Творения

Хлебников Велимир

1912

203 . Марина Мнишек

«Пане! Вольны выМеня пленить блестящим разговором,Умом находчивым и спорым,В котором все — днепровская струяИ широко-синие заливы,Но знайте! ЯЕсли и слыву всех польских дев резвейВ мазурке, пляске нежной,В одежде панны белоснежной,То знайте, нет меня трезвей,Когда я имею дело с делом:Я спорю с старцем поседелым».Смотрит ласково, прищурясь, и добавляет:«Я не обещаю и не обольщаю,Но, юноша, заключите свои самые пылкие желаньяВ самую ужасную темницу:Пока я не московская царица,Я говорю вам: до свиданья!»Ей покоренный юноша ей смотрит вследИ хочет самому чуть слышный дать ответ:«Панна!В моих желаньях нет обмана!»Она уходит и платьем белым чуть белеет.Он замысел упорный в мечтах своих лелеет.«Панны! Вы носитесь[На шеях в вас влюбленных паничей],А после жизнью хладной коситесь,И жребий радости ничей.Добро!И я предстану пред тобой,Моих желаний страстною рабой,Одет в венок, багрец и серебро».И вечером того же дня,Когда средь братин и медов,Высоких кубков и роговСобралась братья и родняОбречь часы вечерней лени,Марина села на колениК отцу. Под звуки трубачей,Дворни, шутов и скрипачейРукой седины обнимаетИ пиру радостно внимает.Вся раскрасневшись, дочь прильнулаК усов отцовских сединеИ, в шуме став с ним наедине,Шепнула:«Тату! Тату! Я буду русская царица!»Не верит и смеется,И смотрит ласково на дочку,И тянет старый мед,И шепчет: «Мне сдается,Тебя никто сегодня не поймет!»По-прежнему других спокойны лица.Урсула ^* смотрит просто, кроткоНа них двоих и снова быстрою иголкой,Проворной, быстрою и колкой,На шелке «Вишневецкий ^* » имя шьетКругом шелкового цветочка.Меж тем дворовые девицыПоют про сельские забавы,Трудясь над вычурным нарядомПод взором быстрым Станислава ^* ,Ему отвечая украдкой пылким взглядом.А Мнишек ^* временем вечерним,К словам прислушиваясь дочерним,Как и что ему лепечет,Ей отвечает: «То знает чет и нечет,В твоих словах рассудка нет».Таков был Мнишка дочери ответ.Сечь Запорожская (так сопка извергаетКумир с протянутой рукой)Так самозванцев посылает,Дрожи, соседних стран покой!Соседних стран покой, дрожи,Престол, как путник перед ударом молнии, бежи.Сквозь степи, царства и секирыЛетят восстания кумиры.И звонким гулом оглашаетЕго паденье ту страну,Куда посол сей упадает,Куда несет и смуту и войнуЕго пылающий полет.В старинном дереве свичадо ^* ,Дар князя польского Сапеги ^* ,Невест-прабабушек отрада,Свидетель ласк усталой неги,Залогов быстроглазых ребятишек, —Кого ты не было услада,Кого не заключало в свои бреги!Пред ним стоит Марина Мнишек.Две стройные рукиС

пухом подмышекБлестят, сияньем окруженные,В стекле прекрасном отраженные,Блестят над кружевом рукавным.С усмешкой полуважной, полузабавнойДевица думает о доле самодержавной.Блошанку ^* дева с плеч спускаетИ тушит бледную свечу.И слабо дышит, засыпает,Доступна лунному лучуЗолотокудрой головойИ прочь простертою рукойПод изогнутой простыней.Зарница пышет. Завтра ведро.А мимо окон ходит бодроЕе помолвленный жених,Костер вечерних дум своих.От тополей упали тени,Как черно-синие ступени.Лунным светом серебрим,Ходит юноша по ним,Темной скорбию томим.И мыслит: «Я ей не ровесникМоей породой и судьбой.Военный жребий: ты — кудесник!Мой меч — за царственный разбой!»Много благородства и упрямки ^* В Сапеги старом замке.В озерах нежатся станицыБелокрылых лебедей.И стерегут пруд, как ресницы —Широко раскрытые зеницы,Стада кумирные людей.Там камень с изображением борьбы,С [движением] протянутой рукиСмотрел на темные дубы,За голубые тростники.Уж замысел кровавыйСтал одеваться новой плотью.Уж самозванец мнит себя с державой,Красуясь в призрачной милоти ^* .«Карает провиденье дерзость. Что же?Возмездьем страшным горделивый,Я оценю за плаху ложе,И под мечом судьбы красивый.А вы, толпа седых бояр! —С поклоном низким в пыли серойВы обопретесь на ладони,Когда любима мной без мерыЗаймет престол, молясь Мадонне.Я буду, может быть, убит,Исчезнет имя с самих плит,Убит в дворце великолепном…Убийцей, раньше раболепным.У водопада, где божокС речным конем затеял ссору,Ты снимала сапожок,Одевала ножку скоро.И от взгляда скрывалась за тенью березы…Пускай гудят колокола,Когда [девические] грезыСтанут военные дела.Сему свидетель провидение!»Порой его давит виденье:Косматый конь с брадою мужа,Рысью каменно-гулкой,Стуча копытом по каменным плитам,Протягивал руку,Чтобы прогулкойРассеять их скуку.И мчался после бело-пегий(Кругами расходилась лужа)Из тополевого сада Сапеги.Так на досуге пламенея,В своем решенье каменея,Он ходит, строг и нелюдим,Сам-друг с желанием своим.Стояла ночь. Как полководцы,Стояли тихо тополя.Смотрели в синие колодцыЗвезды, лучами шевеля.И уж приблизился рассвет,И ум готовит свой ответ.Охота. Звон. Как в сказках,На тылах кисти — кречета,И пляшет жеребцов черкасскихУмных кровная чета.Промчалась нежная козуля.Убит матерый был кабан.И годы всем сочла зозуля:Ей дар пророчить дан.И много игр веселых и забавныхЗнал старый князь.Гостей своих в чертогах славныхОн веселил, развеселясь.И говорит: «Сегодня у Потоцкого ночуем.Он дома, он хандрит. Он болен почечуем».И думает Марина:Сам польский король ^* будет саном ее деверь.К ее ногам красивым током,Царицы белого плаща,Упали юг, восток и север.Везде затихнут мятежи,Могучим чувством трепещаИсполнить волю госпожи.Ее удел слепой успех.Она примирит костел с Востоком.И Мнишек молвил: «Он и ты — вы пара.Пусть Божия меня постигнет кара,Если мои имения и рабы,Бочонки с золотом, коврыЕму не будут брошены мостом тяжелымВ его походе за престолом».Гнев разгорелся в старике,И он держак сжал в пястуке ^* .И молвил ксендз: «Полячка, посохДержа в руке, клади свой след в восточных росах.Умеет с запада поройСолнце взойти на послух ^* свой.Покорна вести веры правой,Вернись в костел с своей державой».Покоем полно Тушино.Огни потушены.Храпят ночные табуны,Друзья в час мира и войны.И атаманова подруга,Как месяц ясный, белолика,Бьет оземь звонкою подковойГвоздей серебряного кругаИ мчится в пляске стройна, дика,Красою гордая здоровой.Лишь гремлют песней кашеварыПро Днепр, про Сечу и порог.Очкуром ^* вяжет шароварыВоин дебелый и высок.Бежите, русские, бежите.Быть безоружными дрожите.Худая славаПро царство русское бежит.Повсюду войско Владислава ^* ,И русского ничто уж не дрожит.Война, война… Он в польском шлеме,Латинских латахПовел на битву племяЛюдей суровых и усатых.Литва и Польша, Крым и Сечь,Все, с чьих плечО землю стукал меч,Делили с ними похода время.В Калугу гонит князь коня ^* ,Пронзая смутным взором даль,Там саблей долгою звеня,Сошлися лях, литвин, москаль.То Смута. Годы лихолетья и борьбы,Насильств, походов и вражды.Поутру бой, разбой иль схватка,А вечером удалая присядка.Когда дрожит земля и гнетсяПод шагом шаек полководца,Пирушки и попойки,И жены веселы и бойки.Станицей зорь, пожарищ, зарев,Солнцем ночным висячих маревОтметил путь противник государев.И часто длинными ножами кончался разговор,Кто всея Руси царь — князь Шуйский или вор.И девы русские порой просили братьев заколоть,Рукой осязая трепетное сердце,Не в силах в жизни поборотьПых нестерпимый иноверца.А между тем толпой шиши ^* ,Затаены в лесной глуши,Точили острые ножи.И иногда седой бояринИх оделял сребром и златом,За ревность к Руси благодарен,Сойдя к отшельникам усатым.В шубе овец золоторунныхСтоит избранник деревень.И с дюжиной углов чугунныхВисит в его руке кистень.Любимец жен, в кудрей венце,На вид удалый и здоровый.Рубцы блистали на лице,Предметы зависти суровой.Он стан великих сторожилИ Руси храбростью служил.Из мха и хвои шалашиСкрывали русских палаши.Святая чернь и молодежьТак ополчилася на ложь.Тело одних стесняли вериги,Другие читали старинные книги.На пришельцев негодуя,Здесь обитали они скромно,С работой песни чередуяИ дело делая огромно.И дивно стукались мечи,Порою пламенно звенели,Казалось, в битве бирючиВзывали в тихие свирели.Так, стеснены в пределах косных,Висят мечи на темных соснах.На темных соснах здесь почилаСедая древность.Людей же здесь соединилаК отчизне ревность.Смерть, милостивая смерть! Имей же жалость!Приди утоли ее усталость.Осталась смерть — последнее подобие щита!А сзади год стыда, скитанья, нищета.«Дворяне! Руку на держак!» —Лишь только крикнул Ляпунов ^* ,Русь подняла тесак,Сев на крупы табунов.Давно ль Москва в свои кремлиЕе звала медноглаголым гулом.Давно ль сыны ее землиДружили с буйством и разгулом.Давно ль царицей полумираОна вошла в свою столицу,И сестры месяца — секирыУмели стройно наклониться.Темрюк ^* , самота ^* , нелюдим,Убит соперником своим.Их звала ложь: обычаи страны, заветы матерей —Все-все похерьте.Народ богатырейПусть станет снедью смерти.И опечалилась земля,Завету страшному внемля,И с верховыми табунамиСмешались резвые пехотники.С отчизны верными сынамиЗдесь были воду жечь охотники ^* .Всякий саблею звенит,Смута им надежный щит.Веселые детинушкиНесут на рынок буйную отвагу.Сегодня пьют меды и брагу,А завтра виснут на осинушке.«Мамо! Мне хочется пить!» —«Цить, детка, цить!Ты не холопья отрасль, ты дворянин.Помни: ты царский сын!»Вдруг объята печалью:Отчизне и чужбине чужд,Валуева ^* пищальюУбит мятежный муж.Плачьте, плачьте, дочери Польши!Надежд не стало больше.Под светы молнии узорнойСидела с посохом Марина.Одна, одна в одежде черной,Врагов предвидя торжество,Сидела над обрывом,Где мчатся волны сквозь стремнины.И тихо внемлет божествоЕе роптания порывам.Москвы струя лишь озаритсяНебесных пламеней золой,Марина, русская царица,Острога свод пронзит хулой.«Сыну, мой сыну! Где ты?»Ее глаза мольбой воздеты,И хохот, и безумный крик,И кто-то на полу холодномЛежит в отчаяньи бесплодном.Ключами прогремит старик.Темничный страж, угрюм и важен,Смотрел тогда в одну из скважин.Потом вдруг встанет и несетсяВ мазурке легкокрылой,С кем-то засмеется, улыбнется,Кому-то шепчет: «Милый».Потом вдруг встанет, вся дрожа,Бела, как утром пороша,И шепчет, озираясь: «Разве я не хороша?»Вдруг к стражу обращается, грозна:«Где сын мой? Ты знаешь! — с крупными слезами,С большими черными глазами.—Ты знаешь, знаешь! Расскажи!»И получает краткое в ответ: «Кат зна ^* !»«Послушай, услужи:Ты знаешь, у меня казна.Освободи меня!»Но он уйдет, лицо не изменя.Так погибала медленно в темнице ^* Марина, русская царица.

<1912–1913>

204 . Хаджи-Тархан

Где Волга прянула стрелоюНа хохот моря молодого,Гора Богдо ^* своей чертоюТемнеет взору рыболова.Слово песни кочевое ^* Слуху путника расскажет:Был уронен холм живой,Уронил его святой, —Холм, один пронзивший пажить!А имя, что носит святой,Давно уже краем забыто.Высокий и синий, боками крутой,Приют соколиного мыта ^* !Стоит он, синея травой,Над прадедов славой курган.И подвиг его, и доныне живой,Пропел кочевник-мальчуган.И псов голодающих вторит ей вой.Как скатерть желтая, был голОт бури синей сирый край.По ней верблюд, качаясь, шелИ стрепетов пожары стай.Стоит верблюд, сутул и длинен,Космат, с чернеющим хохлом.Здесь люда нет, здесь край пустынен,Трепещут ястребы крылом.Темнеет степь; вдали хурул ^* Чернеет темной своей кровлей,И город спит, и мир заснул,Устав разгулом и торговлей.Как веет миром и язычествомОт этих дремлющих степей,Божеств морских могил величеством,Будь пьяным, путник, — пой и пей ^* !Табун скакал, лелея гривы,Его вожак шел впереди.Летит как чайка на заливы,Волнуя снежные извивы,Уж исчезающий вдали.Ах, вечный спор горы и Магомета,Кто свят, кто чище и кто лучше.На чьем челе коран завета,Чьи брови гневны, точно тучи.Гора молчит, лаская тишь.Там только голубь сонный несся.Отсель урок: ты сам слетишь,Желая сдвинуть сон утеса.Но звук печально-горловой,Рождая ужас и покой,Несется с каждою зарейКак знак: здесь отдых, путник, стой!И на голубые минаретыПрисядет стриж с землей на лапах,А с ним любви к иным советыИ восковых курений запах.Столбы с челом цветочным РимаВ пустыне были бы красивы.Но, редкой радугой любима,Она в песке хоронит ивы.Другую жизнь узнал тот угол,Где смотрит Африкой Россия ^* ,Изгиб бровей людей где кругол,А отблеск лиц и чист и смугол,Где дышит в башнях Ассирия ^* .Мила, мила нам пугачевщина,Казак с серьгой и темным ухом.Она знакома нам по слухам.Тогда воинственно ножовщинаБоролась с немцем и треухом.Ты видишь город стройный, белый,И вид приволжского кремля?Там кровью полита земля,Там старец брошен престарелый ^* ,Набату страшному внемля.Уже не реют кумачиНад синей влагою гусей.Про смерть и гибель трубачи,Они умчались от людей.И Волги бег забыл привычкуНосить разбойников суда,Священный клич «сарынь на кичку ^* »Здесь не услышать никогда.Но вновь и вновь зеленый валСтаринной жаждой моря выпит,Кольцом осоки закрывалРукав реки морской Египет.В святых дубравах ПрометеяСедые смотрятся олени.В зеркалах моря, сиротея,С селедкой плавают тюлени,Сквозь русских в Индию, в окно ^* ,Возили ружья и зерноКупца суда ^* . Теперь их нет.А внуку враг и божий свет.Лик его помню суровый и бритый,Стада ладей пастуха.Умер уж он; его скрыли уж плиты,Итоги из камня, и грез, и греха.Помню я свет отсыревшей божницы,Там жабы печально резвились!И надпись столетий в камней плащанице ^* !Смущенный, наружу я вышел и вылез,А ласточки бешено в воздухе вилисьУ усыпальницы — предков гробницы.Чалмы зеленые ^* толпойЗдесь бродят в праздник мусульман,Чтоб предсказал клинок скупойКоней отмщенья водопойИ месть гяуру (радость ран),Казани страж — игла Сумбеки ^* ,Там лились слез и крови реки.Там голубь, теменем курчав,Своих друзей опередилИ падал на землю стремглав,Полет на облаке чертил.И, отражен спокойным тазом ^* ,Давал ума досугу разум.Мечеть и храм несет низинаИ видит скорбь в уделе нашемКрасив и дик, зов муэдзинаЗовет народы к новым кашам.С булыжником там беленаНа площади ясной дружила,И башнями стройно стенаИ город и холм окружила ^* .И туча стрел неслась не раз.Невест восстанье ^* было раз.Чу! Слышен плач, и стан княжныНа руках гнется лиходея.Соседи радостью полны,И под водою блещет шея.И помнит точно летописецСии труды на радость злобы,И гибель многих вольных тысяч,И быстро скованные гробы.Настала красная пораВ низовьях мчащегося Ра.Война и меч, вы часто только мячЛаптою занятых морей,И волжская воля, ты отрок удач,Бросая на север мяч гнева полей.«Нас переженят на немках, клянусь!»Восток надел венок из зарев,За честь свою восстала Русь ^* .И, тройку рек копьем ударя,Стоял соперник государя.Заметим кратко: ЛомоносовБыл послан морем Ледовитым,Спасти рожден великороссовБыть родом, разумом забытым.Но что ж! Забыв его венок,Кричим гурьбой: «Падам до ног ^* ».И

в звуках имени Хвалынского ^* Живет доныне смерть Волынского ^* .И скорбь безглавых похоронТаится в песни тех сторон.Ты видишь степь: скрипит телега,Песня лебедя слышна,И живая смерть Олега ^* Вещей юности страшна.С косой двойною бог скота,Кого стада вскормили травы,Стоит печально. Все тщета!Куда ушли столетья славы?Будь неподвижною, севера ось,Как остов небесного судна.В бурю родились, плывем на авось,Смотрим загадочно, грозно и чудно.И светел нам лик в небе брошенных писем,Любим мы ужас, вой смерча и грех.Как знамя мы молодость в бурю возвысим,Рукой огневою начертим мы смех.Ах, мусульмане те же русские,И русским может быть ислам.Милы глаза, немного узкие,Как чуть открытый ставень рам.Что делать мне, мой грешный рот?Уж вы не те, уж я не тот!Казак сдувал с меча пылинку,На лезвие меча дыша,И на убогую былинкуМолилась Индии душа.Когда осаждался тот город рекой,Он с нею боролся мешками с мукой ^* .Запрятав в брови взоры синие,Исполнен спеси и уныния,Верблюд, угрюм, неразговорчив,Стоит, надсмешкой губы скорчив.И, как пустые рукавицы,Хохлы горба его свисают,С деньгой серебряной девицаЕго за повод потрясает.Как много просьб к друзьям встревоженнымВ глазах, торгующих мороженым!Прекрасен в рубищах их вырез.Но здесь когда-то был Озирис.Тот город, он море стерег!И впрямь, он был моря столицей.На Ассирию башен намек,Околицы с сельской станицей.И к белым и ясным ночным облакамВысокий и белый возносится храмС качнувшейся чуть колокольней ^* .Он звал быть земное довольней.В стволах садов, где зреет лох ^* ,Слова любви скрывает мох.Над одинокою гусяной ^* Широкий парус, трепеща,Наполнен свежею моряной,Везет груз воблы и леща.Водой тот город окружен,И в нем имеют общих жен ^* .

1913

205 . Сельская дружба

Как те виденья тихих вод,Что исчезают, лишь я брызну,Как голос чей-то в бедствий год:«Пастушка, встань, спаси отчизну!» ^* Вид спора молний с жизнью мушкиСокрыт в твоих красивых взорах,И перед дланию пастушки,Ворча, реветь умолкнут пушки,И ляжет смирно копий ворох.Так, в пряже таинственной с счастьем и бедами,Прекрасны, смелы и неведомы,Юношей двое явились однажды,С смелыми лицами, взорами жажды.Наутро пришли они, мокрые, в росах,В руке был у каждого липовый посох.То вестники блага — подумал бы каждый.Смелы, зорки, расторопны,В русые кудрей покрытые копны,К труду привычны и охотники,Они просилися в работники.Какой-то пришли они тайной томя,Волнуемы подвигом общим, —На этих приход мы не ропщем.Так голубь порою крылами двумяВ время вечернее мчится и серое.И каждый взглянул на них, сразу им веруя.Но голубь летит все ж единый.Пришли они к нам урожая годиной.Сюда их тропа привела,Два шумных и легких крыла.С того напрасно снят, казалось, шлем:Покрыт хвостом на медной скрепе,Он был бы лучше и свирепей.Он русый стог на плечах несДля слабых просьб и тихих слез.Другой же, кроток, чист и нем,Мечтатель был и ясли грез.Как лих и дик был тот в забрале,И весел голос меж мечей!Иные сны другого ум избрали,Ему был спутником ручей,И он умел в тиши часамиДружить с ночными небесами,Как строк земли иным созвучие,Как одеянье сердцу лучшее.Село их весело приемлет,И сельский круг их сказкам внемлет.Твердят на все спокойно «да!»Не только наши города.Они вошли в семью села,Им сельский быт был дан судьбой.И как два серые крыла —Где был один, там был другой.Друг с другом жизни их сплелись;С иными как-то не сошлись.И все приветствуют их.Умолкли злые языки,Хотя ворчали старики:Тот слишком лих, тот слишком тих.Они прослыли голубки(К природе образы близки),И парубки, хотя раней косились,Но и те угомонились.Не знаю, что тому виною, —Решенье жен совсем иное.Они, наверное, правы.Кто был пред ними наявуОсколком века СвятославаИ грозных слов «Иду на вы», —Пред тем, склонив свою главу,Проходит шумная орава.Так, дикий шорох чуть услышатВ ночном пасущиеся кони,Прядут ушами, робко дышат:Ведь все есть в сумрака законе.Когда сей воин, отцов осколок,Встречался, меряя проселок,На ее быстрый взор спускали полог.Перед другим же, подбоченясь,Смелы, бойки, как новый пенязь ^* ,Играя смело прибауткамиИ смело-радостными шутками,Стояли весело толпой,На смех и дерзость не скупой.Бранили отрока за то,Что, портя облик молодой,Спускался клок волос седойНа мысли строгое чело,Был сирота меж прядей черных.Казнили стаей слов задорныхЗа то, что рано поседел,Храня другой судьбы удел,Что пустяки ему важныИ что ему всегда немного нездоровится,А руки слабы и нежны —Породы знак, гласит пословица.Ходила бойкая молва,Что несправедлив к нему законЗа тайну темную рождения,И что другой судьбы праваНа жизнь, счастье, наслаждениеХранил в душе глубоко он.Хоть отнял имя, дав позор,Но был отец Ивана важенГде-то. То, из каких-то жизни скважин,Все разузнал болтливый взор.Враждуя с правом и тоской,С своей усмешкой удальской,Стаю молний озорницыБросали в чистые зарницы.«Не я, не мы», — кричали те,В безумца, верного мечте,Весною красненький цветок,Зимой холодный лед снежкаПорой оттуда, где платок,Когда летал исподтишка.Позднее с ними примирилисьИ называть их договорились:Наш силач(Пропащая головушка),И наш скрипач,И нам соловушка.Ведь был силен, чьи кудри были русы,А тот на скрипке знал искусы.Был сельский быт совсем особый.В селе том жили хлеборобы.В верстах двенадцатиВоенный жил; ему покой давно был велен:В местах семнадцатиОн был и ранен и прострелен,То верной, то шальною пулей(Они летят, как пчелы в улей).И каждый вечер, вод низами,К горбунье с жгучими глазамиСквозь луга и можжевельникС громкой песней ходил мельник.Идя тропою ивняка,Свою он «Песню Песней» пел,Тогда село наверняка,Смеясь, шептало:«Свой труд окончить он успел».Копыто позже путь топтало.Но осенью, когда пришли морозы,Сверкнули прежние угрозыВ глазах сердитых стариков,Как повесть жизни и грехов,И раздавалось бранное слово.Потом по-старому пошло все снова,Только свадьбы стали чаше,С хмелем ссоры и смятений.Да порой в вечерней чащеЗамечали пляску теней.Но что же?Недолго длилось все и то же,Однажды рев в деревне раздался,Он вырос, рос и на небо взвился.Забилась сторожа доска!В том крике — смертная тоска.Набат? Иль бешеные волки?«Ружье подай мне! Там, на полке».Притвор ^* и ствол поспешно выгнув,В окошко сада быстро прыгнув,Бегут на помощь не трусы.Бог мой! От осаждаюшей толпыОглоблей кто-то отбивался.В руках полена и цепы,Но осажденный не сдавался.За ним толпой односельчане,Забыв свирели и заботы,Труды, обычай и работы,На мясе, квасе и кочанеОбеды скудные прервав,Идут в защиту своих прав.Излишни выстрел и заряд.Слова умы не озарят.На темный бой с красавцем пришлымБегут, размахивающим дышлом.Тогда, кто был лишь грез священник,Сбежал с крыльца семи ступенек.Молва далеко рассказалаОб этом крике: «Не боюсь!»Какая сила их связала,Какое сердце и союз!В его руке высокий шестПолетом страшным засвисталИ круг по небу начертал.Он им по воздуху провел,Он, хищник в стае голубей.Умолкли возгласы: «Убей!»И отступили люди мест,И побежали люди сел.«В тихом омуте-то черт!» —Молвил тот, кто был простерт.Наверно, месяц пролежалБорис, кругом покрытый льдом, —Недуг кончиной угрожал.Он постарел и поседел.Иван, гордясь своим трудом,Сестрою около сидел,И в темный час по вечерам,Скорбна, как будто войдя в храм,Справлялась не одна села красавица,Когда Борис от ран поправится.И он окрепнул наконец,Но вышел слабый, как чернец.Меж тем и сельских людей гневУлегся, явно присмирев.Борис однажды клятву далРеку Остер двенадцать раз,Не отдыхая, переплыть,Указ судьбы его не спас.Он на седьмом погиб. Не плакал, не рыдалИван, но, похоронив, решил уйти.Иных дней жребий темный вынулИ, незамеченный, покинулНас. Не знаю, где решил он жить.Быть может, он успел забытьТот край, как мы его забыли,Забвенью предали пути.Но голубь их скитаний, хром,Отныне сломанным крыломДрожит и бьется, узник пыли.Так тяжко падает на землюСвинцом пронзенный дикий гусь.Но в их сердцах устало внемлюСлова из книги общей: «Русь».

1913

206 . Каменная баба

Старик с извилистою палкойИ очарованная тишь.И, где хохочущей русалкой ^* Над мертвым мамонтом сидишь,Шумит кора старинной ивы,Лепечет сказки по-людски,А девы каменные нивы —Как сказки каменной доски.Вас древняя воздвигла треба ^* .Вы тянетесь от неба и до неба.Они суровы и жестоки,Их бусы — грубаярезьба.И сказок камня о ВостокеНе понимают ястреба.Стоит с улыбкою недвижной,Забытая неведомым отцом,И на груди ее булыжнойБлестит роса серебряным сосцом.Здесь девы скок темноволосойОрла ночного разбудил,Ее развеянные косы,Его молчание удил!И снежной вязью вьются горы,Столетних звуков твердые извивы.И разговору вод заборыУтесов, сверху падших в нивы.Вон дерево кому-то молитсяНа сумрачной поляне.И плачется и волитсяСловами без названий.О, тополь нежный, тополь черный,Любимец свежих вечеров!И этот трепет разговорныйЕго качаемых листов.Сюда идет «пиши-пиши»,Златоволосый и немой.Что надо отроку в тишиНад серебристою молвой?Рыдать, что этот Млечный Путь не мой?«Как много стонет мертвых тысячПод покрывалом свежим праха!И я — последний живописецЗемли неслыханного страха.Я каждый день жду выстрела в себя.За что? За что? Ведь всех любя,Я раньше жил, до этих дней,В степи ковыльной, меж камней».Пришел и сел. Рукой задвинулЛица пылающую книгу.И месяц плачущему сынуДает вечерних звезд ковригу.«Мне много ль надо? ^* Коврига хлебаИ капля молока.Да это небо,Да эти облака!»Люблю и млечных жен, и этих,Что не торопятся цвести.И это я забился в сетяхНа сетке Млечного Пути.Когда краснела кровью ВислаИ покраснел от крови Тисс,Тогда рыдающие числаНад бедным миром пронеслись.И синели крылья бабочки,Точно двух кумирных баб очки.Серо-белая, онаЗдесь стоять осужденаКак пристанище козявок,Без гребня и без булавок,Рукой грубой указавЛюбви каменный устав.Глаза серые доскиГрубы и плоски.И на них мотылекКрылами прилег,Огромный мотылек крылами закрылИ синее небо мелькающих крыл,Кружевом точек берёгВишневой чертой огонек.И каменной бабе огня многоточиеДавало и разум и очи ей.Синели очи и вырос разумВоздушным бродяги указом.Вспыхнула темною ночью солома?Камень кумирный, вставай и играйИгор игрою и грома.Раньше слепец, сторож овец,Смело смотри большим мотыльком,Видящий Млечным Путем.Ведь пели пули в глыб лоб, без злобы, чтобыСбросил оковы гроб мотыльковый, падал в гробы гроб.Гоп! Гоп! В небо прыгай, гроб!Камень, шагай, звезды кружи гопаком.В небо смотри мотыльком.Помни, пока, эти веселые звезды, пламя блистающих звезд, —На голубом сапоге гопакаШляпкою блещущий гвоздь.Более радуг в цвета!Бурного лёта лета!Дева степей уж не та!

10 марта 1919

207 . Лесная тоска

Вила

Пали вои полевыеНа речную тишину,Полевая в поле вою,Полевую пою волю,Умоляю и молю такВолшебство ночной поры,Мышек ласковых малюток,Рощи вещие миры:Позови меня, лесную,Над водой тебе блесну я,Из травы сниму копытце ^* ,Зажгу в косах небеса яИ, могучая, босая,Побегу к реке купаться.

Лешак

Твои губы — брови тетерева,Твои косы — полночь падает,О тебе все лето реву,Но ничто, ничто не радует.Светлых рыбок вместо денегТы возьмешь с речного дна,В острых зубках, как вареник,Вдруг исчезнула одна:Без сметаны она вкусна,Хрупко бьется на зубах.На стене сырой, где клятва,Я слезами стены вымою,Где ручьями сырость капает,Над призраком из сырости,Словам любви, любимая,Тогда ужель не вырасти —Булавка нацарапает.

<Вила>

Ты это, ветер, ты?Верю, ветер любит не о чемГрустить неучем,После петь путьМоих ветреных утренних пят,Давать им лапти легких песен,А песен опасен путь.Мой мальчик шаловливый и мятежный,Твои таинственные нитиЛюблю ловить рукою нежной,Ковры обманчивых событий.Что скажешь ты?

Ветер

На обрыве, где гвоздика,Возле лодки, возле весел,Озорной, босой и весел,Где косматому холопуСтражу вверила халупа,Парень неводом частым отрезал,Вырезав жезел,Русалке-беглянке пути.Как билась русалка, страдая!Сутки бьется она в cетке,Где течения излом,Вместе с славкой ястребиной,Желтоокой и рябой.Рыбак, он силой чар ужасныхБогиню в невод изловилИ на руках ее прекрасныхВеревки грубой узлы вил.

Вила

Беру в свидетели потомство^*И отдаленную звезду,С злодеем порвано знакомство,На помощь девушке бегу.

Ветер

Что же, волосы развеяв,По дороге чародеевПобеги меж темных елей.Ах, Вила, Вила!Ты простодушьем удивилаМеня, присяжного лгуна,Не думал я, что сразуПоверишь ты рассказу.Разве есть тебя резвейВ сердце простодушном,Каждой выдумке послушной?

Русалка

Зачем ты обманул?

Ветер

А без проказ совсем уснул,И злые шалости — моя свобода.

Старик

Как черный ветер, колыхаетсяИз красных углей ожерелье.Она поет и усмехается,Костер ночной — ее веселье.Она поет, идет и грезит,Стан мошек волосом разит.Как луч, по хвойным веткам лезетИ тихо к месяцу скользит.То в сумраке себя ночном купает,То в облаке ночном исчезла,То молчаливо выступаетВ дыму малинового жезла.Она то молнией нагойБлеснет одна в дуброве черной,То белодымною ногойТворит обряд упорный.

Русалка

Всюду тени те,Меня тян<е>те!Только помните —Здесь пути не те,Здесь потонете!Жмурился вечер,Жмуря большие глаза,Спрячась в озерах во сне голубых.Тогда я держала в руках голубей,Сидя на ветке шершавой и старой,И опрокинутой глыбойКосы веселийВисели.В осине осеннейТо было.

<Лешак>

Час досады, час досуга,Час видений и ведуний,Час пустыни, час пестуний.Чтоб пышней, длинней и далееЗолотые косы дали ей.Виноваты вы не в этом,Вы греховны тем, что нынчеОбещались птицы звонче:«Полотенцем моей грезыВетру вытру его слезы».Ветер — ветреный изменник,Не венок ему, а веник.Вы помните, страстничал вечерГромадами томных,Расширенных глаз над озером.