Творцы
Шрифт:
— Вообще ни с одной не переспал?
— Когда отдаешь огонь человеку, потерявшему его из-за тебя, единственное, что тебе хочется — это сдохнуть, а никак не поиметь дешевую шлюху, мнящую себя дорогой.
Ян сам не понял, как подорвался с дивана и со всей силы врезал Дэну по лицу. Дэн свалился со стула, падая, приложился о него затылком и остался валяться на полу.
— Вставай! — зашипел Ян. — Хотел бы ударить еще раз — ударил бы, и плевать, что лежачих не бьют. Зачем ты поперся в Лабиринт Смерти? Решил убиться поизощреннее и ее заодно убить, да?!
— О ней я в тот
Из рассеченной брови по его лицу стекала алая струйка крови, а под глазом намечался огромный фингал. Ян, с каждой секундой кривясь от отвращения все больше, наконец, не выдержал и отвернулся к окну, бросив Дэну:
— Вылечи себя. Смотреть противно. И рассказывай, что вы там накопали на маньяка. Я так понимаю, это Дерек?
— Нет, вот тут Анжелика, к сожалению, скорее всего, права и это кто-то, мечтающий Дерека подставить. Надо бы для начала найти значение этого символа, но выжимка из цикла про охотника на ведьм тоже нужна. Судя по всему, маньяк пытается косплеить Лиама Бэнкса, потому что мертвые модели и впрямь были далеко не безгрешны, и у каждой на шее минимум по одному мертвецу да имеется. Даже у Ингрид.
Ян зажмурился и удрученно покачал головой — мертвые модели здесь и сейчас его не интересовали от слова «совсем». И даже труп черного человека из видения отошел далеко на задний план. Лана — вот, что действительно было важно. Защитить ее. Для начала хотя бы от маньяка.
— Я возьму на себя книги, — подобрав с дивана томик Дэна, сказал он. — Выберу все, что может быть важным, и скину на почту.
— Буду признателен. Я тогда займусь символом.
Дэн поднялся и тряхнул рукой, сбрасывая с руки «Око правды». Одновременно с этим на его лице вспыхнули золотые руны, стирая следы пропущенного удара.
— Если с ней что-нибудь случится, — сказал Ян, рисуя в воздухе руну телепорта, — я тебя убью.
И прежде чем он успел исчезнуть, Дэн горько усмехнулся:
— Не успеешь, я убью себя первым.
Глава 24. Врата
Они шли по брусчатке вдоль пестрых клумб. Погода выдалась превосходная: солнечная, с легкими порывами ветра. Не удивительно — Шамбала никогда не разочаровывала Милу. В Питере такой погоды почти не бывает. Питер — город контрастов и крайностей. Его она тоже любила — малая родина как-никак. Да и творческому настрою питерская атмосфера только способствовала. Мила любила распахнуть летним вечером окна, впустить в комнату теплый воздух, настырные порывы ветра и уличную музыку молодых талантливых ребят, которыми город кишел. Но даже если погода выдавалась дождливая — музыка тяжелых капель, барабанящих по карнизу, радовала ее не меньше.
— Лин Вей разрешил мне отпустить тебя, — обратилась Мила к Мигелю и остановилась, присев на край невысокой изгороди, отделявшей сад камней от тропинки. — Факты указывают на то, что я, скорее всего, была случайной жертвой отравителя, поэтому охранять нужно не меня. Кого — мы еще не выяснили, но ты теперь можешь заниматься своими делами.
— Да мне только в радость, — Мигель подмигнул, и Мила ответила ему смущенной улыбкой.
Между
— Приятно слышать, но у тебя наверняка полно дел. А я не настолько уязвима, как это может показаться. Я, между прочим, выучила несколько новых боевых рун! — гордо отчеканила Мила.
Мигель рассмеялся:
— Рыжий боевой хомячок?
— Почему хомячок? — возмутилась Мила. — Может я кицунэ!
— Кто?
— Ай… — Мила отмахнулась.
«Ничего ты не знаешь, Джон Сноу» чуть не сорвалось у нее с языка, что он точно бы счел легким флиртом, к которому они оба привыкли. Но сегодня Миле не хотелось флиртовать. А может, не хотелось флиртовать с ним. Мигель всегда был ей симпатичен, но кажется, теперь что-то между ними сломалось.
— Если хочешь, — мягко сказал он и присел рядом, — я попрошу охрану в Башне усилить наблюдение за тобой. Там же в коридорах, лифтах и на лестницах везде камеры.
— Вот уж нет! Чего не надо, того не надо, — Мила ответила резче, чем хотела, и тут же пояснила: — Меня и так достало все это внимание. После того, как стало известно, что меня отравили, каждый счел своим долгом поинтересоваться, как я. Такие все приветливые, заботливые… ага… А я-то знаю, что они говорят за спиной, — она потупилась.
— Ты о чем?
Конечно, Мигель не понял. Куда ему догадаться. Он очень милый, но его проблемы крутятся в других областях.
— Я пару раз слышала, как меня называли безродной выскочкой спустя полчаса после того, как мило улыбались мне в глаза и интересовались моими делами.
— Кто это был? — расстроено спросил Мигель.
Мила верила, что он сочувствует искренне, и была ему за это признательна, но вдаваться в подробности не хотела. Она пожала плечами.
— Какая разница. Они ведь отчасти правы. И я не обижаюсь. Просто не люблю фальшивых улыбок.
Какое-то время они молчали. Мигель был потомственным творцом, поэтому у него таких проблем не возникало никогда. Даже если бы он был придурком, его все равно ценили бы больше нее за одну только потомственность. И если бы флирт между ними перерос в нечто большее, то среди творцов обязательно пошли бы слухи, что Мила «очень умная девочка». Замужество с потомственным творцом резко подняло бы ее статус. Они не стали бы считать ее равной, но уже меньше шептались бы за спиной. Многие даже не постеснялись бы сказать ей в глаза, что она все делает правильно. Возможно, это было одной из причин, почему Мила пасовала, когда Мигель делал редкие попытки перевести флирт из области разговоров в область действий.
А теперь — все изменилось еще больше. Она могла признаться себе честно, что Мигель не был тем парнем, которого хотелось видеть, просыпаясь по утрам.
Перед глазами тут же возник образ Яна. Воображение быстро дорисовало картинку: мятая подушка, мягкое одеяло и сонная улыбка на счастливом лице. Мила зажмурилась, изгоняя соблазнительный мираж.
— Что такое? — насторожился Мигель.
Она никогда не умела скрывать эмоции.
— Ничего, — улыбнулась. — Все в порядке, просто… голова болит, — соврала она.