Твои фотографии
Шрифт:
Будь Дженнингс просто плохим журналистом, с ним бы еще можно было общаться. Но тот факт, что он к тому же еще и второсортный писатель, заставлял Мартина краснеть при мысли, что его могут заметить в его компании. Каждый год экземпляр очередного творения Дженнингса оказывался среди почты Мартина, и тогда ему приходилось избегать его общества до тех пор, пока тот не получал свою порцию комплиментов, и можно было надеяться, что он перестал постоянно сворачивать разговор на тему своей новой книги.
Дженнингс писал настолько плохо, что Мартин заставлял его готовить каждый материал на номер раньше,
Дженнингс подвинул крутящийся стул и сел. Сегодня он выглядел необычайно уверенно, и Мартин предположил, что на него свалился какой-нибудь необъяснимый успех, которого в жизни обычно удостаиваются только самые отъявленные посредственности.
— Хорошо выглядишь, — сказал он ему, — в отпуск съездил?
— Пока нет. В конце месяца еду в Казахстан.
— Так почему же ты пришел сегодня?
Дженнингс взглянул на него обиженно.
— Я пришел, чтобы пригласить тебя на обед. Выбери, куда, и я заплачу.
Мартин задумался над его предложением. С одной стороны, ему хотелось развести коллегу на обед в шикарном месте в качестве мести за все те ужасные статьи, которые ему приходилось публиковать. Но тогда возникала опасность встретить кого-нибудь из знакомых.
— Тут есть неподалеку одно тихое местечко. Это ресторан, но в основном там сэндвичи и тому подобное.
Дженнингс пожал плечами.
— Как хочешь.
По дороге в ресторан Мартин размышлял, не обманывает ли он себя, думая, что общается с Дженнингсом, исключительно памятуя о скучном вечере, проведенном с его женой. Если бы не это, он определенно не стал бы так с ним нянчиться, но все же вряд ли полностью исключил бы из круга своих знакомых. Мартин всегда жалел неудачников, может быть, оттого, что чуть было не стал одним из них. До работы в «Форс» Мартин был всего лишь одним из множества суетливых журналистов, чьи звонки так ненавистны редакторам журналов. По телефону он общался неважно, — услышав «нет», прекращал всякие попытки. Ему казалось, что, не проявляя излишней напористости, он производит впечатление человека цельного, и в следующий раз к нему, может быть, отнесутся более внимательно. Но теперь, сидя в кресле редактора, он знал наверняка: если человек не пишет для тебя регулярно, то о нем не очень-то вспоминаешь, а сам он был идиотом, когда-то полагая, что каждый отказ где-то учитывается и прибавляет ему шансов в будущем.
Они вошли в ресторан и сели за столик. Подошел официант и принял заказ. Мартин откинулся в кресле и поинтересовался у Дженнингса:
— Как там Джемайма?
— Ничего, — ответил он, — я сказал ей, что сегодня с тобой встречаюсь.
Мартин кивнул, пытаясь казаться беззаботным.
— Ты там мне никаких материалов не должен?
— Нет.
— Может, хочешь о чем-нибудь написать?
— Да, есть кое-что. Но я собираюсь отправить тебе все по факсу, чтобы ты смог выбрать.
Мартин улыбнулся.
— Так, значит, это просто повод пообщаться?
— Ага. Ты же знаешь, когда работаешь дома, иногда просто зверски не хватает общения.
— А
— Мы же давно договорились, — сказал Дженнингс немного растерянно.
— Правда? О боже, прости, последнее время я такой рассеянный.
Дженнингс посмотрел в сторону.
— Ничего страшного.
Посреди обеда в ресторан вошел Обри — биржевик, приятель Наоми. С ним была странного вида молоденькая девушка-тут Мартину вспомнился неприятный разговор Блейка и Обри про школьниц. Волосы девушки были заплетены в не очень украшавшие ее косички, на ней было зеленое платье и маленькие круглые очки, напоминавшие очки Обри. Дженнингс заметил, что Мартин на что-то отвлекся, и перестал жевать сэндвич.
— Кто-то из редакции?
— Нет. Один мой приятель. Обри, как там его по фамилии.
— Случайно, не Обри Вебстер?
— Может быть. Не знаю его фамилию. Вон он там.
Дженнингс обернулся, пытаясь получше его рассмотреть.
— Точно, это Обри со своей сестрой Анитой.
— Откуда ты их знаешь?
— Я был в Марокко с родителями Обри.
Мартин взглянул на Дженнингса, ожидая дальнейших объяснений. Дженнингс произнес «Марокко», как будто это был Оксфорд или Кембридж, но не мог же Дженнингс учиться в африканском университете! Не мог он быть и ровесником его родителей, хотя и выглядел несколько старше Обри. Может быть, речь идет о каком-нибудь светском или политическом мероприятии, о котором Мартин должен знать? Когда стало понятно, что Дженнингс не собирается ничего объяснять, он спросил:
— Ты что, ездил туда по делам журнала?
— Нет, отнюдь. Давай подойдем, поздороваемся.
Дженнингс кивнул Обри и встал из-за стола. Мартин отвернулся и медленно направился в сторону туалета, пытаясь не попасться Обри на глаза и одновременно увидеть его реакцию на появление Дженнингса. Если он обрадуется, решил Мартин, то можно будет присоединиться к ним, выйдя из туалета. А если Обри занервничает, то лучше прямиком уйти. Потом, вернувшись в редакцию, он позвонит Дженнингсу на мобильный и скажет, что внезапно вспомнил о каком-то неотложном деле.
Для брокера Обри был безупречно вежлив — по крайней мере по сравнению с теми, которых встречал Мартин. Если не считать проскакивавших в его речи залихватских выражений, он вел себя как истинный джентльмен, но даже на расстоянии было видно, что встрече с Дженнингсом он обрадовался искренне. Мартин хотел посмотреть, с каким выражением лица он пожмет ему руку, но оказался у входа в туалет, и кто-то шедший следом закрыл ему обзор. Поэтому он решительно толкнул дверь и направился к ближайшему писсуару.
Выйдя из туалета, он увидел, что Дженнингс стоит, положа руку Обри на плечо, и оба смеются над какой-то шуткой. Решив, что теперь можно подойти, Мартин направился к ним через зал.
Обри был удивлен, увидев его.
— Мартин! Ты тоже здесь обедаешь? А, понятно, вы тут вместе с Ником.
Пораженный тем, что Дженнингс до сих пор не упомянул его в разговоре, Мартин попытался скрыть свое раздражение и бегло кивнул.
— Так глупо, но я совершенно забыл, что вы знакомы. Даже зная, что он пишет для твоего журнала и так далее…