Творец слез
Шрифт:
– Привет, бабуль! Как твои ноги сегодня?
– Хватит болтать. Садитесь! – приказала она строго, и мы послушались.
Я устроилась на заднем сиденье, глядя на нее во все глаза.
– Это Ника, – представила меня Билли, пока ее бабушка трогалась с места.
Я подняла руку, смущенная, и она посмотрела на меня в зеркало заднего вида. От страха не понравиться ей у меня сжалось сердце. Я боялась не оправдать ее ожиданий, какими бы они ни были.
– Привет, дорогая! – ответила она мне ласково, отчего я сразу приободрилась и улыбнулась. Я наконец-то
Билли жила недалеко от школы. Их кондоминиум стоял в спокойном районе рядом с рекой, на такой узкой улочке, что «вранглер» с трудом по ней проезжал.
Мы поднялись по ступенькам, прежде чем оказаться в элегантной прихожей с красными стенами, где стояла латунная подставка для зонтов.
Квартира была маленькая, но уютная. На стенах висело много фотографий и картин, немного кривых и громоздких. Открытые деревянные балки поддерживали потолок, слегка обшарпанный паркет придавал комнате симпатичный вид. Мне у Билли сразу понравилось. По дому разливался запах жаркого, от которого у меня потекли слюнки.
Я наелась досыта и обнаружила, что бабушка Билли за грубоватыми манерами скрывает заботливость и доброту.
Она добилась того, чтобы я взяла второй кусочек пирога, и спросила, давно ли я приехала сюда. Я ответила, что выросла в сиротском приюте, а потом с радостной улыбкой сообщила, что прохожу через процедуру удочерения, и ее глаза наполнились добрым светом. Я рассказала, как мы познакомились с Анной, как увидела ее у лестницы и о нашей прогулке по залитому солнцем саду.
Бабушка слушала меня внимательно, не перебивала. Когда я закончила рассказ, она поднялась, наклонилась над столом и положила мне на тарелку третий кусок пирога.
После обеда Билли повела меня в свою комнату. Прежде чем я зашла, она опустила жалюзи и включила свет.
На стенах зажглась сотня блестящих искорок, и от этого зрелища у меня перехватило дыхание. Огненные змейки чертили на стене лабиринт из фотографий.
– Ой!
Меня ослепила вспышка, я часто заморгала и увидела, как Билли смотрит на меня из-за фотоаппарата.
– У тебя было очень нежное лицо, – засмеялась она, опуская «полароид» и вынимая карточку, которая вылезла из прорези. Билли помахала ею в воздухе, а потом протянула мне.
– Держи!
Я взяла картонный белый квадратик, видя, что на поверхности, как по волшебству, проступает картинка. Я смотрела на себя с мечтательным взглядом и рассеянной улыбкой. Вселенная искорок отражалась в глазах Билли, делая их яркими, как зеркала, полные света.
– Забирай, я тебе ее дарю!
– Правда? – прошептала я, пораженная таким прекрасным подарком, который поймал время и краски мира. Было своего рода чудом держать в ладони фрагмент жизни.
– Конечно, для себя я еще одну сделаю, не беспокойся. Видишь, сколько у меня фотографий? Бабуля подарила мне альбом, в который я могла бы их собирать, но такой порядок не по мне. Видишь? – Билли
– А когда ты полюбила фотографировать? – спросила я, идя вдоль стены, мимо лиц.
– Эта любовь у меня от родителей.
Билли рассказала, что они уже месяц как в отъезде. Родители Билли фотографы, причем довольно известные, они сотрудничали с National Geographic, Lonely Planet и другими популярными изданиями. Они постоянно ездили по миру в поисках экзотических пейзажей и живописных уголков планеты. Часто между командировками они даже не заезжали домой, поэтому бабушка и переехала жить к ним.
– Какая у них интересная работа, Билли! – сказала я ей шепотом, восхищенная красотой запечатленных на фотографиях мест. Я смотрела на ее родителей в горах Большого каньона, у подножия пирамиды майя, в ореоле взлетевших бабочек, внутри древней красной кожаной палатки. – Наверное, ты ими гордишься.
Билли охотно кивнула, рассматривая снимки вместе со мной.
– Иногда мы подолгу не созваниваемся, потому что они попадают в места, где нет мобильной связи. Последний раз мы разговаривали четыре дня назад.
– Они наверняка очень скучают по тебе.
Билли меланхолично смотрела на фотографию, где родители улыбались. Она погладила ее пальцем, и я почувствовала ее тоску, как если бы сама испытывала ее сейчас.
– Однажды я стану фотографом, как они. Уеду вместе с папой и мамой, и здесь будет висеть наша общая фотография, сделанная на фоне какого-нибудь волшебного пейзажа. Так и произойдет. Когда я вырасту, я окажусь с другой стороны блестящей пленки.
Как же здорово! Я улыбалась, возвращаясь домой пешком.
В душе у меня царил абсолютный покой. Я возвращалась домой, пообедав у подруги. Нужно ли что-то еще, чтобы почувствовать себя нормальной и ощутить, что я своя в мире людей? Этого предостаточно.
Я прошла мимо школы. Так необычно видеть пустой тротуар. Вдруг мое внимание привлекло какое-то слабое движение. Я подошла поближе ко входу и увидела человека, стоявшего в дверях ко мне спиной, черные волосы из стороны в сторону колыхал ветер.
Мне показалось, я знаю, кто это.
– Мики! – позвала я.
Она вздрогнула и резко обернулась. Футболка с длинным рукавом, застрявшая между створками двери, затрещала и порвалась на плече. Я широко раскрыла глаза, удержавшись, чтобы не протянуть ей руку. Я с ужасом смотрела на разошедшийся шов.
– Мне очень жаль, – пробормотала я в ужасе.
Мики посмотрела на рукав и от досады цокнула языком.
– Просто замечательно… Моя лучшая футболка… – проворчала она.
Я пыталась сказать что-нибудь утешительное, но не успела: Мики прошла мимо, даже не взглянув на меня.