Творения. Том 2: Стихотворения. Письма. Завещание
Шрифт:
Для нас разноречивые и противоречивые воззрения на Григория Богослова как поэта имеют, в общем, скорее положительное, чем отрицательное значение, как выражение того несомненного факта, что в лице святого Григория Назианзина критика имеет дело с необыкновенным поэтическим талантом, достойным действительно солидной критической литературы. Мы не прочь даже высказать в виде общего положения замечание, что в случаях, подобных данному, предмет научного исследования всегда выше своей критики, произносящей над ним противоположные приговоры. И примерами подобных случаев богата не одна только, в тесном смысле, литературная история. Если же, например, о святом Григории мы бы поставили темой сочинения вопрос из области, более благоприятной для исследователя, более расчищенной и гладкой – вопрос о Григории Назианзине как проповеднике, – мы и здесь, прямо на большой дороге, в таком капитальном труде, как многотомная «Christliche Kirchengeschichte» Маттия Шрекка, повстречались бы со следующими словами: «В новейшее время, правда, стихотворения Григория предпочитались его речам и проповедям (Man hat sohl gar in den neuern Zeiten die Gedichte des Gregorius seinen Reden und Predigten vorgezogen… etc.). Но хотя последние и не представляют образцовых произведений в своем роде (так как красноречие его не всегда следует тому пути, какой предначертывают природа и искусство, без нужды отступает оно в сторонние или совсем посторонние предметы, гремит, где нужно быть ему только кротким и назидательным, слишком изысканно и остроумно или забывает иногда о своей главной цели), однако все же стихотворениям его уже потому нельзя отдавать предпочтения, что между ними есть много чисто прозаических мест» [820] Выражение «wohl gar» [ «правда»] оттеняет здесь свидетельство церковного историка о предпочтении стихотворений святого Григория проповедям его в смысле факта вовсе небезызвестного и во всяком случае – не исключительного. А не забудем, что Шрекк жил на целых полстолетия раньше автора «Tableau de l'eloquence chretienne au IV-siecle» [ «Очерк критического красноречия»], который свой горячий трактат о святом Григории Богослове заключает словами: «Столь блестящий, столь красивый оратор уступил место мечтательному воздыхателю, но кто же эти искренние звуки воздыханий, изливаемые стихотворениями его, не предпочтет проповедям его?» («L'orateur si brillant, si pare а fait place fu reveur melancolique; mais qui n'aimerait mieux que ses discours quelques uns des soupirs vrais exhales dans ses vers?») (p. 153).
820
Christliche Kirchengeschichte von Johann Matthias Schr"ockh, dreizehnter Theil.S. 443–444.
Равным
Но как в этом последнем, богословском, и в предпоследнем, церковно-проповедническом, отношениях, так и в отношении поэтической деятельности святого Григория Назианзина его влияние на современников и позднейших христианских писателей – влияние внутреннее, нравственно-воспитательное, и внешнее, литературное, – представляет такой несокрушимый базис его заслуг для Церкви, который не пошатнуть усилиям критики, как бы ни были они количественно и качественно велики, и создало ему такой колоссальный памятник христианской славы, который не затенить уже позднейшим векам научно-богословской, ораторской и художественно-христианской производительности.
Литературное влияние поэтических произведений святого Григория сказалось уже весьма рано. Сократ (История Церкви. VI, 8) и Созомен (История Церкви. VIII, 8) единогласно свидетельствуют, что Иоанн Златоуст, только несколькими годами позже святого Григория вступивший на Константинопольскую кафедру, из общераспространенных в то время духовных гимнов выбрал лучшие и предназначил этот сборник для практического употребления среди исповедников православной веры. Шубах не сомневается [821] что в этом свидетельстве историки разумеют гимны святого Григория Богослова, и здесь же замечает: «Еще важнее то, что у смежных сириян стихотворения эти пользовались таким уважением, что перелагались на их наречие; такое versio syriaca содержится в ненапечатанном еще кодексе Ватиканской библиотеки, № CV» [822] . Гренье, говоря о большом влиянии в христианской литературе поэтических произведений святого Григория замечает также что Иоанн Златоуст любил подражать ему; Прокл образовал свой стиль на его произведениях; Иероним был обязан ему самыми прекрасными чертами своими (ses plus beaux traits) [823] . Но особенно сильное и заметное влияние святого Григория, как поэта, отобразилось на блаженном Августине, «Исповедь» которого, по мнению Гренье, написана под живейшим впечатлением поэмы Григория «О жизни своей». Та же идея там, что и здесь, тот же план: автобиографический рассказ начинается с детства, продолжается с одинаковыми деталями о семействе, о первоначальном воспитании, о школьном образовании, время от времени рассказ прерывается благочестивыми размышлениями, молитвами и сердечными излияниями» [824] . Гренье не допускает сомнения в том, что Августин знал стихотворения святого Григория; на Западе, по словам его, известно было все, что издавалось в Церкви Восточной; переводчики и толкователи с живейшим интересом следили здесь за всем, что выходило нового из-под пера греческих авторов. Блаженный Иероним, друг и корреспондент Августина, не только видел и посещал святого Григория Богослова, но называет его прямо своим учителем. Во многих местах, наконец, сочинений своих (например, «Против Юлиана») Августин цитирует Григория с особенным уважением. Возвращаясь опять к «Исповеди», Гренье говорит, что в ней есть страницы, которые до очевидной ясности изобличают влияние святого Григория на автора и подражательность последнего первому. Самым наглядным доказательством такой подражательности, по мнению Гренье, может служить восьмая книга названного сочинения Августина; в ней олицетворенная идея целомудрия выводится на сцену под теми же самыми очаровательными чертами, с какими изображает ее поэтическая кисть святого Григория Назианзина.
821
De b. Patris Gregorii Nazianzeni Theologi carminibus commentatio patrologica, scripsit Matth. Schubach. Confluentibus, 1871. S. 3.
822
Ibid. P. 4. Об этом переложении упоминает Р. Zingerle (Theol. Literaturblatt. V. Reusch. 1866. P. 562). В какое время написано это переложение и все ли до одного стихотворения Григория заключает оно, – Zingerle не показывает. Цит. у Шубаха: ibid.
823
La vie et les po!esies de Saint Gr!egoire de Nazinanze / Grenier. P. 3.
824
Ibid. P. 238.
Весьма видное место занимает имя святого Григория как поэта в христианской гимнологии и в богослужебной поэзии Православной Церкви. Мы не станем распространяться о том, насколько справедлива догадка ученых, к которым у нас примыкает со своим мнением высокопросвещенный автор «Исторического обзора песнопевцев греческой Церкви» [825] что знаменитый гимн «Тебе Бога хвалим» (Te Deum laudamus), приписываемый обыкновенно Амвросию и даже называемый его именем, есть, в сущности, не что иное, как обработка хвалебно-молитвенного гимна (№ 30) святого Григория «?/?????» [ «Песнь Богу»]: «Дай мне воспеть, дай мне восхвалить Тебя, бессмертный Царь и Господь. Тобою – сонмы Ангелов, – Ты засветил солнце» и пр. Но мы не можем не отметить несомненного факта живого и обильного заимствования позднейшими церковными поэтами, Косьмой Маюмским и Иоанном Дамаскином, для богослужебных песен их, из высокопоэтических произведений святого Григория Назианзина. Из проповедей его особенно богаты поэтическими местами, как невольными излияниями светлого восторга, порывами торжественного вдохновения, слова на праздничные дни – на Рождество Христово, на Крещение или на День Светов, на Пасху, на Пятидесятницу, на Новую неделю (или на Антипасху); на св. муч. Маманта; о Маккавеях; о святых мучениках в Неделю всех святых. Слово на Пасху начинается словами: «Вот день воскресения, начало блаженное, просветимся торжеством, обнимем друг друга; скажем – братия» и пр. Мелодия Дамаскина облеклась в слова эти, и составилась одна из стихир пасхальных, оглашающих ныне церковь. В том же слове читаем слова, помещенные в одном из тропарей пасхальных: «Вчера я погребался вместе с Тобою, Христе, теперь встаю вместе с Тобою» и пр. Второе слово святого Назианзина на Пасху оканчивается словами: «О Пасха велия и священная Христе! О мудрость и сила» и пр. Эти слова помещены в последнем тропаре пасхального канона. Слово святого Григория на Рождество Христово начинается так: «Христос раждается, славите; Христос с небес, сретайте; Христос на земле, возноситеся, пойте Господу вся земля» и пр. Это, как очевидно, ирмос известного канона на Рождество Христово, составленного святым Косьмою Маюмским. Далее, в слове святого Григория на Пятидесятницу, читаем следующие слова: «Мы празднуем Пятидесятницу – пришествие Духа, совершение обетования, исполнение надежды. О, как велико это таинство! Как величественно и славно!..» В церковной службе на Пятидесятницу эти слова составляют самую первую стихиру между стихирами вечерними… [826]
825
«Сходство между гимном Григория и гимном Амвросия, – говорит автор здесь, – весьма велико, сходство не только в содержании, но даже в некоторых словах, так что один из них надобно признать подражанием другому. Поелику же св. Григорий писал свои гимны в уединении в 382 году, а гимн Амвросия относится к 386 году и поелику несомненно известно, что св. Амвросий обыкновенно многое заимствовал в свои сочинения из писаний отцов восточных (например, для своего трактата о Святом Духе он занял почти все из книги св. Василия о Духе Святом), то не остается никакого сомнения, что хвалебный гимн Амвросиев есть в собственном смысле гимн греческой Церкви IV века. Судя только по духу Амвросиева гимна Рамбах полагал, что этот гимн заимствован из древних песен греческой Церкви (Рамбах. Antholog. P. 89–91); но если бы он сличил этот гимн с гимном св. Григория Назианзина, то был бы еще ближе к истине» (Исторический обзор песнопевцев Греческой Церкви. Ф. А. Ч., 1864. С. 135).
826
Исторический обзор песнопевцев… Ф. А. Ч., 1864. С. 129–130.
Как с именем каждого крупного авторитета в подлежащем роде художественной или литературной деятельности в позднейшее потомство переходит множество более или менее совершенных и достойных этого имени произведений, с именем св. Григория Богослова как поэта до нас сохранилось много стихотворений гимнологического содержания. Знаменитый католический ученый, кардинал Питра, в своей гимнографии, между прочим, приводит некоторые из отрывочных песнопений в честь Богоматери – нашего Московского кодекса (называя их membranae Mosquenses), приписываемых св. Григорию Богослову, по надписанию над ними: « , , » [ «Стихи св. Григория о Пресвятой Богородице»].
В журнале «Чтение в обществе любителей духовного просвещения» (сентябрь, 1885) напечатаны следующие три ямбические четверостишия из этих песнопений, с переводом их на русский язык:
, ! , .
^.
, ,
.
, · ,
, ,
,, .
' ,
;
' ,
.
Перевод:
Отроковице Чистая, Ты во веки живеши!
Если же молчишь, – сие не странно,
Ибо молчание благоприлично девам.
Но в Тебе еще тем более дыхания, что Ты держишь
Слово Божие,
Хотя живопись Тебя не представляет громко гласящею.
Камень держит землю, земля – колос;
Колос сей есть Питатель душ; Дева – поле,
Ты же, паче всего, созерцая пред собою
Источник воды живыя,
Верный, еси от сего Камени благодать.
Если самых Ангелов изображают бренными красками,
То что необычного написать и Тебя кистию?
Ибо хотя Ты не имеешь ангельских крил,
Но славным естеством Своим вельми превосходишь
всех Ангелов.
С девятого века внимание любителей христианской письменности останавливается на поэтических произведениях святого Григория Назианзина уже с научной любознательностью и интересом. От второй половины IX века дошел до нас весьма ценный комментарий на избранные стихотворения святого Григория, написанный Никитой-Давидом, епископом Пафлагонского города Дадибры (Dadibrae, или Dasybrae). Он называет стихотворения святого Григория « » [ «великие плоды созерцания и богословия»] (с. 131), « » [ «созерцательнейшая и лубомудрственнейшая речь»] (с. 34), а к самому поэту прилагает эпитеты « о » [ «богослов самый блистательный и наисвященнейший»] (с. 119),«о , » [ «богоизбранный, богомудрейший»] (с. 57). С этим комментарием Никиты в издании его (на латинском языке) Эрнестом Дронке [827] соединены схолии, составленные на
827
Комментарий Никиты был издан по частям: одну часть с объяснением шести стихотворений (I–VI) первый издал Давид Гешелий (Hoeschelius, 1591); остальную часть – Эрнест Дронке(Ernestus Dronke. S. Gregozii Naziznzeni carmina selecta… etc. Gottingen, 1840).
Но собственно слава святого Григория как христианского поэта и ценность стихотворений его как классических произведений христианской литературы возвышаются и распространяются со времени появления их в печати, открывшегося знаменитым изданием их в 1504 году Альдом Мануцием. Эстетическо-литературный интерес к стихотворениям святого Григория возрастает с этого времени параллельно с научно-литературной разработкой их; появляется множество изданий, переводов, комментариев – вместе и порознь – гимнов его, исторических поэм, гномических стихотворений, элегий, эпиграмм. Леунклавий своим elogium'ом святому Григорию, в котором (в elogium'е) он, восхищенный поэтическим гением святого отца, предпочитает его знаменитейшим поэтам классической Греции и самому Гомеру, открывает целый ряд славных представителей научной церковно-христианской литературы, которые под неотразимым впечатлением поэтических произведений святого Григория высказали замечательное единодушие в восторженных отзывах о нем. Мы намеренно в начале этого отдела обошли молчанием имена Мореля [828] Муратори [829] , Тиллемона [830] , Цейлера [831] , Дюпена [832] , Вильмена [833] и других ученых, суждения которых [834] о художественно-литературных достоинствах стихотворений святого Григория могли бы произвести на читателя впечатление пристрастного отношения и самих этих ученых к предмету своего удивления, и автора сочинения – к своему делу. Мы убеждены, напротив, что наше дело способно само за себя сказать больше, чем имена о нем, и вместе с этим уверены, что внутреннее христианско-воспитательное значение поэзии святого Григория Назианзина было гораздо сильнее и шире в христианском обществе, чем внешнее выражение его в истории литературы. Ульман, как немец, с чисто немецкой ревностью оберегающий свой Standpunct [ «свою точку зрения»] рамками своей специальности, разобщает христианскую нравственность с поэзией. Мы не согласны с этим воззрением и думаем, что оно противоречит общему мнению или непосредственному сознанию, которое указало религии и поэзии одинаковое стремление к единой цели – к небу. Поэзии приписывает оно благодатную силу восторгать к небу дух человеческий высокими ощущениями, возбуждая их в нем прекрасными идеалами. Если и светская, мирская поэзия способна облагораживать нравы, регулировать страсти и нравственно идеализировать самую жизнь человеческую, то что же сказать о поэзии духовной, поэзии нравственно-религиозной, которая, по самому своему существу, с возвышенными идеями и идеалами своими возносит и ум, и сердце человека к Первообразу красоты, истины и любви? Если уже языческая поэзия, по собственному опытному сознанию святого Григория Назианзина, способна «врачевать скорби», то какое благотворное действие на душу человека может оказывать духовно-христианская поэзия, «захватывающая большую (чем всякий другой род словесного выражения) область внутренней жизни человека и дающая более полное удовлетворение его религиозной алчбе и жажде?» [835] Прекрасно характеризует это внутреннее действие духовно-христианской (лирической) поэзии на душу человека Гердер: «В действии, произведенном христианской религией на нравы мира, участвовало и великое орудие ее, песнь; но и здесь сила небесная нисходит тихо и сокровенно; быть может, ни одна поэзия не оценена во влиянии своем так мало, как эта; а между тем она влияет ведь на лучшую, вернейшую часть человечества, и притом не изредка, а ежедневно, не по случаю какихнибудь безразличных обстоятельств, а, напротив, при самых тяжких бедах, когда именно и нужна такая помощь. Эти святые гимны и псалмы, которым минули тысячелетия и которые при каждом своем действии сохраняют еще всю новизну и силу, как благотворны были они для бедного человечества! С одиноким отшельником они входили в его келью, с утесненным – в его темный уголок, в глубину его злой доли, в его могилу; воспевая их, он забывал труд и печаль; истомленный земным временем скорбный дух окрылялся стремлением в мир небесной радости. Он возвращался потом к земле, укрепившись силой, продолжал трудиться, страдать, терпеть, действовал в тиши и, наконец, побеждал, – что сравнится с плодотворным влиянием подобных песен?» [836]
828
В предисловии к изданию творений св. Григория, вышедшему в 1609 году в Париже.
829
Anecdota Graeca, Petavii, 1709.
830
Memoires pour servir а l'histoire ecclesiastique. Paris, 1703. T. IX. P. 536.
831
Histoire generale des auteurs sacre's par D. R. Ceillier. Paris, 1738. T. VII. P. 149.
832
Nouvelle Biblioth. Des Auteurs eccles. T. II. P. 218.
833
Tableau de l’eloquence chr!etienne au IV siecle. P. 113–153.
834
Например, суждение Цейлера: «Le stile eu est coulant, les expressions pompeuses, les p!ensees sublimes, les comparaisons justes et ench^ass!ees avec art» в вышеприведенной цитате.
В особенности же суждения и отзывы следующих известных в церковно-исторической науке ученых:
Uillemain: «On la appel!e le th!eologien de l’Orient; il faudrait l’appeler surtout le po" ete du christianisme oriental» (Tableau de l’!eloquence chr!etienne au IV siecle. P. 146).
Ioseph Lutz: «Gregor von Nazianz erreicte durch Innigkeit des Gef"uhis, durch lyrischen Schwung seiner Gedichte den Anakreon»… zw. Auft. S. 220).
Nickel и Kehrein: «Gregors Verse sind wahrhaft homerisch voll Zartheit und Leichtigkeit; man findet darin eine Erhabenheit, die ihnen einen Vorzug "uber alle andern Gedichte dieser Art gibt, welche aus der Feder kirchlichen Schriftsteller hervorgegangen sind. Sie w"aren wol w"urdig auf offentlichen Schulen gelesen zu werden» (Literaturgeschichte der Kirchenvater. B. IV. S. 172).
835
А. Вадковский. Православное обозрение. 1881. Ч. 3. С. 86.
836
Каррьер. Искусство в связи с общим развитием культуры. Т. 3. С. 65–66.
Несравненны были, без сомнения, по своему плодотворному влиянию и стихотворения нашего христианского поэта, святого Назианзина, и так как на них лежит печать не только дара, но и Духа Божия, то и эти духовно-поэтические произведения, несмотря на свое полуторатысячелетнее существование, сохраняют всю новизну и силу, как и свое благотворное влияние, и доселе.
Возвращаясь к исходной мысли своего сочинения и кратко формулируя свои убеждения по предмету его, закончим его, воздерживаясь от преувеличенного заключения знаменитого Шлоссера, что «святой Григорий Назианзин своей эпопеей «О жизни своей» сделал ненужным Гомера; своими гимнами, элегиями и ямбами – лириков; своей трагедией о страждущем Христе – древних драматургов» [837] , – вполне справедливыми словами высокопросвещенного автора статьи о стихотворениях святого Григория Назианзина, арх. Порфирия:
837
В прекрасной статье: «Об университетах, учащихся и профессорах греческих во времена Юлиана и Феодосия» ("Uber Universitaten, studirende und Professoren der Griechen zu Juilian's und Theodosius Zeit. Schlosser's und Bercht's Archiv fur Geschichte und Literatur. Bd. I, 1830. S. 253).
«Истины религии христианской имеют сильное влияние на наши души и в том случае, когда излагаются в простоте веры и без всякой искусственности. Но если Григорий Богослов, исполняя свое высокое служение Церкви, не уступал прославленным мирским поэтам в самой художественности изложения христианского учения, то тем безответнее пред Богом все христианские писатели, чем они равнодушнее к поэтическим творениям этого великого отца Церкви» [838] . Ибо творения эти, говоря словами почтенных церковных историков, поистине «достойны были бы чтения в общественных школах» («waren wol wurdig auf offentlichen Schulen gelesen zu werden») [839] .
838
Труды Киевской Духовной Академии. 1863. Т. 1. С. 430.
839
Nickel und Kehrein: Literaturgeschichte der Kirchenvater. B. IV. S. 172.
Инвентарь стихотворений св. Григория Богослова с обозначением размера и числа стихов каждого из них в отдельности
* Надгробное стихотворение «Грамматику Феспесию», опубликованное в издании ТСО, отсутствует в Патрологии Миня и потому в настоящем издании лишено номерного обозначения. – Ред.