Творения

Исповедник Максим

Мы уже разобрали ТР 20, в котором Максим обращается к ещё более эксплицитным, чем у Ареопагита, унитарным формулам отцов. Теперь, прежде, чем перейти к периоду строгого диофелитства, обратимся к тем сочинениям Максима, в которых он наиболее определенно выразил свою приверженность этим унитарным формулам.

ТР7 и 8.

В этих произведениях, датируемых примерно 640–642 гг., Максим уже не толкует фразу «одна воля» из послания папы Гонория (в отличие от ТР 20, где он мог это делать и по чисто апологетическим мотивам), но тем не менее возвращается к выражениям «одна энергия» и «Богомужнее действие». То есть как раз тогда, когда моноэнергизм был, казалось бы, вытеснен с повестки дня антидиофелитством Экфесиса, Максим счел нужным обратиться к выяснению смысла унитарных святоотеческих формул. Похоже, что эта тема интересовала его и безотносительно полемики — в связи с необходимостью правильного, не погрешающего против православного Предания (неотъемлемой частью которого эти формулы являются), исповедания.

Возвращаясь к «Богомужнему действию» Ареопагита (которое он толкует в АтЬ 5 (к Фоме) [1770] , ГР 7 [1771] , ТР 8 [1772] ),

Максим отмечает, что это выражение указывает на единство двух действий во Христе: «[Христос] сплел вместе Свою Божественную и Свою мужнину энергию как не существующие, ни одна из них без другой, но ведомые сращенно друг в друге и друг через друга» (ТР 8, 100D). Уже из этого отрывка, как и из приведенных выше цитат из ТР 20, видно, что Максим в этот период ставит целью утверждение наличия во Христе не только двух энергий, но и их единства. Еще яснее это видно из обсуждения им в ГР 7, и особенно, ТР 8 выражения св. Кирилла Александрийского «единая соприродная энергия».

1770

1056А-106 °C (ed. Janssens 184–296).

1771

84D-85B.

1772

100В—10 .

В ГР 8 мысль разворачивается следующим образом. Первая часть (97D-100A) содержит ожидаемое (в свете известного нам развития событий) отрицание того, что во Христе воля/энергия одна. Обосновывается это тем, что такая воля/энергия могла бы быть либо только человеческой, либо только божественной, либо ипостасной. В любом из этих трех случаев с богословской точки зрения получается абсурд; поэтому обязательно «надо исповедовать две природные энергии и две сущностные энергии одного и того же [Слова]» (100А). Казалось бы, мы встречаем здесь стандартные аргументы, которые потом не раз высказывались, в том числе и самим Максимом, в полемике с моно- фелитством/моноэнергизмом.

Однако тут же, буквально в следующем предложении (100В — С), Максим пишет, что нельзя («да не будет!») ради этого отвергать унитарные выражения богоносных отцов (Кирилла и Дионисия), так как там речь идет о единстве в смысле единения (lb) и всецелой сращенности природных энергий друг с другом.

Наконец, сочетая первое утверждение со вторым и толкуя выражение св. Кирилла Александрийского (единое соприродное действие [1773] ), Максим пишет: «Тот кто не приветствует равно и надлежащим образом оба [т. е. выражения «одна» и «две энергии»], [и таким образом, не] прилагает первые к единению , а вторые к природному различию , впадает либо непременно в разделение, либо, с большой вероятностью, в смешение» (ГР 8, 105 А).

1773

Св. Кирилл использует его в толковании на Евангелие от Иоанна (PG 73 577C-D), говоря об исцелении Христом дочери начальника синагоги. Максим толкует это выражение св. Кирилла в ГР 7 (88 А-89 D) и ТР 8.

Судя по этому высказыванию, Максим обращается к унитарным формулам исходя из необходимости более сильного, чем просто соединение в единой Ипостаси, выражения единства двух природ (и их действий) во Христе. Эта необходимость едва ли могла быть упущена им из виду и в дальнейшем. Поэтому, если учесть, что в произведениях 640–642 гг. он это единство выражал, говоря о всецелой сращеннос– ти и единенности двух энергий, то следует задаться вопросом: что заняло место этого способа выражения тогда, когда в более поздний период полемики, начиная с Диспута с Пирром, Максим совершенно отказался от употребления каких-либо унитарных выражений? Допустив, что он мог встать на позиции жесткого диофелитства, желая выступить единым фронтом с Западом, следует понять, как он при этом обошелся со своим прежним убеждением, что нельзя быть православным, не утверждая единство обоих энергий и/или воль. Или он просто отбросил эту тему, как мешающую полемике? Чтобы разобраться в этом, мы перейдем к ключевым сочинениям следующего этапа, в первую очередь, к Диспуту с Пирром. [1774]

1774

Дошедший до нас его текст, очевидно, не является стенограммой; вероятно, он написан Максимом — возможно, в соавторстве с Пирром — уже после диспута.

Диспут с Пирром.

Исторические обстоятельства этого диспута хорошо известны [1775] : под патронажем префекта Африки Григория, в присутствии африканских епископов и народа в 645 г. состоялся спор между экс — патриархом Константинополя Пирром, который и в изгнании оставался влиятельным лицом (по крайней мере, среди своих [1776] ), одним из столпов монофелитства, и монахом Максимом, который к тому времени стал духовным лидером в борьбе с монофелитством в Африке [1777] . Мы не будем анализировать диспут в подробностях, остановимся лишь на том, что непосредственно связано с вопросом о новом и неизменном в позиции Максима по сравнению с его сочинениями 640–642 гг. и более ранними.

1775

См. напр., предисловие Д. А. Поспелова в: Диспут с Пирром: преподобный Максим Исповедник и христологические споры… С. 112–124.

1776

Папа Феодор обращал внимание занявшего место Пирра Павла на то, что тот и его клир по прежнему называют Пирра «святейшим», и требовал, чтобы Павел канонически отстранил Пирра (см.: Mansi X, 702–708, в частности, 704А и 707С). Поскольку это так и не было сделано, после покаяния Пирра в Риме (646), папа Феодор признал его законным патриархом. Впрочем, вскоре Пирр опять изменил свою позицию, и папа его торжественно анафематствовал.

1777

Об авторитете Максима свидетельствует, в частности, обращение к нему экзарха Африки Петра Сиятельного (см.: ТР 12) по вопросу об именовании Пирра «святейшим». Здесь следует отметить, что кроме обличения Пирра, Максим в этом письме указывает и на возможность для Пирра покаяния, которое должно быть принесено в Риме Римскому папе, что после поражения Пирра в диспуте и произошло.

В том же письме Максим, между прочим, замечает: «Занимается лишь напрасным говорением тот, кто [подобно Пирру] думает, что убеждать следует людей, подобных мне» (ТР 12,144С); т. е. Пирр, наверное, уже тогда стремился вступить в диалог с Максимом. Максим и префект Григорий, видимо, воспользовались этим стремлением Пирра, поэтому вряд ли прав Кулаковский, утверждающий, что «Максим заставил его вступить в публичное состязание» (Кулаковский 2004. Т. III. С. 166). Судя по ходу спора, Пирр шел

на него добровольно, стремясь так или иначе примириться с христианами на Западе. Эта установка — не выяснить истину, а примириться и вернуть себе уважение (а может, и сан) — видна, например, по такому эпизоду Диспута: после спора о волях Максим предлагает Пирру обсудить вопрос об одной энергии, а Пирр заявляет, что это излишне (т. е. что он и так убежден, а значит признает свое поражение), и Максиму приходится уговаривать Пирра, что нужно обсудить и этот вопрос (ЗЗЗС), так как важна истина. То есть Пирр явно торопится «подписать капитуляцию», а Максим стремится ко всестороннему обсуждению ереси, обличению её и выяснению истины. Таким образом, Пирр предстает не убежденным противником, готовым до последнего отстаивать свою веру, а уступчивым и довольно слабым полемистом.

Начнем (следуя ходу Диспута) с опровержения Максимом моно- фелитства. Напомним, что в ТР 20 Максим считал приемлемым (и даже необходимым) выражение «единая воля» папы Гонория, трактуя его как унитарное. Теперь он так же как раньше его принимает (т. е. не подвергает сомнению православность Гонория [1778] ), но утверждает (ссылаясь на толкование аввы Иоанна, секретаря Гонория, изложенное им от имени папы Иоанна IV в письме императору Константину III [1779] ), что под «единой волей» Гонорий имел в виду исключительно человеческую волю Христа, «единой» же ее называл на основании невозможности во Христе противоборства человеческого духа и плоти [1780] . О своем понимании в ТР 20 единства воли Христа как сращен- ности человеческой воли с Божественной Максим теперь не вспоминает.

1778

Как известно, никакого осуждения Гонория на Западе до признания там решений VI Вселенского собора не было. В своих комментариях к русскому переводу Диспута с Пирром, по большей части следующих комментариям к немецкому переводу Гвидо Баузенхарта (Bausenhart G. In allem uns gleich auЯer der Sьnde: Studien zum Beitrag Maximos’ des Bekenners zur altkirchlichen Christologie. Mit einer kommentierten Ьbersetzung der «Disputatio cum Pyrrho». Mainz, 1992), Д. A. Поспелов и Д. E. Афиногенов неверно утверждают, что «Римский собор осудил Гонория как монофелита» (Диспут с Пирром: преподобный Максим Исповедник и христологические споры… С. 270, комм. 96,). У Баузенхарта (S. 268, Anm. 51) сказано: «В январе 641 г. Римский собор осудил монофелитство».

1779

См.: DsP 329А.

1780

Ср.: «Мы говорили применительно к Господу об одной воле не у Божества Его и человечества, но только у человечества» (DsP 329А).

Характерно, что и выражение св. Кирилла Александрийского «единая соприродная энергия», которое он прежде понимал в смысле единения во Христе человеческого действия с Божественным [1781] , Максим понимает теперь иначе, а именно так, что и по Воплощении у Сына осталось Божественное действие единое с Отцом (к которому, правда, прибавилось — но Максим уже не говорит, что «срослось» с ним — человеческое действие) [1782] . Таким образом, Максим фактически отказывается от прежнего своего понимания обоих этих выражений (Гонория и св. Кирилла) как унитарных. Как это объяснить?

1781

См. раздел «Смена позиции» данной главы, посвященный разбору ТР 7 и 8.

1782

См.: 344В-345С.

Обратим внимание на логику Пирра: Христос — один, поэтому и воля у Него (в силу единства Его в качестве Болящего) необходимо должна быть только одна [1783] . Относительно того, как именно образуется эта «одна воля», — как сложная Богочеловеческая (из двух природных) [1784] или еще как-то (мы увидим ниже, что был и другой вариант), — Пирр не склонен спорить.

Максим в ТР 20, говоря об «одной воле», исходил из иной посылки: во Христе осуществилось спасительное для нас обожение человеческой природы, и только в силу этого (а не самого по себе единства Его Ипостаси) — сверхъестественное «единение» («схождение», и даже «сращение») человеческой воли с Божественной. Отсюда понятно, что, говоря об «одной воле», Пирр в Диспуте и Максим в ТР 20 решали разные задачи. Пирру нужно было подчеркнуть единство Ипостаси Христа, Максиму (для которого это единство было просто данностью) — необходимость обожения в силу «сращенности» человеческой воли во Христе с Божественной [1785] .

1783

См. слова Пирра в самом начале Диспута: «Если Христос один, то Он, разумеется и желал как один, а если Он желал как один, то у него, разумеется, одна воля, а не две» (289А).

1784

295В. Этот вариант Максим отвергает как монофизитский.

1785

Следует отметить, что в ходе диспута Пирр ни разу не предложил такое толкование «одной воли», какое предлагал, объясняя в 7Р20 выражение Гонория, сам Максим. Подсказывать же Пирру то толкование выражения «одна воля», которое еще недавно считал правильным, Максим не стал: его задачей в ходе диспута, происходившего в присутствии африканских епископов и префекта, было не выручить еретика, попавшего в трудное положение, а привести того к покаянию в Риме, о необходимости которого для Пирра, если он хочет вернуть себе доброе имя, Максим писал уже в ТР 12. В самом деле, покаяние Пирра, принесенное в Риме, и признание его после этого законным патриархом Константинополя папой Феодором имело серьезные церковно — политические последствия в борьбе с монофелитством (а могло бы иметь еще большие, если бы Пирр сам не отрекся от него).

Однако в Диспуте с Пирром Максим уже не опирается на идею единства воли и/или действия Христа; поэтому следует понять, как теперь он выражает стержневую для своего богословия идею необратимости обожения, содержащуюся в невостребуемой им более метафоре «сращенности».

«Помогает» Максиму выразить эту идею по — новому в Диспуте с Пирром сам Пирр. Потерпев неудачу с предложением понимать «одну волю» как сложную Богочеловеческую, он предложил другое толкование, исходя из непроясненного им понятия единения: «Те люди [авторы Экфесиса] сказали это [т. е. что воля у Христа одна] не по злому умыслу или из какого-нибудь коварства, но желая выявить предельное единение » (DsP 308А).