Твой дом
Шрифт:
– Проходите, – сказал он.
Но Елена, Вера и Геннадий продолжали стоять у двери.
– Нам нужно писателя Птахова, – смущенно сказала Елена, предполагая, что незнакомец ослышался.
– Я Птахов, – сказал он и повторил: – Проходите, пожалуйста.
Они вошли в большую комнату. На середине, на светлом ковре, стоял круглый стол, на нем ваза с большим букетом садовых цветов, около нее прямо на скатерти лежали яблоки, необыкновенно большие и румяные. Вокруг стола были мягкие кресла, и у стены такой же диван. Дверь в другую комнату была открыта, и оттуда виднелся край письменного стола.
Птахов,
Елена, Вера и Геннадий смущенно сели на край дивана и с любопытством осматривали Птахова. Ничего, решительно ничего необыкновенного не было во внешности этого человека: рост небольшой, фигура худощавая, движения быстрые, нервные, глаза серые, неспокойные. Десятки и сотни таких людей ежедневно встречали ребята на улицах города. Совсем не таким представлял себе Сафронов этого крупнейшего писателя.
– Я вас слушаю, – сказал Птахов.
– Мы… вы… – начала Вера и смутилась.
– Вы, очевидно, учащиеся? – помог ей Птахов.
– Да, мы учащиеся семнадцатой женской школы.
Птахов улыбнулся, глаза его весело блеснули, как у озорника-мальчишки.
– И вы тоже? – спросил он Сафронова.
– Нет. – Сафронов покраснел и откровенно признался: – Мне просто хотелось увидеть вас.
– А вам не просто? – с той же улыбкой спросил Птахов девочек.
– Мы хотели пригласить вас к себе в школу, – сказала Вера. – Пожалуйста, не откажите нам в этом.
В соседней комнате зазвонил телефон. Птахов поспешно вскочил и направился туда.
– Да, Птахов. Москва? Я слушаю… Москва! Москва! Кто говорит? Здравствуйте, Федор Васильевич! Во Францию? Я знаю, я же телеграфировал вам. Послезавтра вылетаю в Москву и для Франции готов буду в тот же день.
Елена многозначительно взглянула на Веру.
– Едет во Францию, – шепнул Сафронов.
Птахов долго молчал, видимо, слушал, что говорили ему из Москвы.
– Хорошо. Всего доброго, Федор Васильевич, – сказал он и положил трубку.
Он повернулся и снова сел в кресло. Его серая шляпа была сдвинута на затылок и открывала большой умный лоб, изрезанный глубокими складками.
– Так вы приглашаете меня в семнадцатую школу? А знаете ли вы, что я собирался туда сегодня вечером и без приглашения? Когда-то в этой школе я учился…
– Мы знаем, – сказали Вера и Елена. Им хотелось шумно обрадоваться. Но они продолжали чинно сидеть на краешке дивана.
– Что же, давайте соберемся сегодня в семь.
Елена вскочила и срывающимся от радости голосом сказала:
– Большое спасибо вам, Петр Алексеевич! Вот обрадуются девочки!
Вера и Сафронов тоже встали. Поднялся и Птахов.
– Подождите, – сказал он, – я еще не угостил вас яблоками. – Он взял со стола три самых больших яблока и протянул их до крайности смутившимся гостям.
– Эти плоды волшебные. Кто вкусит их, тот пристрастится к литературе и будет получать только пятерки, – пошутил он.
Птахов проводил гостей до лестницы и, как старый знакомый, помахал рукой. Ребята вышли из гостиницы оживленные и счастливые. Елена с наслаждением откусила яблоко, и ей показалось, что она ничего подобного не ела.
– Очень вкусно, – сказала она.
Вера тоже начала есть яблоко, а Сафронов задумчиво шел позади девочек с яблоком
…Птахов намеренно пришел в школу раньше намеченного срока. Он разделся на учительской вешалке и, никому не докладываясь, медленно пошел по коридору. Его обуревали самые разнообразные чувства… С тех пор как он вышел из этого здания, прошло двадцать лет. Школа изменилась, стала чище, светлее, вход теперь с другой стороны, вестибюль увеличен за счет класса. Какого класса? Птахов теперь уже не помнил. Он остановился у окна и оглядел коридор. Шли уроки, школа безмолвствовала. Нередко и тогда, двадцать лет назад, он стоял у этого окна и слушал тишину коридора. Он посмотрел в окно. Когда-то за окном был сад. Птахов вспомнил, что там, на скамейке под тополем, любила сидеть стройная девушка с косами. Он так ярко представил себе ее милое, светлое лицо… Так ярко, что сердце отозвалось болью…
Птахов тихо пошел по коридору, ступая на носки, чтобы не разносился по зданию гул от его шагов. Он поднялся по лестнице наверх. Лестница была новая, широкая, светлая. Так же на носках, в задумчивости он прошел через весь коридор и остановился у последнего класса с надписью «9-Б». «Вот здесь», – подумал он, и ему захотелось заглянуть в класс. Он потянул к себе дверь, она бесшумно приоткрылась. В щель была видна доска, испещренная белыми цифрами. У доски, спиной к двери, стояла невысокая учительница в черном костюме.
– Все ясно? – громко сказала она. – Теперь я буду спрашивать.
Ее голос, движения напомнили Птахову его учительницу математики Марину Николаевну. Учительница повернулась лицом к двери. Птахов быстро отпрянул. Это была Марина Николаевна, постаревшая, но до удивления такая же. Ему вспомнилось, какое значение в его жизни имела эта женщина, как воспитывала она в нем силу воли, энергию, любовь к труду, честность. Вспомнилось, как он любил забираться в маленькую комнатку около школьной вышки, забитую всяким хламом, и сам с собою обсуждать свои поступки. Там однажды захватила его сторожиха и притащила в учительскую, считая, что мальчишка прятал что-то или стащил. В учительской была Марина Николаевна. Она отпустила сторожиху и спросила ученика, что он делал в маленькой комнате.
– Вы все равно не поверите, если я скажу вам правду, – ответил Птахов.
– Так что же? – спокойно осведомилась учительница, не разуверяя его.
И Птахов честно рассказал ей, что уходил от школьного шума, чтобы побыть одному. Марина Николаевна улыбнулась, посмотрела на него хорошими, просветлевшими глазами и сказала:
– Ну вот, я верю!
И этот совсем незначительный случай почему-то на всю жизнь запомнился Петру Птахову…
Он отошел от двери девятого класса «Б» и в прежней задумчивости пошел по лестнице наверх. Он без труда разыскал вход в комнатку. Только дверь показалась ему меньше, чем прежде. Он толкнул ее рукой, и она открылась с тихим скрипом. И будто не прошло двадцати долгих лет. Так же стояли здесь принесенные на ремонт парты, скамьи, столы, по-прежнему из маленького окна проникал скупой свет. Птахов с волнением огляделся и сел на пыльную скамью, подперев рукой голову. Вскоре он услышал звонок, затем послышались осторожные шаги, и в дверь заглянула женщина в белом платке на голове.