Тверской гость
Шрифт:
– В чужую веру я не пойду!
– свел брови Никитин.
– А коня хочу вернуть.
– А почему не перейти?
– пожал толстыми плечами Мухаммед.
– Выгодно! Уж если пришел сюда, то прими закон.
– Я сюда не на век пришел. Посмотрю и уйду обратно.
– Обратно? Зачем?
– На родину.
– Кто у тебя там? Мать, отец, жены, дети?
– Никого.
– Значит, дом, слуги, земля?
– Теперь, пожалуй, и дома нет. За долги отняли.
– Странно!
– разглядывая
– Так какой же шайтан несет тебя обратно?.. Родина у человека там, где ему хорошо. А здесь тебе хорошо будет. Богатым станешь, гарем заведешь, рабов купишь.
– Нет!
– покачал головой Никитин.
– Родина там, где твой народ живет. Ты здесь вырос, тебе тут нравится, а меня на Русь тянет.
– Ну, я-то как раз не тут вырос, а в Багдаде. Но меня туда не влечет что-то... Ты живешь нелепыми чувствами, Юсуф. Народ, обычаи, чужбина... Привыкнешь к Индии, чем тут плохо?
– Тем и плохо, что не своя земля.
– Сделай ее своей! Земля принадлежит тому, кто богат!
– Хазиначи, родину не купишь. Оставь. Ты что, боишься к хану идти?
Мухаммед сделал обиженное лицо.
– Я хочу тебе добра. Я знаю: ты шел за тридевять земель, мучился, столько перенес, а тут во имя пустых слов отказаться от своего счастья хочешь. Ты храбр, силен... Таких людей у нас ценят. Мой совет - прими закон. Ну, а если не хочешь...
Никитин, не спускавший с хазиначи острых глаз, подхватил:
– Не хочу. Закон принять - путь отрезать. Кто я тогда буду? Не русский, не хорасанец, не индиец. Ты лучше сходи к Асат-хану.
– Тебя уговаривать - все равно, что из камня воду выжимать. Как хочешь... Значит, ты русский, христианин. О чем же ты говорил с ханом?
Никитин пересказал разговор во дворце. Мухаммед слушал внимательно, часто вскидывая глаза.
– Понимаю. Асат-хан любит коней, - наконец произнес хазиначи.
– Однажды он за аравийскую кобылу отдал пятьдесят девочек-наложниц. Ты хочешь получить коня? Может быть, ты его и получишь.
– А как?
– Я попытаюсь поговорить с Асат-ханом.
– Слугой твоим буду!
– Хм... Не надо! Я побаиваюсь честных слуг!
– криво усмехнулся Мухаммед.
– А теперь давай есть. Я голоден. И расскажи про Русь. Мне интересно...
– Господи! Лучше ты расскажи, как ехал. Ведь дожди! Чудо истинное появление твое!
– Я ехал, ибо меня вели дела. Везу важные вести малик-ат-туджару Махмуду Гавану. Но что я? Вот как ты из Руси сюда добрался?! Я слышал, у вас дикари живут...
– Да вот добрался на свою голову. Тоже всякого наслушался. А пока, гляжу, товара на Русь нету. Золото и у вас на земле не валяется, а остальное дешевле в Персии купить.
– Ну, ну!
– возразил Мухаммед.
– Ты еще не дошел до сердца Индии. Ты еще изменишь свое мнение.
–
– Ничего, ничего. Все уладим. Рассказывай же про Русь. Говорят, у вас много мехов.
– Есть.
– Какие?
– Да какие хочешь. Соболь, горностай...
– И почем?
– Соболишек за топоры берем.
– Как это - за топоры?
– А сколько шкурок в отверстие для топорища пролезет, столько охотники и отдают за топор.
– Сказка!
– Нет, правда.
– Это же... это же... Да ты знаешь, сколько дают за одну шкурку соболя у нас?
– Нет. Десяток золотых, два?
– Три, четыре тысячи, - почти прошептал Мухаммед.
– Слышишь, Юсуф? Четыре тысячи! Ведь это, выходит, если привезти сотню шкурок... Аллах с тобой! Не может быть, чтоб у вас так дешево соболь шел!
– Ну, чего... У нас любой добрый купец шубу на соболях носит.
Мухаммед забыл о трапезе, схватился за чалму:
– Простой купец! Да у нас только султан может позволить себе такую безумную роскошь!.. А горностай? Дорог?
– Раза в три дешевле.
Мухаммед почти стонал:
– И ты не привез мехов!
– Вез, да пограбили меня.
– Ах, нечестивцы, разбойники, ублюдки!
Никитин усмехнулся:
– Меня ведь мусульмане пограбили.
– А, все равно!
– с отчаянием махнул рукой хазиначи.
– Зато у нас камней нет, - сообщил Никитин.
– Ну, а дороги? На соболей считай!
– Да ведь трудно счесть... А так, за один хороший камень - за алмаз шкурок двести дадут.
Хазиначи Мухаммед больше не мог усидеть. Он вскочил, заходил по каморе.
– Асат-хан хороший воин, но он глуп!
– сердито кидал он на ходу.
– Это рубака, а не правитель! Да, не правитель. Суётся, куда не следует...
– Сегодня мой срок!
– напомнил Афанасий.
Мухаммед, не видя, посмотрел на Никитина, потом сообразил, о чем идет речь.
– Сиди здесь, - сказал он.
– Я сейчас же еду к Асат-хану. Не посмеет он теснить тебя. Эй вы, Хасан, Гафур, коня!.. Не посмеет!.. Я малик-ат-туджаром ему грозить буду! Султаном! Я...
Хазиначи Мухаммед, разгоряченный, разволновавшийся, уехал.
Афанасий вышел во двор посмотреть вслед. Воин у ворот неуверенно переступил с ноги на ногу, приложил руку к груди, поклонился. Хозяин подворья зацвел улыбкой.
Хасан в каморе убирал остатки трапезы.
– Не надо!
– остановил его Никитин.
– Давай есть будем. Музаффара кликни.
Хасан согнул спину:
– Музаффар ушел, ходжа.
– Куда?
– Пошел в крепость, в войско наниматься.
– Так... Ну, вдвоем поедим.
Но Хасан все стоял у двери.
– Ты что?
– спросил Никитин.