Творения. Том 2: Стихотворения. Письма. Завещание
Шрифт:
Такой силой и жизнью отличаются в особенности гномические элегии Солона. Вообще же гномические стихотворения, благодаря меткости своих правил, изящной точности и изысканности языка, были особенно драгоценны по своей пригодности для воспитательных целей. Они охотно заучивались юношами и навсегда запечатлевались в их памяти; они пережили в истории литературы многие гениальнейшие произведения классической древности. Даже после диалогов Платона и нравоучительной философии Аристотеля не забыли Фокилида, Солона и Феогнида [339] . «Золотые стихи» Пифагора имели комментаторов еще во времена святого Григория Назианзина. Позднее же потом все подобного рода стихи, как и апофтегмы [340] и притчи в прозе, перешли в нравственные антологии, например Ориона, Стобея [341] , и в различного рода энциклопедии и руководства. После разновременных пересмотров и переделок, они встречаются потом то с печатью христианского мировоззрения в греческой поэме псевдо-Фокилида [342] , в собрании Сивиллиных предсказаний, в мыслях епископа и мученика Нила, то с характером стоической философии – в латинских дистихах Дионисия Катона.
339
Фокилид, Солон, Феогнид – греческие поэты VI в. до н. э., выдающиеся представители
340
Апофтегма, или гнома, афоризм, максима, сентенция, – малая форма дидактической и философской поэзии. – Ред.
341
Стобей Иоанн – византийский компилятор; жил, вероятно, в первые десятилетия VI в. до н. э. Плодом его занятий был объемистый сборник поучений и изречений разных авторов преимущественно нравственного содержания. – Ред.
342
С именем Фокилида (см.: Bergk. Poetae Lyrici Graeci. С. 455–75) до нас дошло большое (приблизительно из 250 гекзаметров) нравоучительное стихотворение « », соединяющее орфическо-гесиодические сентенции с местами из позднейших гномических поэтов и с правилами ветхозаветных дидактических книг; по своему происхождению стихотворение это одними из ученых относится к александрийскому периоду (Иосиф Скалигер, Роде, Берней и др.), другими – к одному из первых четырех веков христианской эры (Брунк, Гайсфорд, Эвальд и др.). Первые под псевдо-Фокилидом разумеют какого-либо просвещенного иудейского автора, который, несмотря на разобщающие отличия национальности, в дидактическом тоне, но мягко и без всякой полемической примеси рекомендовал грекам моральные предписания Ветхого Завета. Последние усматривают в нем какого-либо христианина из образованных греков, жившего к концу IV века и сделавшего попытку, под именем Фокилида, согласить в названной поэме новое учение с изречениями древнегреческих поэтов. (См.: Bode. Geschicte d. Lir. Dichtk. Erst. Th. С. 247.)
Гораздо ближе по композиции, тону и языку к гномам св. Григория Богослова прекрасное гномическое стихотворение « », дошедшее до нас в неполном виде (из 73 гекзаметров) под именем неизвестного поэта Навмахия. В нем автор – по всей вероятности, христианин (см.: Grasse. Gesch. D. Liter. Aegypt. Assyr / Juden, etc. sect. 2, p. 758) – с большим поэтическим искусством выставляет правила для брачных супругов обоего пола; в особенности же подробно останавливается на отношениях жены к мужу.
Из христианских писателей, образовавших свой талант и вкус на художественных образцах древнеклассической литературы, святой Григорий Назианзин первый с успехом воспользовался гномической формой поэзии для выражения христианских идей.
К гномическому роду стихосложения относятся следующие из его стихотворений: 1) [№ 30. «Мысли, писанные одностишиями»]); 2) [№ 31. «Мысли, писанные двустишиями»]); 3) [32. «Двустишия»] и 4) [№ 33. «Мысли, писанные четверостишиями»]; к этой же категории следует причислить и 5) стихотворение под заглавием: « [№ 34. «Определения, слегка начертанные»].
По предметам своего содержания гномические стихотворения святого Григория Богослова так же богаты и обширно разнообразны, как сложна и разнообразна самая жизнь человеческая во всей совокупности ее духовно-нравственных проявлений. Гномы его обнимают, с моральной стороны, жизнь человека во всевозможных отношениях его общественного и домашнего быта, наставляют и нравственно руководят христианина среди самых разнообразных обстоятельств его личного положения, при самых различных условиях его звания и состояния, его пола и возраста. И миряне и монахи, и пастыри и пасомые, и отцы и дети, и замужние и девственницы, и рабы и господа, и бедные и богатые – все одинаково в гномической мудрости поэта-богослова находят каждый по себе и для себя нравоучительное правило, руководственную норму или жизненно-опытный совет, с которыми каждый, в высших религиозно-нравственных интересах своих, должен сообразовать свой образ действий и поведения в том или другом случае жизни. С другой стороны, гномические стихотворения святого отца не лишены и чисто исторического значения для характеристики внутренне-бытовой стороны современной ему эпохи. В своих гномических нравоучениях святой Григорий с особенным успехом пользуется своим любимым методом заключения «от противного»: от внешнего явления – к высшему внутреннему смыслу его, от чувственного – к сверхчувственному, от современного, изменчивого – к вечному, постоянному, от заблуждения, порока – к истине, добродетели. Прием этот сам по себе часто дает святому Григорию случай обрисовывать, правда отрывочными, но метко схваченными, живыми штрихами современные ему недостатки, обличать господствующие предрассудки и пороки. Такая широкая задача всестороннего нравоучения и руководства, всех вообще и каждого в отдельности, только и доступна гномическому стихотворению по самым свойствам его композиции и характера. Не подчиняясь обыкновенному литературному требованию единства содержания, достигаемого строго-последовательным развитием главной мысли и органически тесным отношением частей к своему целому, гномическое стихотворение есть исключительный род словесного произведения, в котором христианский поэт, по широте и разнородности предметов нравоучения, может быть, по апостолу, всем для всех (см.: 1 Кор. 9:22). Пред глазами читателя поэт открывает в своих гномах необозримо широкое поприще человеческой жизни и деятельности. Пестро, как самые явления жизни, проходят пред ним, в живой очередной смене, разнообразные отображения и картины этой жизни. С каждым отдельным стихом выступает какоенибудь новое житейское отношение, получая, под углом зрения христианского поэта, свою особую яркую полосу света, уясняющего внутренний смысл и значение его; в каждом гномическом изречении новая нравоучительная мысль, новое назидательное правило или нравственно-практический совет выводятся из наблюдения над каким-нибудь новым явлением или комбинацией явлений в опыте жизни человеческой и олицетворяются в новых одушевленно-поэтических образах и метафорических формах.
Литературные достоинства гномических стихотворений святого Григория Богослова, обусловливаемые до известной степени самыми внутренними свойствами их содержания и характера, заключаются, между прочим, в этом разнообразии и беспрерывной смене живых образов, сильных и метких сравнений и уподоблений, тонко-прозрачных аллегорий, неожиданных и поразительных антитез. Благодаря этим высоким качествам – совместно содержания с формою, гармонии мысли с образом выражения ее – длинное, примерно в 326 стихов, гномическое стихотворение, представляющее непрерывную цепь моральных наставлений, читается не только без утомляющего однообразия, но и с большим, до конца не ослабевающим подъемом.
Анализ содержания гномических стихотворений (строф) святого Григория Богослова
Всю обширную область гномов, подлежащих нашему вниманию, по трем главным сферам отношения нравственно-практических обязанностей и правил христианского поведения, рекомендуемых моралью их, можно разделить, прежде всего, на три не одинаковые по объему группы: 1) гномы, касающиеся обязанностей христианина в отношении к Богу; 2) в отношении к другим людям («ближним») и 3) в отношении к самому себе.
Гномические строфы святого Григория Богослова, по предмету своему относящиеся к первой из названных трех
Принципом его моральных наставлений рассматриваемой категории гномов служит высочайший принцип христианства: возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем помышлением твоим (Мф. 22:37) [343] Эта «первая и большая заповедь» служит исходным пунктом гномических нравоучений святого Григория.
343
Развивая в одной из своих проповедей это высшее христианское начало, Григорий Богослов говорит: «Если бы у нас кто спросил, что мы чествуем и чему поклоняемся, ответ готов: мы чтим любовь. Ибо, по изречению Святого Духа, Бог наш любовь есть (см.: 1 Ин. 4:8) и наименование сие благоугоднее Богу всякого другого имени» [Слово 23, т. 1. С. 286. Ст. 4].
В гномах его мы читаем: «Бог есть сущность и первая доброта» [344] ; «Прежде всего бойся Бога» [345] etc.; «Оставь весь мир и всякое здешнее бремя, направляй парус в небесную жизнь» [346] ; «Желаю, чтобы ты богател одним Богом, а целый мир почитал всегда наравне с паутинными тканями» [347] ; «Только к Богу одному и Божественному будь безмерно привязан. Бог ближе всегда к призывающим Его. Он Сам жаждет жаждущих Его, непрестанно и щедро источая Себя им. А если кто богаче тебя в другом чем – сноси это равнодушно» [348] «Бога имей началом и концом всякого дела» (' ) [349] .
344
№ 34. «Определения, слегка начертанные». С. 171. Ст. 1.
345
№ 32. «Двустишия». С. 162. Ст. 15. Ср.: Начало премудрости – страх Господень (Притч. 1:7).
Внутренний процесс благотворности страха Божия, как христианского расположения духа, св. Григорий изображает следующим образом в одной из проповедей своих: «Где страх, там соблюдение заповедей; где соблюдение заповедей, там очищение плоти; где очищение плоти, там озарение; озарение же есть исполнение желания для стремящихся к предметам высочайшим, или к Предмету Высочайшему, или к Тому, что выше высокого» [Слово 39. Т. 1. С. 454. Ст. 8].
346
№ 31. «Мысли, писанные двустишиями». С. 162. Ст. 60.
347
Там же. С. 161. Ст. 25.
348
№ 33. «Мысли, писанные четверостишиями». С. 169. Ст. 145.
349
№ 30. «Мысли, писанные одностишиями». С. 159. Ст. 159. Ср. русскую пословицу: «С Бога начинай и Господом кончай» или «Без Бога – не до порога» (Даль В. И. Пословицы русского народа, 1862. С. 6).
Но чтобы богопочитание, во всех видах его проявления, выражающих непосредственное отношение христианина к Богу, с одной стороны, соответствовало своей внутренней высоте и важности и было достойно величия Божия, с другой – чтобы оно было благотворно и спасительно для самого христианства, святой отец внушает в своих моральных сентенциях, как необходимое условие для этого, чистоту и искренность расположения души: «Оскорбительно для веры, – гласит его гном, – не в сердце ее иметь, но поставлять в каком-нибудь цвете. Краску не трудно смыть, а я люблю то, что проникло в глубину» [350] ; «В жертву Богу преимущественно пред всем прочим приноси душу» [351] , etc.; «Непрестанно созидай ум свой в храм Богу, чтобы внутри своего сердца иметь несокрушимую опору – царя» [352] .
350
№ 31. «Мысли, писанные двустишиями». С. 161. Ст. 39–40. Ср. у Гомера: (Илиада IX, 312).
« ’ ' .
(Для меня ненавистен тот, как врата ада, Кто одно скрывает в сердце, а другое говорит).
351
№ 30. «Мысли, писанные одностишиями». С. 160. Ст. 23.
352
№ 31. «Мысли, писанные двустишиями». С. 160. Ст. 5–6.
Некоторые из гномических изречений, относящихся к этой серии христианских наставлений, – поклоняться Богу в духе и истине (Ин. 4:24) и оправдывать веру делами, любопытны с точки зрения характеристики времени святого Григория, когда, как видно, любили больше рассуждать о Боге и религии, чем жить в духе религии и христианской любви к Богу. «Более будь привязан к Богу, чем стой за учение о Боге. Всякое слово можно оспаривать словом, но жизнь чем оспоришь» [353] ; «Возвышайся более жизнию, нежели мыслию. Жизнь может сделать тебя богоподобным, а мысль – довести до великого падения» [354] ; «Благодать дается не тому, кто говорит, но тому, кто хорошо живет» [355] ; «Пусть непрестанно трудится твой ум, напечатлевая в себе божественные мысли и глаголы жизни. А на язык будь скуп, потому что он весьма способен делать вред, и чем скорее движется, тем меньше приносит пользы» [356] .
353
№ 33. «Мысли, писанные четверостишиями». С. 166. Ст. 11–12.
354
Там же. С. 168. Ст. 89–90.
355
Там же. С. 166. Ст. 24.
356
№ 33. «Мысли, писанные четверостишиями». С. 167. Ст. 57–60.
Что касается «скороподвижности» языка в отношении обычая клятвы, то христианские гномы Григория, направленные против этого нравственного недостатка, едва ли менее применимы и к настоящему времени, чем к веку Григория.
«Избегай всякой клятвы. Ты спросишь – чем же уверить других? Словом и жизнью, согласной со словом. К чему тебе призывать в посредники Бога? Сделай, чтобы посредником твоим были твои добрые нравы» [357] ; «Весьма худо и давать клятву, и требовать ее; в обоих случаях оскорбляешь правду» [358] .
357
Там же. С. 170. Ст. 169–172.
358
№ 32. «Двустишия». С. 164. Ст. 77–78; ср. русскую пословицу: «Где клятва, тут и преступление».