотивши голову на руку, я почувствовал себя совершенно растерянным. За ним кто-то охотится? Русская мафия? Шпиономания? Или он просто сумасшедший?. Сумасшедший! – спасительная мысль сразу все объяснила, и, видимо, русский прочел это по его лицу.
– Нет, я не сумасшедший, – рассмеялся он.
– Да нет, я так и не думал…, – я путано стал оправдываться, своим смущением лишь подтвердив, что думал именно об этом.
– Нет, послушай, Ганс, я в самом деле не сумасшедший, хотя, откровенно говоря, некоторая фобия и в самом деле меня преследует, если можно так выразиться.
– Хм, – глубокомысленно произнес я.
Снова пришел официант, и последующие десять минут были потрачены на то, чтобы объяснить ему, что черный чай надо принести не первым делом, а одновременно с сэндвичем, и не до, а после супа и жареной курицы, да, после а не до, после и одновременно.
Ужин заказали на восемь вечера. Спустя пару минут русский продолжил: