Твои потухшие глаза
Шрифт:
– Улыбочку, – вспышка.
– Ты что творишь? – Посмотрев это фото, я даже засмеялся. На этой фотографии у него один глаз был полузакрытый. А я же, как дурак улыбался максимально широко.
– А на тебя неплохо делать компромат, – я продолжил уплетать своё лакомство. На вкус она была такой нежной, пористые шарики растворялись в слюне, а тёртый миндаль придавал необыкновенный вкус. Такого я еще не испытывал. Ещё чуть-чуть и я умру от изобилия этого вкуса. От удовольствия я прикрывал глаза. Весь мир прекращал своё существование. Только я и эта волшебная сладость во рту. Я почувствовал чьё-то дыхание и распахнул глаза.
– У тебя длинноватые
– Это всё потому, что мне было лень стричься, – попытался оправдаться я. Так и было, грубо говоря. Да и маме нравились мои волосы. Она всегда умилялась моим кудряшкам, которые образовывались на кончиках прядей.
Мама… она ведь… сегодня! Нет!
Пытаясь отвлечься от пожирающих изнутри мыслей, я вышел в другую комнату. Судя по обстановке, это был зал. В самом центре висела огромная сверкающая люстра, озаряя светом всю комнату. Вдоль стены, напротив окна, расположилась композиция картин, рамки которых прекрасно сочетались с цветом высокого бордово-коричневого шкафа. Я подошел ближе к нему, чтобы рассмотреть лучше хрустальные игрушки, лежавшие на его полках. Они были прекрасны, изгибы были столь утонченными, приближенными к идеалу, что можно было даже поверить, что они сейчас оживут и начнут убегать, жить своею жизнью. Я взял одну, это был маленький львенок. Он показался мне самым грациозным.
– Положи на место, – резкий и строгий голос моего нового знакомого застал меня врасплох. Я подскочил от удивления, случайно уронив фигурку, в момент, когда пытался вернуть ее на место. Нет! Нет!
– Что ты наделал?! Какого черта ты вообще тут делаешь? – Он пытался собрать осколки. Это же всего лишь фигурка. Вероятно, это был дорогой образец.
– Прости, – я пытался помочь собрать осколки, но поранился, капли багровой жидкости стали медленно перемещаться на чистый паркет.
– Твои извинения это исправят? – Эти слова словно въелись в мой разум.
– Я могу заплатить за новую фигурку, – после этих слов он посмотрел на меня с такой ненавистью, что было понятно, что это не исправить.
– Мне, правда, жаль, – произнес я почти шепотом. Почему я сегодня все порчу? Только сейчас я понял, что с самого начала прятаться от своих проблем в чужой квартире было неправильно.
Аккуратно преодолев маленький коридор, я тихо покинул эту квартиру. Сам виноват во всех своих бедах. Не знаю почему, но я начал бежать просто в неизвестном направлении, подальше от очередной ошибки. Будь сегодня обычный день, я бы не стал обращать внимание на такое мелкое замечание, я бы придумал, как все изменить к лучшему, с общением и решением проблем у меня все было отлично.
Сил бежать больше не было. Понятия не имею, где я оказался. Не знал, что наш город настолько большой. Я сел скамейку в неизвестном мне парке. Веки были настолько тяжелые, что сложно было держать их открытыми. Немного пожалев себя и снова воспроизводя в своей голове все произошедшее, я понял, что надо заканчивать сегодняшний день. Слишком много всего! Слишком много непоправимого. Слишком!
Предыстория. Часть 3
Мама опять заставляет есть эту кашу. За что?
– Опять одним шоколадом питаешься?
– Ты так говоришь, словно это наркотики, – надув губки, бормотал я.
– А ну не перескакивай с темы!
– Ну, мам. Шоколад делают из какао бобов. Бобы – овощи. Сахар делают из сахарной свеклы. Свекла – овощ. Следовательно, шоколад тоже овощ.
Стоп, я это уже говорил. Что происходит? Тот день уже закончился!
– Мам, – я дернул ее за рукав. Она резко повернулась.
Я проснулся от собственного крика, в поту. Слёзы вновь заливали лицо. Все лицо мамы было в осколках стекла, а рука обрублена до мяса. Она повторяла, что это я виноват в ее смерти. Она не переставала мне это повторять. Дрожь по всему телу никак не прекращалась. Вскочив с места, я побежал куда-то, пытался найти знакомое место, чтобы добраться до дома. Я не знаю, почему я снова бежал, не знаю от кого. Просто бежал. Тело было ужасно замерзшим, но я не чувствовал холода. Это чувство не поддается описанию.
Спустя какое-то время, я оказался в знакомом мне районе. Я пытался понять, где примерно нахожусь. Так, до дома добираться примерно час. За короткий, как мне показалось, промежуток времени я преодолел весь путь. Дверь в квартиру была не заперта. Вероятно, когда я убегал, даже не захлопнул ее. Забежав в квартиру, я закрылся на все замки и упал на пол. Мама… Ее образ не покидает моей головы. Я до сих пор не могу осознать, что её больше нет. Не хочу! Это выше моих сил!
А ведь она была права, это я виноват. Я убил своих родителей. Я – убийца! Если бы я не попросил этого никчемного, совершенно ненужного алкоголя, то они бы сейчас были живы. Зачем он мне сдался? Почему у них родился такой ублюдок, как я?
Я долго лежал так, размышлял. Я боялся спать. Образ того сна до сих пор, словно термит проедает дерево, уничтожал мой разум. В какой-то момент мне казалось, что я теряю рассудок.
Я очнулся от того, что уже захлёбывался слезами на холодном полу в пустой тёмной квартире. Опять тот же сон. Про ту самую кашу. Но так, как я не видел тело мамы, мой мозг представил её в другом, более изуродованном образе. Я так и не вставал с пола. Я не мог. Странные мысли заполняли мою голову.
Жизнь. Почему мы должны жить? Чтобы наслаждаться ею? Нет! Разве одинокие, брошенные старики наслаждаются? Разве мать, пашущая, как лошадь на трех работах, чтобы прокормить своих детей, брошенных отцом, наслаждается? А инвалиды? А люди, страдающие всю жизнь от заболеваний? Так для чего мы живём? Чтобы страдать? Так почему бы не прекратить страдания?
Мысли о том, что я виноват в смерти родителей, поглощали меня.
Сегодня приходил кто-то, но я не открывал дверь. Я не вставал со своего места. Два дня ничего не ел.
Через какое-то время я попытался встать. Всё тело затекло. Я выпил стакан воды, съел банан. Меня стошнило. Не могу понять почему вся еда вызывает у меня отвращение. Всё вызывает у меня отвращение.
30 сентября. Сегодня я ревел день напролёт. Я просто не мог остановиться. Плакал до тех пор, пока слёзы не кончились. После того, как меня вырвало еще несколько раз, блевать стало не чем, и я всё-таки решил ещё раз попробовать какую-нибудь еду.
В холодильнике стоял мамин йогурт. Сейчас она должна была сама его есть! Но выбора у меня особо не было. И я начал уплетать эту молочную продукцию. От сильного голода я умял всё за пару минут. Но чувство сытости было недолгим. Через пару минут меня вытошнило вновь. Мой желудок отказывался принимать такую пищу!
Опять тот же сон. Опять те слова. Я больше не выдержу этого, нет. Я не могу слышать и видеть эти крики и слёзы. «Это обычная истерика» – я пытался себя успокоить, но тщетно. От истерики ещё никто не умирал. Никто.