Твой первый - единственный
Шрифт:
– Хорошо, когда у тебя есть время?
– Никогда, – и пусть мой ответ прозвучал легко, внутри не было ни капли легкости и уверенности. Да, в памяти до сих пор отчетливо жила та сцена, осознание, что Маргарита Романова для Вити ничего не значила. Я убеждала себя, пыталась навсегда вычеркнуть первую любовь из сердца. Но как же тяжело это сделать, когда напротив тебя стоит человек с этой до ужаса родной, пусть и без толики радости, улыбкой.
– Да ладно? Уверена? – с усмешкой ответил Шестаков.
– Уверена, – произнесла и двинулась к дверям ресторана.
– Посмотрим, – кинул он мне
Забежав в комнату для персонала, я стянула с себя пальто, обнаружив, что руки у меня дрожат. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы вернуть самообладание. Вот зачем он приехал? О чем еще нам говорить? Разве мы все не выяснили? Ему явно было хорошо, а я… я очутилась в аду, с трудом выбралась наружу, и то спасибо Димке, иначе не знаю, наверное, утонула бы в собственной печали и безнадеге.
Переодевшись в форму и поправив волосы, я вышла в зал, кивнула Олесе, которая уже стояла с идеальной осанкой у входа. Она ожидала приезда каких-то важных гостей, которых в этот раз мне обслуживать не разрешили. Обычно Марина Анатольевна ставила в вип-зал меня или Алину Баранову, мы в ее глазах, вроде как, были лучшими официантками. Но после того скандала со Ждановым я плавно перекочевала в черный список на увольнение. Странно, конечно, что пока начальница ограничивалась лишь угрозами.
Марину Анатольевну сотрудники не особо любили, а кое-кто за глаза даже называл стервой. Да и сводились все к тому, что этот ресторан девушка получила незаслуженно, наверное, поэтому так неумело им управляла. В отличие от других заведений в нашем районе, «ДаВинчи» никогда не бывал забит посетителями, а богатые клиенты заглядывали к нам разве что разок в неделю, в лучшем случае. В остальное время ресторан практически пустовал. Хотя сама Марина Анатольевна была убеждена – дела идут замечательно.
– Кто сегодня наши гости? – спросила я, подходя к Олесе.
– Не знаю, – ответила она, продолжая прожигать взглядом коридор. Послышался скрип, видимо, дверь открылась, затем тяжелые шаги. Администратор напряглась, растянув губы в приветливой улыбке. Однако на пороге внезапно появился Витя. Теперь уже и я напряглась.
– Добрый день, – пролепетала Олеся. – Могу я вас проводить за столик? Вы будете один?
– Добрый, – холодно отозвался Шестаков, не сводя с меня своих пронзительных глаз. Его щеки отливали румянцем, а губы немного потрескались, так, если бы он долго был на морозе. – Я сяду вон там, – указал Витя на крайний столик у окна, затем снова взглянул на меня. – И эта девушка пусть принесет мне меню и горячий чай.
– Но за тем столиком… – постаралась возразить Олеся, пока я слушала оглушительный стук сердца. Зачем он сюда пришел, ну зачем? На мою работу, которой несмотря ни на что я все-таки пока дорожу. Мне и так тяжело было находиться с Шестаковым рядом, совладать с собой, с чувствами, что яростно рвались наружу.
– Я могу уйти, если у вас какие-то проблемы с обслуживанием, – все таким же непоколебимым тоном говорил Витя. И я уже заранее знала ответ администратора, потому что клиенту перечить нельзя, даже если тот столик я никогда не обслуживала.
– Что вы! – улыбнулась Олеся. – Маргарита вас с радостью примет. Принеси чай и меню, – обратилась
Глава 14 - Рита
– Что у вас тут есть вкусного? – спросил Шестаков, когда я подошла к нему с меню.
– Ничего, – буркнула, желая, чтобы парень поскорей убрался. Это моя работа, а не шоу по заявкам. Чего он добивается, не понимаю?..
– Серьезно? Так все плохо с кухней? Напишу плохой отзыв, что уж, – Витя снова посмотрел на меня, да с такой жадностью, будто изголодавшийся волк, который встретил на дороге белого зайца. Я почувствовала, как начинаю краснеть, как учащается пульс и кислорода становится все меньше.
– В округе полно заведений с высоким рейтингом, – почти прошептала себе под нос. Нам нельзя было вести себя подобным образом с клиентами. Что бы Витя не делал и не говорил, он клиент «ДаВинчи», и я должна была обслужить его должным образом.
– Слушай, на улице очень холодно, я жду тебя здесь с ранья. Если заболею, это будет на твоей совести, – уже более мягко произнес Шестаков.
– Горячий салат с говядиной, – сдалась я, скорее, из жалости, а вдруг, действительно, заболеет.
– Отлично, тогда я возьму его и чай горячий, зеленый. Чай можно сразу.
– Хоро… – хотела было сказать я, но тут за спиной послышались шаги. Оглянувшись, я сжала в руках блокнотик – в холле появился Жданов. Его черные лаковые туфли сверкали больше обычного, а звук их каблуков, разносился противным эхом по полупустому помещению.
Мужчина шел в компании еще двух человек, они о чем-то громко говорили, но увидев меня, Жданов замолчал. Мне сделалось не по себе. После той дурацкой попойки, а иначе я никак не могу назвать их посиделки, и моей пощечины, товарищ с большим кошельком не заглядывал в «ДаВинчи». Сначала я даже думала, ему стало стыдно за то, что перебрал и полез нагло распускать руки, однако когда Марина Анатольевна устроила скандал, едва не кидаясь в меня бумажками, поняла – клиенту плевать на границы, для него их попросту не существует.
Не сказать, что я боялась появления Жданова, в любом случае, меня бы не допустили обслуживать его столик после всего. Однако “уважаемый” гость мог запросто надавить на мою начальницу, потребовав увольнения неугодной официантки. Марина Анатольевна в этом плане очень тряслась за репутацию ресторана, хотя о нас и не ходили лестные отзывы. Как минимум, из-за цен на блюда, а как максимум – людей, посещающих это заведение, в самом деле, было ничтожно мало. Оценивать изыски попросту некому.
– Прошу! – долетел до меня звонкий голос Олеси, она повела гостей в противоположный угол зала.
– Что с тобой? – спросил вдруг Витя. Видимо, мне не удалось скрыть свою растерянность, и она отразилась на лице.
– Думаю, какой чай вам подать, – съязвила, затем развернулась и направилась в сторону кухни. Затылок опалил жар, словно туда положили горячую грелку. И уже возле дверей, не выдержав, я все-таки оглянулась, ловя на себе взгляд Шестакова. Было странно ощущать это волнение под ребрами, дрожь в коленках и румянец, покрывающий щеки. Давно со мной подобного не происходило, с того самого дня, с проклятого выпускного.