Твое персональное Чудо
Шрифт:
Два звонка и оба от Алексея.
В другой момент я бы даже порадовалась этому факту, но сейчас я начинаю реально трястись от охватившей сознание паники.
Даже если бы мама засиделась в гостях до утра, то обязательно написала бы сообщение, чтобы я не волновалась. Совсем не похоже на нее.
Быстро отыскиваю мамин номер в контактах и нажимаю кнопку вызова, чтобы в следующую секунду с ужасом услышать на кухне знакомую мелодию вызова.
Ее телефон дома.
Но где же она сама?
И тут замечаю детали, на которые
Не могла же она уйти из дома без верхней одежды?
В ужасе перевожу взгляд на часы – половина десятого утра.
Когда можно уже обращаться в полицию?
И где, мать его за ногу, дядя Витя?
Тупо смотрю на мужские тапки, что стоят на том же самом месте, где и обычно, а в следующее мгновение вздрагиваю, когда в руке вибрирует телефон.
Бездумно поднимаю трубку.
– Елизавета Алфёрова?
– Да.
– Вас беспокоят с городской клинической больницы номер десять. Сегодня к нам с бригадой скорой помощи поступила Наталья Алферова.
– Это моя мама, – глухо выдавила я, пытаясь сообразить, что происходит.
Монотонный и безучастный женский голос мне что-то еще рассказывает о состоянии моей матери. Из всего я воспринимаю только информацию о том, в каком отделении она сейчас находится, и какие личные вещи мне необходимо ей привезти.
А дальше, как в страшном сне.
Я ношусь по квартире, собирая сумку с одеждой, гигиеническими принадлежностями, сама умываюсь, одеваюсь и пулей, наперевес с тяжёлой сумкой, вылетаю из квартиры.
Пока бегу к остановке в рюкзаке за спиной снова звонит телефон. Я в впопыхах пытаюсь его достать и одновременно спешу – нужный мне автобус уже подъехал. Вскоре звонок прекращается. Уже в автобусе смотрю на экран – снова названивал Богданов.
Несколько мгновений я рассматриваю его имя в списке пропущенных. Палец зависает над кнопкой с зеленой трубкой, а потом я малодушно блокирую экран и убираю телефон обратно в рюкзак.
Не готова, сейчас с ним разговаривать.
ГЛАВА 5
Как за каменной стеной
Воспоминания о тех тяжелых месяцах, что мне пришлось пережить, пока мама была, практически прикована к кровати, вспоминать страшно.
Лечащий врач мамы мне долго и упорно объяснял, что у нее рак и спасти ее уже невозможно, а я глупая только плакала и умоляла доброго доктора сделать хоть что-то.
– У нее четвертая стадия. Опухоль настолько сильно расползлась по организму, что дала метастазы. Она неоперабельная. Вы понимаете меня?
Я рыдала, кивала, но не понимала.
Совершенно ничего не понимала.
– Но
Доктор коротко вздохнул.
– Скоротечность многоклеточной раковой опухоли. Наверняка ваша мать замечала недомогание, усталость, ее приступами мучил кашель. Вероятно, это не первый обморок.
Из ординаторской я тогда вышла совершенно раздавленная и морально, и физически. Казалось, будто из меня кто-то вытащил невидимый стержень, что делает нас сильными и устойчивыми к любым испытаниям.
Я просто отказывалась верить словам доктора, что маме отведено на этом свете всего пару месяцев. Мой практически детский мозг не воспринимал эту информацию, как реальность.
Вот я сейчас вернусь в палату. Мама улыбнется и скажет, что злой дядя доктор просто ошибся. У нее просто стресс. А потом мы соберемся и поедем домой, чтобы дальше кушать по вечерам сладости.
Но мама не улыбнулась и не встала с кровати.
Она грустно посмотрела на меня своими теплыми глазами и прошептала:
– Мне так больно, Лизонька.
И в тот момент я поняла, что не знаю, как сказать ей о страшном диагнозе.
– Голова болит?
– Нет, – она качает головой и прикасается к груди, ведет рукой по горлу, – Дышать больно.
Из больницы маму выписали через две недели. После курса химиотерапии, которую перенесла на удивление неплохо, она хоть и не посвежела, но приободрилась и даже стала вставать с постели.
Я все это время металась между работой, домом и больницей, совсем забросив университет, но не забыв про Алексея Богданова, которого я с того самого вечера, когда он приехал за невестой больше, не видела.
Наши с мамой кавалеры решили синхронно испариться из действительности.
Дядя Витя в больницу к маме так и не пришел и появился дома всего один раз – решил забрать свои тапки, треники, предварительно порывшись в холодильнике на предмет съестного. Я, в тот самый первый день только-только вернулась из больницы, и мне было глубоко фиолетово, где там лазит мужчина. Все мысли были только о страшном диагнозе мамы. Поэтому я собственно и не заметила, что вместе с трениками дядя Витя прихватил деньги из маминой шкатулки и мой телефон.
Когда я обнаружила пропажу, было уже утро следующего дня. Немного придя в себя, я хотела было перезвонить Алексею, чтобы, наконец, поговорить о произошедшем и объяснить ему, что я с чужими женихами не встречаюсь. Потянула руку за телефоном, но полка, на которую обычно его кладу неожиданно оказалась пуста.
Я сначала и подумать не могла маминого сожителя. Решила, что он где-то дома валяется. Дядя Витя хоть и был странным, но казался вполне приличным человеком. Дошло до меня только после того, как, не найдя в доме телефон, полезла в шкатулку за деньгами, которых там, естественно, не оказалось.