Твои, Отечество, сыны
Шрифт:
Я пытался заняться очередными делами, но мысль все время возвращалась к отряду Сабодаха, к моему молодому другу — Мише Косолапову, к Машеньке из Мышеловки. Где они в эти минуты? Все ли у них в порядке?
Три сельских паренька не знают военного дела, а вдруг они ошиблись, не заметили немецкой охраны в селе и у машин? А сама операция, особенно ее первая часть? Удастся ли бесшумно снять гитлеровский патруль? От этого зависело все дальнейшее…
Я заметил: нервничал и Чернышев. Борисов курил одну папиросу за другой и почему-то все время
Мы все трое думали об одном, но говорить об этом, гадать, строить вслух предположения не приходилось. Мы ждали их возвращения уже с той минуты, когда они ушли.
…События в отряде сначала развивались в соответствии с планом. Через два часа тридцать минут бойцы Сабодаха подошли к селу. Ребята из Гутрова вели их кратчайшей дорогой: они знали здесь каждую кочку. Не потревожив дворовых собак, отряд пересек село и приблизился к школе.
Возле неё, в сторонке от дороги, стояла длинная вереница машин. Вдоль этой темной колонны неторопливо, и равномерно шагали два фашистских автоматчика.
Школа была деревянная, одноэтажная, с шестью окнами и одной дверью. Сабодах шепнул по цепочке, что у каждого окна должны стать по два бойца, пять автоматчиков — у двери. После его сигнала они должны были выбить в окнах стекла и бросить в классы по гранате и толовой шашке, а группа автоматчиков — открыть огонь по внутренней части здания.
Для начала этих распоряжений было достаточно, другие решения могли возникнуть в ходе боя.
Немецкий патруль остановился у головной машины. Гитлеровцы захотели перекурить. Вспыхнул огонек зажигалки, скользнул по вороненому металлу автоматов. Часовые не знали, что это была их последняя затяжка. Коротко блеснула сталь кинжалов, и оба часовых рухнули на землю. Десантники тут же подхватили трупы и уволокли на огород.
Шоферы бросились к машинам. Одна из них сразу же рванулась с места и загромыхала по глубоким выбоинам улицы. Косолапов выбрал машину побольше, с железными бочками в кузове. Он не сомневался, что в этих бочках бензин, и мысленно уже мчался со скоростью в добрую сотню километров. Но события развивались неожиданней и стремительней, чем предполагал Михаил.
Не успел он выехать из колонны, как грянули разрывы гранат и застрочили автоматы. Гитлеровцы были не только в школе. Они заняли и соседние дома, а многие спали в кузовах машин. Теперь они схватились за оружие.
Началось ночное сражение, в котором только бойцы, окружившие школу, первое время могли свободно ориентироваться: остальные десантники отряда вели бой в гуще автоколонны и в соседних дворах.
Не менее чем двум десяткам гитлеровцев удалось высадить рамы окон и спрыгнуть на землю. Ни один из них дальше не ушел. Те, что остались в здании, тоже были уничтожены. Но у колонны схватка закипала все жарче. Уже горело несколько автомобилей. Взорвалась бочка с бензином, и огонь перекинулся на другие грузовики.
Все же Косолапов завел машину и стал выруливать на дорогу. Очередь из автомата ударила по переднему
Автоколонна пылала высоким белым огнем. Гулко взрывались бочки с горючим, и по ветру летели клочья пламени. Хлопали двери соседних домов; фашисты в одном белье выскакивали на улицу и стреляли куда попало. Их косили ручные пулеметы десантников, огонь автоматов, осколки гранат.
А черной промокшей степью мчалась к переднему краю большая, с грузом бензина, машина, с ходу пронеслась среди окопов врага, слетела по крутому склону и затормозила у моста. Шофер Иван Денисенко был наиболее удачлив: он доставил в бригаду ценный трофей.
Отряд старшего лейтенанта Сабодаха не вернулся, как мы рассчитывали, к четырем утра. Он слишком увлекся боем в Гутрово. Мы ждали. Чутко и напряженно молчала степь. Вражеский самолет-наблюдатель кружился в пасмурном небе за боевыми порядками противника.
К утру мы переправились на восточный берег Сейма. Ни одна машина бригады, ни одна повозка не была брошена на западном берегу. Мост снова взлетел на воздух, — шаткое, хрупкое сооружение, которое все же сослужило нам добрую службу.
И снова на старом рубеже мы оставили для прикрытия отряд беззаветных смельчаков, и немцы на этот раз долго прощупывали его силы, прежде чем перейти в атаку. Мы выиграли несколько часов для занятия новой обороны, и отряд прикрытия вскоре присоединился к нам.
А во второй половине дня из батальона капитана Наумова мне сообщили, что группа Сабодаха с боем прорвалась через передний край врага. В короткой схватке она уничтожила до взвода гитлеровцев и захватила пленных. Ее удар из тыла был настолько неожиданным, что немцы почти не оказали сопротивления.
Я только положил трубку телефона, как в еще необжитую землянку мягко, бесшумно спустился старший лейтенант Сабодах. Голова его была забинтована, сквозь бинт проступала кровь. Но он улыбался веселой и радостной улыбкой, и глаза его блестели.
— Разрешите доложить, товарищ полковник… Мы почти полностью уничтожили вражеский гарнизон в Гутрово и вывели из строя около сотни машин противника. Взяты в плен один фашистский офицер и четыре солдата. Захвачена и приведена в расположение бригады грузовая машина-трехтонка, полностью загруженная бочками с горючим. Наши потери: четверо убитых и трое раненых.
В землянку вбежал Борисов; я видел его таким взволнованным впервые.
— Ну, старший лейтенант, — закричал он и крепко обнял Сабодаха за плечи, — это, скажу вам, была настоящая операция! И какого офицера вы привели… Штабника! Он проклинает день, когда родился. И говорит, что вы уничтожили около двухсот фашистских солдат…